Phantoms and friends
Шрифт:
Тео находил весь этот процесс крайне омерзительным. В детстве он часто задумывался о том, как выглядит мама спустя столько лет, проведённые под землёй. Он понимал, что от былой красоты, запечатлённой теперь лишь на фотографиях, ничего не осталось. И это его бесило.
Отцу же было плевать. Он избавлялся от тел без особой фантазии. На этой стадии всем его ритуалам приходил конец: Теодор-старший получал удовольствие от игр с жертвами, и трупы его больше не интересовали. А Ти Джею, напротив, больше нравилось иметь дело с мёртвыми девушками, ведь живыми эти глупые твари его просто раздражали. Поэтому, в отличие от отца, он никогда не насиловал своих жертв — ему было противно
Обретя свой собственный путь, Ти Джей вдруг осознал, насколько жалким был его отец. И не только потому, что, оказавшись пойманным за решётку, он поспешил свести счёты с жизнью. Теодор Блэйн был низшим существом, которое испытывало сексуальное наслаждение, причиняя боль, а затем распоряжаясь Жизнью и Смертью своих жертв. Тео почти не помнил свою мать, но теперь уже сомневался, что их с отцом могли связывать хоть сколько-нибудь традиционные для семейной пары «узы»: нормальные сексуальные отношения с женщинами не могли удовлетворить такого зверя, как Теодор Блэйн. Он испытывал возбуждение лишь слыша их крики, видя их мучения и, наконец, Смерть.
А Ти Джей таких проблем не имел. Он чётко разграничивал свои постельные подвиги и убийства. Он упивался властью, но не возбуждался, глядя на страдания своих жертв, и ни в коем случае не издевался над трупами — к ним он испытывал куда больше уважения, чем к живым. Они были его личными трофеями. И Тео очень расстраивался, когда по истечении какого-то времени отдельные элементы его коллекции приходили в негодность. Он понял, что не хочет отпускать их, а потому желал найти возможность превратить их в сокровища, которые можно хранить вечно.
И, кажется, он нашёл очередной способ это сделать. Конечно, если то, что он прочёл о торфяниках во время подготовки к экзамену, окажется правдой.
Когда дело было сделано и труп вместе с привязанным к нему мешком с камнями ушёл на дно болота, Ти Джей почувствовал, что учащённое сердцебиение наконец унимается, а на плечи опускается тяжкое бремя усталости. Разрядка, которой он так долго ждал.
Тео был настолько опустошён, что готов был заснуть прямо на влажной траве у торфяника. Еле волоча ноги, он плёлся обратно к брошенной почти у самой трассы машине. Лайтман, наивно полагавший, что малыш Викки развлекается в Бостоне, не хватится его до обеда завтрашнего дня как минимум. Поэтому Ти Джей мог позволить себе немного вздремнуть прямо в автомобиле, прежде чем ехать домой.
Но у самого Мерседеса его ждал сюрприз. Крайне неприятный сюрприз.
— Какого чёрта ты здесь делаешь? — выплюнул Тео, глядя на наглую усмешку, игравшую на лице Кэссиди. Тот сидел на капоте своей машины, криво припаркованной рядом с колымагой Лайтмана, скрестив руки на груди, и всем своим видом демонстрируя собственное превосходство.
— Тот же вопрос я могу задать тебе, Вэйл. Какого чёрта ты здесь делаешь, м?
Он знал. Тео понимал, что Кэссиди всё знал. Наверняка он проследил за ними до болота, а слишком взбудораженный после долгого воздержания Ти Джей этого не заметил. И затем, пока он возился с телом, вернулся сюда, к машине. Интересно, зачем?
— И чего же ты хочешь? — Тео сделал несколько шагов по направлению к Кэссиди, прикидывая, как лучше его вырубить. Убийство сынка Голда поднимет
— Я хочу в дело.
Тео запнулся, неверяще округлив глаза.
Что, простите?
Ти Джей почти ничего не знал о Кэссиди: лишь то, что он столь же бесчувствен и жесток, сколь он сам, — и то это были одни догадки. Однако сейчас, стоя с ним практически лицом к лицу, Тео вдруг разглядел в глазах собеседника проблески той самой Жажды. Нил Кэссиди не просто безжалостный хищник — акула, которая набрасывается на беззащитную жертву просто потому, что та слабее, и рвёт её на части, ведь она любит это делать и создана такой. Он — такое же, как и сам Тео, чудовище из черно-белого мира.
— Я хочу в дело, — уже тише, но всё с тем же нажимом повторил Кэссиди и растянул губы в красноречивой улыбке. — Соглашайся, Вэйл. Не тормози. Будет весело, вот увидишь.
Шестнадцать лет назад
Тео вдруг вынырнул из объятий сна и ещё несколько мгновений лежал в полудреме, сверля глазами потолочные плиты и пытаясь понять, где он вообще находится. Хотя особой тревоги из-за собственной дезориентации он, если честно, совсем не испытывал. Лёгкая, почти невесомая простыня накрывала его до пояса, подушка под головой была слишком мягкой и от неё исходил непривычный, но уже начинавший ему нравиться тонкий цветочный аромат. Всё ещё балансируя на грани сна и окончательного пробуждения, Ти Джей пытался понять, как он вообще мог остаться до утра в чужой спальне и почему ему здесь так хорошо.
Рядом кто-то зашевелился и засопел, и парень повернул голову на источник звука.
Скромница Мэри Маргарет, правильная до зубного скрежета девочка, ханжа и недотрога, застёгивающая свои старомодные блузочки на все пуговки, лежала абсолютно голая прямо под его боком. Ну надо же.
Её тёмные вьющиеся волосы спутались сильнее обычного и беспорядочно разметались по подушке, а простыня сползла вниз, явив взору Ти Джея россыпь бледных — едва-едва заметных — веснушек, разбежавшихся по её белоснежным плечам, шее и груди.
До сих пор Тео не особо понимал, как мужчина может потерять голову при виде обнажённой женщины. Да, он спал с девушками, но всё же не до конца разделял этот, как ему казалось, примитивный интерес к отдельным частям женского тела: он находил им куда более практичное применение. Но теперь, глядя на лежавшую рядом Мэри он вдруг понял, что все эти годы сильно ошибался.
Она была воплощением чистой, совершенной и безусловно сказочной красоты.
Их история началась с того дурацкого кулона, что он снял с трупа. Тео вовсе не планировал влезать в казавшиеся всем вокруг без исключения прочными отношения Мэри Маргарет и Нолана. Он ведь думал, что та его глупая выходка в рождественскую ночь останется проигнорированной. Но нет. Мэри проявила любопытство. А затем это самое любопытство переросло в интерес уже другого рода.
Напряжение между ними год от года росло, раздражая и без того вспыльчивого Нолана и интригуя никогда прежде не испытывавшего подобных чувств Ти Джея. Но ничего особенного между ним и Мэри Маргарет не происходило. До сегодняшней ночи.
Тео осторожно протянул руку и коснулся кончиками пальцев её идеальной шеи. Эта безупречно белая кожа была невообразимо гладкой и словно призывала к более детальному изучению. Он наклонился ближе, прижавшись к ней губами.
Мэри Маргарет снова пошевелилась, затем её рука, нежно коснувшись щеки Ти Джея, скользнула к его волосам. Её глаза приоткрылись, а губы растянулись в мягкой сонной полуулыбке.