Пейзажи этого края. Том 1
Шрифт:
– Я… не спрашивал. Но если это все неправда, почему же он на работу не выходит? А если правда, то это уже не мое, не секретаря дело! Не нашей бригады и вообще не коммуны это дело! Это гражданин другого государства… Как говорит товарищ Талиф, такая вот ситуация… Э-э! да что уж тут поделаешь! Ну, хватит об этом. Сколько ни говори, а решить мы тут ничего не можем. Санир, обсуди с вашим замначальника бригады – пусть возьмет под свой контроль! У женщин нет рабочих вопросов?
– В последние два дня у женщин с выходом на работу тоже не все хорошо. И еще некоторые говорят, что по уйгурским правилам женщина вообще-то должна дома сидеть…
– Да,
– Кто это говорит?
– Я узнала кто, – Санир повернулась к нему и повысила голос. – Это не кто-то чужой, это Малихан так говорит!
– Вот же дрянь! Ну пусть только выздоровеет, я скажу дружинникам, пусть зададут ей! – сдвинул брови Кутлукжан.
– Эта Малихан развернула бурную деятельность. – Ильхам пересказал все, что узнал от Леньки.
– Можно ли доверять тому, что говорит Ленька? – холодно сказал Кутлукжан.
– Похоже, что все именно так, – сказал Мумин. – Ибрагим, помещичий элемент из Четвертой бригады, тоже зашевелился. Его племянник Мамед вдруг вернулся откуда-то и ведет себя подозрительно. Рассказывают, он тоже ходил к Малихан домой. И еще появились какие-то непонятные чужие люди, постоянно ходят к Ибрагиму…
– Атмосфера враждебности накалилась, классовый враг чует всякие веяния и внутри страны, и за рубежом, голова у них идет кругом. Одних дружинников послать с предупреждением недостаточно. Я полагаю, надо бы во всей большой бригаде развернуть массовую критику и ударить по подрывной деятельности классового врага, ударить по дурному стилю и методам. А еще важнее – терпеливо вести кропотливую идеологическую работу с широкими массами… – сказал Ильхам.
– Именно так и надо! – поддержали его Дауд и Санир.
– Это предложение очень… Хорошее! – Кутлукжан широко зевнул. – Нам надо провести большое собрание, устроить взбучку нескольким помещикам. – Он снова зевнул, а потом со вздохом продолжил: – Собрание наше затянулось, надо будет впредь это учесть. Отвечать за это буду я. О чем это мы только что говорили?.. А, да! Критиковать помещиков. Сейчас обстановка непростая. Когда критиковать, как критиковать? В каком объеме проводить собрание? Надо обо всем этом посоветоваться в коммуне, получить указания. Что же до активности помещиков, то надо будет подробные сведения отправить наверх. Это дело поручим товарищу Ильхаму… Вот так, вроде бы и все, что у нас еще?
Ильхам задумался. Дауд встал размяться, подошел к окну, сел на подоконник, поглядывая наружу, и вдруг как будто что-то заметил.
– Секретарь Лисиди вернулся, – сказал он, не оборачиваясь.
Ильхам бросился к окну и разглядел вдали в сгущающемся вечернем сумраке худую фигуру. На приближавшемся человеке было пальто из блестящей кожи и кожаная шапка; он нес на плече тяжелый вьючный мешок. Это был тот самый Лисиди, о котором Ильхам постоянно вспоминал уже целые сутки.
Все выбежали навстречу. По совершенно неподходящей для начала лета одежде можно было догадаться, что Лисиди был на высокогорных пастбищах; как будто даже повеяло прохладой горных лугов. Он в самом деле только что спустился с гор и единственное,
Ильхам и Лисиди долго и горячо приветствовали друг друга. То, что Ильхам при этом называл Лисиди секретарем, было очень неприятно Кутлукжану Конечно, здешние сельские жители имеют такую привычку – называть человека по его должности, даже и прежней, но все же нельзя при действующем секретаре называть секретарем другого; тем более Ильхам не простой сельчанин. Кутлукжан громко хмыкнул:
– Ладно. Время уже позднее. Собрание ячейки на этом закончено, – а потом отдельно обратился к Санир: – Ты можешь идти, товарищ женщина, дома дел много!
– Нет, я еще не попробовала творог и сыр, которые привез секретарь Лисиди.
Ну вот! И Санир зовет его секретарем, да еще и так ласково.
– Творог есть, конечно; как же можно приехать с пастбищ и не привезти творога и сыра! Но подождите – сначала я вам покажу кое-что другое… – Лисиди открыл мешок, достал и бросил на стол сверток, тот упал с тяжелым железным звуком.
– Пистолет! – изумленно выдохнули все хором.
От древнего, покрытого пятнами ржавчины маузера шел запах плесени, машинного масла и металла. Ильхам подвинул его ближе к лампе и увидел полустертые русские буквы.
– В горах битва идет вовсю, – сказал Лисиди. – Скотовладелец бай Балади ведет бешеную подрывную агитацию, подбивает на предательство Родины и уход за рубеж. Еще они хотят увести с собой наше племенное стадо. Мы организовали борьбу с ним, а у него самого обнаружили это оружие… – Лисиди закашлялся.
– Все ваш бронхит? – участливо спросил Ильхам.
– Нет, я здоров, – возразил Лисиди и продолжил: – Этот маузер деду бая Балади подарил один офицер еще восемьдесят лет назад, когда Или захватили царские войска. Его передавали из поколения в поколение, так он попал к Балади. Во время демократических реформ в пастбищном районе Балади отказался его сдать и тайно закопал под камнем на скале с одинокой сосной. Недавно Балади его откопал – значит, думает, что время пришло… Ты смотри-ка! Тень старого царя еще не развеялась… Неужели есть люди, продолжающие дело царизма, подбадривающие детей и внуков прежнего бая?
– В этих государственных делах нам не разобраться. Лучше расскажи, что там в скотоводческой бригаде происходит, – холодно и обыденно сказал Кутлукжан.
– Мы организовали борьбу с баем Балади, стали все вместе вспоминать прошлое, сопоставлять горький опыт, думать о светлом будущем… – Запыленное, осунувшееся после долгой дороги лицо Лисиди прояснилось, словно на него упал луч света. – Какой подъем духа у скотоводов-казахов! Какая ненависть к врагам, как рвутся в бой! Если бы мы их не сдерживали, баю Балади пришел бы конец – прибили бы они его! Теперь все коварные сплетни разоблачили, пастухи прозрели, все полны решимости защищать новую социалистическую жизнь, отстаивать священную землю нашей Родины. Сейчас как раз идет отел, и стрижка – самое горячее время у скотоводов; мужчины, женщины, старики, дети – все и днем и ночью работают не покладая рук. В горах еще холодно, новорожденных ягнят держат в палатках, чтобы не мерзли. Как там сейчас все кипит! Решили таким образом ответить на происки классового врага – самыми высокими показателями выживаемости ягнят и настрига шерсти… – тут Лисиди достал два свертка с сыром. – Глядите, в этом году и сыр особенно вкусный! Бери больше, детям своим отнеси! – сказал он Санир.