Пейзажи этого края. Том 1
Шрифт:
– Да, хочу вас поздравить, – продолжал Ильхам. – Вы живете дружно, ваша жизнь озарена сиянием солнца, вы живете на богатой, обильной и прекрасной родной земле. Человек, верный своей Родине, не боится невзгод и трудностей. Дильнара, а где же чай? Ленька, доставай свою гармонь, давайте вместе споем…
…И вот зазвучала гармонь; сначала тихонько, пробуя ноты, но постепенно окреп и усилился ее голос, заполнил все вокруг. Сначала негромко подпевал один Ильхам, а потом потихоньку зазвучал и второй голос, и третий – и запели хором.
Глаза Дильнары понемногу оживились; Ленька повеселел. А песня все набирала силу…
– Ленька и Дильнара, желаю вам счастья! – Ильхам, уходя, взял их обоих за руки. – Желаю счастья вашему ребенку, который скоро появится на свет! Но
– Я? Плечом к плечу? – засомневался Ленька.
– Конечно. Русский народ – тоже часть нашей великой многонациональной Родины. Еще увидимся, Ленька! Ты сегодня на мельнице в ночь?
– То есть вы ему, значит – верите? Партия – верит ему? – с сомнением спросила Дильнара.
Ильхам улыбнулся.
– Главное, чтобы вы сами верили в себя. Если вы ничего плохого не сделали – вам нечего стыдиться и нечего бояться!
Ильхам уже сделал несколько шагов, когда Ленька догнал его и сказал:
– Спасибо!
– Не за что.
– Я… Есть еще два дела, я хотел сказать… – промямлил Ленька. – Сегодня днем Малихан выбрала время, когда Дильнары не было, и зашла. Она рассчитала, что у меня теперь никого из здешних не будет, вот и пришла без опаски. Она сказала: Ильхам вернулся, это значит, что в Урумчи и по всей стране все заводы закрываются…
– Как это она так быстро узнала, что я вернулся? Она разве не больна, не сидит дома?
– Ну, этого я не знаю. Она сказала, что без Советского Союза китайская экономика развалится. И еще сказала, что мне теперь здесь опасно, что и Дильнаре никто доверять не будет, поэтому любыми путями надо уходить «туда». И лучше забрать с собой всю семью Ясина…
– Вот же старая ведьма! То, что ты сказал, очень важно. Если мы организуем критику Малихан, ты сможешь на собрании обличить ее?
– Но я никогда не выступал на собрании…
– Ну вот и научишься, хорошо? Но это – одно дело, а какое второе?
– Да нет… ничего такого, – замялся Ленька. – Я это… просто хотел сказать, что этот Мулатов к Малихан тоже заходил, а что там и зачем – этого я не знаю.
– И все?
– Да, только это.
Судя по всему, про «второе дело» Ленька говорить передумал. Разве он не сказал про себя, что «не дурак» и соображает, что к чему? Из-за этого «не дурак» он иногда поступает неправильно. Не надо было торопить. Получается не быстрее, а наоборот. Если бы не предложил выступить на собрании, то он, может, и рассказал бы про это свое «второе дело». Ильхама он не видел три года, только что встретились после долгого перерыва – надо ли было так напирать на него? Ну, уж в такое бурное время живем!
– Ну ладно.
Ильхам вышел. Проходя мимо дома Ульхан, он заметил жену Кутлукжана, толстую Пашахан, выходящую из ворот.
– Сестра Пашахан! Ходили навестить сестру Ульхан?
– А, я? Да. То есть хотела взять у нее кое-что, ну и заодно… – обычно искусная в речах Пашахан, похоже, растерялась.
– Ну и как там наша сестра Ульхан?
– Все хорошо… То есть не очень…
Ильхам внимательно посмотрел на Пашахан. Сегодня вечером собрание, так что зайти проведать Ульхан он не успеет…
Глава четвертая
Почему Кутлукжан стал секретарем вместо Лисиди? Почему Жаим не хочет быть бригадиром, а Муса ведет себя так нагло и беззастенчиво? Почему этот Майсум, начальник отдела, в прошлом году приезжавший проверять работу Лисиди, вдруг за одну ночь стал советским эмигрантом? Почему Леньку арестовали, отпустили, но до сих пор не хотят признать невиновным? Почему Малихан приходила к нему «вести работу»? Почему Ленька хотел сказать про «второе дело», но не сказал? Почему Пашахан вышла от Ульхан в таком смятении? Почему Кутлукжан в коммуне перед Чжао Чжихэном
Почему эти двое в высоких ботинках – муж и жена – вызывают такое неприятие у Тайвайку, а с Кутлукжаном, наоборот, так хорошо поладили?..
