Пейзажи этого края. Том 1
Шрифт:
…Дело это прошлое и давнее. Тогда еще жива была мать Ильхама. В год, когда Ильхаму было шесть лет, на праздник жертвоприношения Курбан-байрам, в такой важный день, мама торжественно надела ему на голову праздничную шапочку, вышитую своими руками за много ночей и вечеров мелким красивым цветным узором. В новой шапочке и в старой рубахе из грубого полотна, волоча по земле твердые как железо и холодные калоши из невыделанной кожи, он вышел на улицу и пошел в начало села. Кто-то из детей играл вареными яйцами: стукались – чье разобьется, тот и проиграл – но у него не было вареного яйца; кто-то, привязав коньки прямо поверх обуви, катался по замерзшей дороге –
– На, скушай!
Ильхам медленно убрал руку за спину, не решаясь принять угощение. Кутлукжан вложил конфету в его ладошку, приговаривая:
– Ну, кушай же, чего боишься?
Ильхам поглядел на конфету, потом по сторонам, потом – на соседа. Кутлукжан кивал и приветливо улыбался. Тогда Ильхам медленно засунул конфету в рот, сказал спасибо и уж повернулся, чтобы уйти – но снова был схвачен за плечо.
– А деньги? Братишка, ну ты и смешной! Съел, сказал спасибо – и пошел? Вот здорово! Я что, угощение тут для всех накрыл? Ха-ха!
Ильхам испугался:
– Но у меня нет денег! Вы же сказали мне – ешь!
– Если не ты, то кто же съест это? – Кутлукжан вытаращил глаза. – Ты же раздавил эту конфету! Как же я продам раздавленную конфету кому-то другому? Кто же мне за это заплатит? Ну ладно, я сделаю тебе скидку…
– Брат! Ты же знаешь, у меня совсем нет денег…
– Нет денег – так зачем сюда пришел? Когда что-то продают и покупают – платят деньги, родные отец и мать покупают – и платят. Ладно, принесешь из дома четыре яйца…
– У нас нет кур…
– Не изворачивайся! – Кутлукжан рывком притянул к себе Ильхама. Тот байский отпрыск, что забросил ему окурок, воодушевился: «Бей! Бей его! Дай этому нищему!» Ильхам задрожал. А Кутлукжан поднял руку – Ильхам подумал, что для удара, но Кутлукжан, помедлив, сорвал с него вышитую шапочку и сунул себе за пазуху.
– Неси деньги! А шапочка останется в залог.
Когда Ильхам оказался с голой головой у всех на виду, дети вокруг расхохотались. Это очень стыдно – быть на людях с непокрытой головой; как некоторые народы считают, что неприлично входить к кому-то в дом в головном уборе, точно так же у уйгуров не принято ходить с непокрытыми волосами или выставлять напоказ бритую голову
Много воды утекло с тех пор. Кутлукжан потом был старшим работником у толстопузого Махмуда; после Освобождения стал активистом, членом партии, кадровым работником. Сейчас вспомнилась эта мелочь из прошлого – но чем она поможет делу?
Прозвище Кутлукжана было Утиный хвост – уйгуры имеют в виду, что утка выходит сухой из воды; такое прозвище намекает, что этот-де человек из любой ситуации выйдет без ущерба для себя; конечно, прозвище не очень-то хорошее, но что тут скажешь – ведь это всего лишь прозвище.
Днем, перед «Максимовым», Кутлукжан ведь занял четкую позицию, верно? Да, все верно: он строит дом, доказывая тем самым, что ничуть не колеблется. Очень убедительно.
Ильхам постарался сосредоточиться. Кутлукжан тем временем продолжал свой доклад – речь его лилась ровным потоком, не прерываясь ни на минуту; он уже перешел к теме капитального строительства и рассуждал о том, что, наверное, стоит в большой коммуне построить баскетбольную площадку, о том, что крышу комнаты заседаний ячейки непременно надо покрыть еще одним слоем глины, чтобы не протекала… И наконец подвел итоги:
– Если коротко, то вот такие предложения у меня. Итак, мы должны усердно трудиться, и не просто усердно трудиться, а втройне усердно трудиться, надо приложить все свои усилия, и чтобы эти усилия были самые энергичные, чтобы нам хорошо поработать… Ну а теперь – какие у вас будут предложения?
Ильхам, ты только приехал, ощущения у тебя острее. Дауд, ты в большой бригаде устраиваешь мастерские, это рядом с дорогой, там многое можно увидеть. Мумин-брат, ты у нас самый старший, и к тому же весь день разъезжаешь, каждый арык осматриваешь – ты что-нибудь заметил? Ночной смене на поливе – выдавать компенсацию по нормативам, согласны? Санир, ты у нас женщина, женщины – это половина человечества, прекрасная, так сказать, половина… – Кутлукжан всем кивал, подбадривал.
Санир устала слушать; она невольно звучно зевнула и тут же поспешила прикрыть рот уголком повязанного платка.
Дауд поднял голову, откашлялся и спросил:
– Секретарь, для чего мы сегодня проводим собрание ячейки?
Этот вопрос нарушил унылую атмосферу, нагнанную перескоками Кутлукжана с одного на другое.
– Обсуждаем рабочие вопросы! – парировал Кутлукжан и насторожился.
– Обсуждаем – какие рабочие вопросы? Крыть крышу глиной или не крыть? Если надо, то крыть. Об этом мы говорили на ячейке уже много раз.
– Правда? – усмехнулся Кутлукжан. – Ну что ж, может быть, может быть. Мы, сельские кадровые работники, не особенно культурные, не записываем все аккуратно в книжечку. О чем вспомнится – о том и говорим. Раз не сделано до сих пор, так оно и вспоминается постоянно, а то бы и не вспоминал, выбросил бы из памяти…
– Я говорю, что такие собрания ничего не решают. – Дауд не смягчился от полусерьезного тона ответа и продолжал говорить строго.
– Ну, тогда ты скажи, как надо их проводить, – Кутлукжан напрягся.
– Собрание по рабочим вопросам надо проводить на одну тему, центральную, говорить сначала об одном, потом о другом, – пояснил Мумин.
– Хорошо, скажите тогда – что у нас «центральное», что надо разбирать в первую очередь?
– Я так скажу: сейчас главное – побороть порочный стиль и нездоровое влияние, в том числе и некоторых наших, здешних… – сказал Дауд. – «Больше всего сейчас влияет на всю нашу работу порочный стиль в работе. Этот порочный ветер дует к нам извне, из других мест, но есть и наши здешние плохие люди, которые это подхватывают…»