Петров, к доске! Книга вторая
Шрифт:
Во-вторых… В смысле, погиб? Вернее, это я, как раз, готов принять. Мне, собственно говоря, именно такую версию всю жизнь озвучивали. Но… Почему Никита в прошлом варианте моей жизни сказал, будто батя сидит в тюрьме? Не может же такого быть, что тогда он чувствовал себя нормально, а теперь вдруг — нет. Я вернулся не в далёкое прошлое. На факт жизни или смерти отца мое возвращение никак повлиять не могло. Сбрехал, что ли, Ромов тогда, в электричке? Вот, блин, мудак!
— Иван и Андрей оба оказались…
Отец Никиты замолчал. Такое чувство, будто он подбирал слова,
— Что ты знаешь о событиях в Афганистане? — Спросил вдруг Ромов-старший.
— Все. — С ходу ответил я, но тут же, мысленно ответил себе крепкаю оплеуху.
Ну какое «все»? Сейчас 1985 год, многие уже понимают правду о присутствии наших войск в этой чудной стране, но при этом официально, конечно, информация не особо доступна. А тут я такой молодец. Мне тринадцать, я знаю все.
— Понятно. — Невесело усмехнулся товарищ инженер.
Хотя, совершенно неясно, что ему там понятно. Наверное, решил, мое «все» подразумевает семейные разговоры или обсуждения с друзьями.
— Иван и Андрей были одними из первых, кто там оказался. Решение о вводе наших войск приняли быстро. Естественно, потребовались определённые специалисты. В том числе, так как все необходимое доставляли на территорию Афганистана военно-транспортными самолётами, нужны были профессионалы уровня твоего отца и Андрея. Местность, условия, вся ситуация в целом… Ваня с Андрюхой не сомневались ни минуты, хотя… Их и не особо спрашивали, честно говоря.
— Подождите…
Я поднял руку, как на уроке, чтоб привлечь внимание Ромова-старшего. Он по-прежнему стоял возле окна, только теперь лицом ко мне. Но говорил словно сам с собой, погрузившись в личные, внутренние переживания.
— Вы сказали, Ваня с Андреем. Андрей — Наташкин дядя, насколько я понимаю. И еще, насколько я понимаю, он у нее один. Буквально недавно мы разговаривали с Деевой, она сказала, что дядя здесь, живой, помогает матери…То есть, он жив.
— Я и не утверждал обратного. — Пожал плечами отец Никиты. — Жив, конечно… Хотел бы сказать, слава богу, но, извини, не скажу. Сейчас-то легко помогать сестре, быть хорошим человеком. Я бы очень хотел, чтоб Рая знала правду. Но… Это причинит ей боль. Очень сильную боль. Да и Василия Петровича жаль. Боюсь, он точно не выдержит… Возраст, сердце больное… Старается выглядеть, конечно, бодрым, но… Я его когда устраивал в Москве в больницу…
— Стоп! — Я, будто ветрянная мельница, замахал уже обеими конечностями.
Скорость повествования, как и его глубина, начали напоминать круговорот, от которого у меня сейчас башка взорвется.
Возможно, надо было как-то более тактично попросить поставить на паузу столь увлекательный радиоспектакль, потому что резкость моего высказывания явно нарушала возрастную субординацию, но сейчас не до любезностей.
Того и гляди, мои «друзья» кинутся на поиски пропавшего Петрова. Я, конечно, слышу, их громкие голоса еще звучат со стороны кухни, и Деева что-то снова требует переделать, то ли чай, то ли угощение. Минут пять назад как раз возмущалась. Но держать Никиту и Рыкову в кухне вечно она
А мы с товарищем инженером еще не только до случившегося с отцом не добрались, мы зачем-то в Наташкино семейство полезли. И говорит, между прочим, товарищ инженер о них так странно… Василий Петрович… Это кто вообще?
Только задал мысленно вопрос, сразу перед глазами встал образ жизнерадостного деда, которому мы с водой помогали. Что, собственно говоря, и привело к госпитализации бедного сантехника. Так. Ладно. Это понятно. Но откуда дедуля всплыл в рассказе?
И вот в этот момент меня прямо как обухом по голове долбануло.
— Вы были женаты два раза… — Произнёс я очень медленно, выдавая слова с маленькими паузами.
Просто попутно в моей голове формировалась версия, которая на первый взгляд казалась совершенно идиотской, но с другой стороны… Я умер в 2024 году во время военных учений с братьями-бедорусами. А сейчас сижу в 1985 напротив мужчины, являющегося отцом парня, вражда с которым погубит моих товарищей. Соответственно, любые другие идиотские ситуации не выглядят такими уж идиотскими на фоне моей истории.
— В первом браке у вас появился старший сын. А потом, раз вы эту семью называете первой, случился и второй брак. Но… Ваши слова… Первый брак, в который я вернулся… То есть, сходили во вторую семью, пожили там и сбежали обратно. Видимо, в Москву? Да?
Ромов-старший молча смотрел на меня. Однако при этом опровергать ход моих мыслей не торопился.
— А второй брак? Вы уж извините, что я тут личные вопросы задаю, но… Есть у меня такое ощущение, что как-то ваше «личное» связано с нашим общественным. Я заметил, как вы смотрите на Наташку… Вас прямо поддергивает в ее присутствии, хотя очень хорошо скрываете свою реакцию на Дееву. А еще я заметил, как Наташка реагирует на вас. И там, знаете, точно не большая, человеческая любовь…Я, конечно, дико извиняюсь, но не могли бы вы уточнить, кем вам приходится эта девочка?
— Дочь я его.
Меня, честно говоря, от неожиданности буквально подкинуло на месте. Впрочем, Ромова-старшего тоже.
Мы оба так увлеклись своими разговорами, что совершенно не заметили, как в комнате нас стало трое.
Просто Наташка замерла на пороге, приоткрыв дверь пошире. Внутрь войти она не успела. Однако, судя по всему, часть разговора вполне прекрасно слышала. А именно — мои рассуждения. В руке девчонка держала какую-то вазочку. Видимо, ее отправили гонцом, чтоб найти меня или спросить что-то у товарища инженера. Не знаю. Да это сейчас и неважно.
Смотрела Наташка на отца Никиты с таким выражением лица… Мне кажется, если бы не воспитание, которое у девчонки все-таки имеется, она бы эту вазочку запустила в башку Ромову-старшему.
— Наташа… — На выдохе произнёс товарищ инженер.
Он явно хотел сказать что-то трогательное и волнующее. При этом, сам Ромов выглядел растерянным, но удивлённым. Он будто прибалдел от осведомлённости Деевой.
— Лучше бы ты умер. — Резко заявила Наташка, сделав акцент на «ты».
А потом вообще крутанулась на месте и выскочила в коридор.