Пианист. Осенняя песнь

Вересов Иван

Тоня отошла от витрины, вышла из торгового центра, задержалась в сквере. И без думанья стало ясно, что Кирилл вошел в их со Славиком жизнь. И мысли, и заботы о нем становились привычными. А ведь никто не говорил, что они вместе, может, выдумки все? Вот про это и хотела Тоня с Милой говорить. Ладно, в следующий раз. И перчатки еще успеет купить.

Дверь Тоне открыл Славик. Веселый, довольный, весь перепачканный в чем-то белом. И нос, и щеки… Мел, что ли?

— Мам! Ой, мам, я что расскажу. Мы с бабой Ксенией пирог испекли!

— Как же? — Антонина

вошла, поставила пакеты с продуктами на пол, разулась. Прислушалась. Она не ошиблась — звучала музыка, пианино. Кирилл играет! Вот прервался на середине, а жаль, так красиво играл. Кирилл вышел навстречу.

— Привет, Тонь, что не позвонила, я бы встретил?

— Я не думала, что наберу столько, зашла за хлебом, а и то взяла, и другое. Потом перед праздником не будет. Смотри, я шампанское купила. На Новый год, по скидке взяла в полцены. Сейчас и на вещи скидки хорошие, может, ты себе что-нибудь присмотрел бы. Хочешь, вместе сходим, я выбрать помогу? В выходной. Я подменилась, к Миле зашла, мы договорились с ней. А чем это пахнет так вкусно? — блаженно принюхалась Тоня — квартиру наполнял аромат корицы и печеных яблок.

— А это пирог наш! — запрыгал около неё Славик. — Идем я покажу. На кухню идем. — Он тянул мать за руку. — Баба Ксения мне сказала давай пирог испечем, а я ей: как мы будем, я не умею, а ты не видишь. А она мне — ты будешь моими глазками, а я твоими ручками. И стали печь. Она мне все говорила, что где взять, куда насыпать и мешать давала. Крутить, крутить надо, чтобы пена стала. — Он энергично показал как надо крутить. — А потом еще муку туда.

— Про муку я сразу поняла, — засмеялась Тоня, осторожно стирая белые следы с его щек и носа. — Ну показывай пирог. А как занятия твои, ноты выучил?

— Не все, — развел руками Славик. — Басовый ключ трудный. Да я и так играю! Зачем мне эти ноты?

— Слава, ты опять! — нахмурился Кирилл. — Я тебе сказал, что только по нотам можно. В скрипичном ключе уже хорошо играешь. И басовый надо так же, тогда сразу сможешь интересные взрослые вещи играть, а не только “Жили у бабуси”.

— Аха-ха… Жили у бабуси Ксени, — запел Славик.

— Кто меня зовет? — В прихожую вышла и Ксения Николаевна. — Тоняша пришла! Вот и замечательно, прямо к пирогу. Давайте в комнате стол накроем, как при Михал Кузьмиче. Бывало, соберутся у нас друзья, так мы всегда в комнате чаевничали. А потом нам Кирюша играл.

— А теперь почему не играет? — спросила Тоня.

— Вот и я говорю ему — надо играть. Сегодня в первый раз попробовал, такая мне радость.

Когда Тоня съехала с квартиры, Мила по-настоящему поняла, что такое одиночество. Не топотал в выходные Славик, не гремели посудой на кухне. Себе Мила ничего и не готовила, только чай грела. Она и есть не хотела, была бы её воля — и на работу не шла бы. Сидела бы целыми днями в своей одеяльной норе в обнимку с ноутбуком. В доме поселилась унылая тишина, без всякой надежды на ожидание. Разогнать её могла только музыка Вадима.

Мила купила хорошие наушники, дорогие. Чтобы они полностью отделяли её от внешних звуков. Она не хотела слышать мир вокруг себя, а только игру или голос Лиманского.

Он не так часто давал интервью, и то немногое,

что было в интернете, Мила переслушивала по многу раз. Наизусть выучила. Она все искала в его словах хотя бы намек на воспоминания или какие-то мысли о том дне, что они провели вместе. Но он ничего не говорил ни о Царском селе, ни о Павловске. Зато часто о Рахманинове и стремлении на родину. А еще вот то, в день концерта, на который они с Тоней пошли. Тогда он сказал о неожиданной встрече… Мила уже не хотела ни надеяться, ни ждать.

Перед самым Новым годом выпал снег. Лег на крыши и на зубцы древних стен кремля, припорошил схваченную тонким льдом Клязьму.

Мила все-таки решила нарядить елку и пошла за ней. До елочного базара было недалеко. Город преобразился, как это и всегда бывает в Рождество и Новый год. Иллюминация, витрины с елками и шарами, венки, гирлянды, какие-то плакаты и призывные объявления о скидках. Больше света, больше суеты.

Но главное — снег. Он выбелил скверы и улицы. Насыпало его много, убрать весь не успевали. Между тем сильного мороза не было, и лепка снеговиков и игра в снежки увлекала и взрослых, и детей.

Мила шла и думала: ”Как странно — люди радуются первому снегу в начале зимы. А потом, в феврале, уже не хотят её и ворчат, что снег им надоел”.

Еще она думала о том, что в Павловском парке он укрыл сосны в Старой Сильвии, и шустрые белки с блестящими глазками-бусинками и пушистыми хвостами оставляют на снегу дорожки маленьких следов.

Мила купила елку. Большую, живую, разлапистую. Нести дерево до дома было тяжело. Ничего не стоило взять искусственную в магазине — там оставались даже несколько, они не понадобились для оформления зала, а на улице директор ставить не велела. Но Мила хотела аромата хвои, колючих веток, смолистого ствола и того неповторимого кратковременного волшебства, что дарило дому живое дерево.

Еще раньше она взяла в магазине самую большую устойчивую крестовину и теперь смогла закрепить ель, даже не подвязывая к стене.

Мила поставила дерево посреди комнаты и не торопилась наряжать, только гирлянду накинула на ветки и включила. А свет погасила. Засмотрелась на разноцветные огоньки — синие, красные зеленые. Они мерцали, бежали, тускнели и разгорались, отбрасывая блики на стену. Отражались в зеркале и в темном незанавешенном окне, как будто там тоже стояла елка. А потом огоньки расплылись, потому что на глаза Милы навернулись слезы.

Нет! Она не станет плакать и сидеть в тишине не будет. Сейчас включит ноут и найдет свою любимую запись. А может быть, уже есть новые, с последних концертов кто-нибудь выложил в группе. Они же ездят за Вадимом, эти странные женщины — его поклонницы. И потихоньку снимают, хоть это и запрещено. Или телевидение снимает, музыкальные и новостные каналы.

Она с нетерпением ждала, пока на ноуте загрузится страница. Свет так и не зажгла, только настенную лампу у кровати. Вот и группа вконтакте, вот вкладка с видео. Да! Есть новые с концерта, и даже фрагмент пресс-конференции. Вадим говорил по-английски, Мила ничего не понимала: во-первых, не так хорошо знала язык, но главное — волновалась. Это всегда происходило, когда она слышала его голос.