Певец Волги Д. В. Садовников
Шрифт:
— Третий год за невестой ездит.
— В каку сторону?
— За Царем-Девицей. Третий год ездит и сужену себе не достанет; тебя крепко желает и на тебя больно серчает: А! только бы он подъявился — живого съем! — А поди-ка выдь во чисто поле во дикую степь, а возьми-ка подзорную трубу, а не едет ли Карка-богатырь? Если с радостью едет, вперед его ясен сокол летит, а если печальный едет, над ним черный ворон вьется.
Поглядел Иван-царевич в подзорную трубу, увидал Карку-богатыря, и над его главой черный ворон вьется. Вот и
— Несчастный едет.
— Ну, — говорит баушка, — куды же мне тебя деть? Он едет сердитый.
Отпирает кладоушочку и запирает замком.
— А вот, — говорит, — тут ляг, полежи. Я перва его водочкой угощу и про тебя расскажу.
Явился Карка-богатырь, говорит мамыньке:
— А пожалуй-ка, мамынька, испить!
Наливала ему баушка чарочку бражки; он чарочку выпивал и пьян не бывал.
— А да-ка, мамынька, еще!
А другую выпивал, на весел позывал. Спрашивает его мамынька:
— А де сужена, сынок, твоя?
— Измучил, мамынька, себя.
— А если бы Иван-царевич приехал?
— А вот было бы мне хорошо: достал бы я себе Царя-Девицу, не один, а с ним, и научил бы его, как достать ему Марью-Красу, Черну Косу!
Баушка и говорит:
— А чай бы его сейчас ту не тронул?
— Ох, ты мамынька моя! Кабы он сейчас был у меня, за руки бы его принимал и в сахарные уста бы целовал!
Сударыня его матушка и говорит:
— А он здесь, сыночек, спит в кладоушечке.
Вот Карка обрадовался, сам в кладовую собирался; за руки его принимает, за дубовый стол сажает, чаем-водкой угощает. И сказал Карка-богатырь:
— Ох, ты брат Иван-царевич, а я только про тебя слышал, как ты родился и в зыбочке катаешься!
Иван-царевич и говорит:
— Я не в зыбочке катаюсь, а на доброем коне по дикой степе помыкаюсь. Я не привык в царстве царствовать, я привык по дикой степе летать и больше себе горя увидать.
— А что ты, Иван-царевич, на добром коне по дикой степе помыкаешься, чего ты себе розыскивашь?
— А вот что, — говорит Иван-царевич, — за тридевять земель, в тридесятом царстве есть Марья-Краса, Черная Коса; мне хочется ее достать и за себя замуж взять.
Карка-богатырь и говорит:
— Мудрено ее взять, а надо один раз умирать, тело и кости по дикой степе раскидать.
— Ох, брат любезный, Карка-богатырь, убытку не принять, так в торговыем деле и барыша не видать; а если нам, богатырям, по вольному свету не полытать, да хорошей суженой не поискать — это нам не честь, не хвала, чтобы мы по вольному свету не лытали, чтобы нужды себе не видали.
— Ну, — говорит Карка, — эту сказку, Иван-царевич, бросим, а еще нову начнем.
Тут начиналась сказка, начиналась побаска от сивки и от бурки, и от курицы виноходки, от зимняка поросенка наступчатого. Вот поросенок наступает, сказывальщика с дерьма сбивает; вот сказывальщик, он был Недорода, сел класть на дорогу, где свинья шла.
Карка-богатырь
— Ну да, брат, пошутил да и будет. А спроси-ка гуся не зябут ли ноги? Я третий год езжу за своей нареченной невестой. Айда-ка помоги, да послушай, что я расскажу: у моей-то невесте сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы. Да еще, брат, у моей-то невесте сорок деушек; они сидят в комнате; у кажней деушки сорок булавочек, а ох-то, как булавочкой-то ткнет, и солдат-то на бой готов. Я буду солдат-то бить, а ты будешь кузнецов-то рубить; я буду невесту любить, а ты деушек бить.
Иван-Царевич и говорит:
— Умру, брат, с тобой! — Сели да и поехали.
Приехали в Новодевиченское царство к Царю-Девице.
— Ты, брат Иван-царевич, близко не ходи, а по комнатам ходи, деушек руби, да кузнецов-то губи и близко ко мне не подходи!
Вот да они и поехали, а вот скоро они и приехали. Начали силушку рубить, красных деушек душить и Царь-Девицу в плен брать. Не пиво нам было варить, не вина нам тут было курить, а дорого Царицу-Девку взять. Кузнецов-то погубили, красных деушек порубили. Царь-то Девицу в плен взяли.
Карка-богатырь ее взял и туго к сердцу прижал и отправились они с ней домой. Хватился Карка-богатырь, что с ним Ивана-царевича нет.
— Ох, — говорит, — мамынька, я его знать убил!
А Иван-царевич и говорит:
— О да, брат, я здеся!
Они тут пили, гуляли, веселились.
— Ну-ка, Иван-царевич, дава-ка выпьем по третьей. Я пью, гуляю, веселюсь и тятьки с мамкой не боюсь!
— Ох да, Карка-богатырь, головушка болит, больно мочи нет.
И чаю не воскушат и водки не принимат.
— Положи ты меня на воздух, на самый легкий!
Думает себе Иван-царевич:
— Что мне Карка-богатырь рад или не рад? Дай я себе нарочно захвораю.
И сделался болен, не может ног таскать. Карка-богатырь ходит за ним, как за малым детищем; вынес его во зеленый сад, положил на тесовую кровать, где бы можно его было ветром обдувать.
Лежит Иван-царевич в саду на кровати; прилетает к нему его большого брата первая жена, сидит в саду, подняла ногу:
— Ох да, не попробавши товар да бросил меня!
Иван-царевич прицелился из ружья, хлоп раз и попал ей в правый глаз. Она и улетела.
— Ну, Карка-богатырь, — говорит Иван-царевич, — благодарю тебя: приспокоил ты меня хворого.
Немножечко время продолжало Иван-царевич и говорит:
— Ох, брат, давай-ка, выпьем зелена вина!
Карка-богатырь больно обрадовался, сам за вином сбегал, водкой, чаем угощает и словами улещает.
— Ох, ты брат ты мой любезный, как с устатку чуешь в себе здоровье?
— А вот же, слава богу, старого по старому, а вновь ничего. Долго я здесь с тобой, Карка-богатырь, прогулял, путь свою дороженьку потерял. Что я задумал нужно делать и куды нужно надо ехать.