На собрании ячейки большой бригады Ильхам не переставал думать об этих вещах; еще и суток не прошло, как он вернулся, он еще даже не приступил к работе, а в голове крутилось столько вопросов.
В партийной ячейке Патриотической большой бригады было пять человек. Кроме Кутлукжана и Лисиди в нее входили еще Дауд, Мумин и Санир. Дауд был кузнецом, работал с железом уже несколько десятков лет, так что у него даже кожа почернела, и пахло от него всегда окалиной. Его крепкие мускулистые руки тоже были словно из железа выкованы. Мумин – член ирригационного комитета большой бригады, седой уже, но крепкий и бодрый. Санир – начальница Девятой бригады и председатель женского комитета большой бригады, прямая и за словом в карман не полезет, с охрипшим голосом. Этим вечером Лисиди не было, но с Ильхамом вместе было как раз пятеро. В комнате для заседаний ячейки Кутлукжан сидел на единственном стуле со спинкой и вел собрание; на рабочем столе перед ним горела переносная лампа, поэтому его лицо было освещено снизу и выглядело строгим, даже, пожалуй, мрачным. Ильхам, Дауд и Мумин втроем поместились на длинной скамейке. Санир, не привыкшая сидеть высоко, нашла кусок доски и скрестив ноги уселась на полу, ниже, чем остальные. Председательствовавший Кутлукжан держал длительную речь. В начале ее он поприветствовал вернувшегося в родные края и вливающегося в работу большой бригады Ильхама. Затем сообщил мнение парткома коммуны относительно отмены «комендантского часа».
Вообще-то он еще в обед сообщил об этом, и все уже знали, но сейчас повторял на собрании, чтобы соблюсти формальность. Потом он стал говорить о текущей работе: не надо слушать сплетен и верить всякой ерунде, надо усиливать политическую учебу, надо продолжать усердно читать газеты, надо все внимание направить на полевые работы по озимой пшенице и кукурузе, надо внимательно относиться к использованию химических удобрений. Дойдя до распределения химических удобрений в этом году, он привел цифры; указал на то, что некоторые идеологически отсталые и консервативные люди до сих пор с сомнением относятся к использованию химических удобрений. Надо организовать полив, для дежурящих на поливе в ночную смену надо предоставить соответствующую помощь (масло, мясо, мука). Так много надо сделать, однако до сих пор в отдельных бригадах показатель выхода на работы еще невысокий; а в некоторых бригадах члены коммуны выходят на работу поздно, а уходят рано. В основном это идеологическая проблема: есть люди, которые хотят уйти пораньше, а если уходит кто-то один, то это оказывает влияние на целую семью, уход же одной семьи влияет на отношение к работе остальных. Поэтому необходимо усиливать учебу, усиливать воспитательную работу, надо подписаться на газеты «Синьцзян жибао» и «Или жибао»; чтобы выписать газеты, нужно заплатить деньги, а сейчас почти во всех производственных бригадах трудно с наличными. В этом месте он перешел на тему недавнего совещания, которое проводил банк, по вопросу выдачи сельхозкредитов в этом году и ситуации с возвратом кредитов за прошлый год. Что же касается не вышедших на работы без уважительной причины членов коммуны, то им надо вынести предупреждение, а если повторно не выйдут – лишить пайка! Ну, конечно, это так, на словах…
Ильхам слушал речь Кутлукжана, но не переставал думать о своих «почему» – и чем больше думал, тем запутанней все получалось – до того, что он, никогда не куривший, вынул из пальцев Дауда его наполовину выкуренную самокрутку и сам пару раз затянулся. Постепенно до него стало доходить, что у всех этих многочисленных «почему» есть общий центр, перекресток, куда все они сходятся. Большинство вопросов связаны с одним человеком – как раз сейчас уверенно и спокойно говорившим перед собранием. С действующим секретарем ячейки большой бригады Кутлукжаном.