Пианист. Осенняя песнь
Шрифт:
Тень пробежала по ее лицу, осталась в глубине необычных серо-голубых глаз. Двухцветные глаза, чувственность и святость, в средние века сказали бы — ведьма. Да нет, просто женщина.
— Неуютно в незнакомом городе, да еще заехала далеко.
— Это уже и не город, а пригород. Кто же вас завез сюда и бросил?
— Никто, — она повела плечом, поправила волосы — жест одинокой независимости. А волосы прекрасны! Густые, золотистые, закрывают грудь. — Ну вот… совсем заблудилась… Это я сама виновата, не надо портить другим отдых, пусть бы сами… Зачем
— А с ними — это с кем? — уточнил Вадим.
— Подруга с сыном, мы взяли тур в Санкт-Петербург, так хотелось посмотреть. Но они не согласились ехать в Пушкин, пошли на аттракционы. Ладно бы в Эрмитаж. Тогда бы и я с ними.
— Ну почему, аттракционы — весело, еще в зоопарк можно, там тигры, обезьяны…
Она вдруг заразительно рассмеялась.
— Обезьяны! Аха-ха… Приехать в Петербург смотреть на обезьян. Вы любите обезьян?
— Нет… — Вадим смутился. Начиная со школы у него были проблемы с девочками — ну не умел он знакомиться! Вот и сейчас выбрал же тему для обсуждения! Ни к месту вспомнилось, как в Тайланде не закрыл окно в номере, и обезьяны украли редкие ноты. — Я не очень люблю их, собак гораздо больше.
Она помолчала и спросила, глядя на руки Вадима:
— Вы хирург?
— Нет, почему вы так решили?
— Пальцы длинные и… не знаю… такие бывают у врачей.
— Нет, не врач, я — пианист
— Правда?!
— Это настолько удивительно?
— Первый раз в жизни вижу живого пианиста.
— И главное, не в вольере, — теперь смеялся Вадим, а смущалась его собеседница.
— Я имела в виду, что не в телевизоре.
Она снова перевела взгляд на его руки и даже не скрывала, что рассматривает. Вадиму показалось, что сделала движение дотронуться, но тут же одернула себя. Или он ошибся?
Приехала с подругой, скорее всего, одинокая — Вадим видел таких среди своих многочисленных поклонниц. Семью и детей они заменяют подружками, путешествиями и хождением по концертам. Но она не синий чулок и не охотница за мужчинами, хоть и сидит в кафе одна… Странная… Обручального кольца не носит — отметил он про себя.
— А зря подружка ваша не поехала. Здесь красиво, осень, листопад. Погода хорошая, и не стоит тратить время на печальные размышления, — сказал Вадим, — дождь пойдет, и без того станет грустно.
Она кивнула, спряталась за волосы и снова отвела с лица светлые пряди, взглянула лукаво, в глазах уже улыбка.
— Кофе и пирожные немного поднимают настроение.
Разрешила ухаживать! Вадим сейчас же поддержал ее легкий, едва уловимый флирт.
— А можно угостить красивую незнакомую женщину пирожным?
Она смутилась, снова закрылась, улыбалась скорее беспомощно, не знала, как повести себя. И вдруг решилась, как рукой махнула — а пускай!
— Если это будет тирамису, то можно!
— Прекрасный выбор… А познакомиться с вами можно?
— Мы, наверное, уже познакомились. Осталось только имя назвать.
— Итак… имя? — закрепил он завоеванные позиции.
— Людмила. А ваше?
— А мое — Вадим,
Вадим даже не пытался бороться с желанием удержать её, включил всю силу убеждения, на какую был способен. Взгляд его говорил гораздо больше. И она, безусловно, поняла, что это уже не легкий флирт. По меркам хорошего тона они вели себя неприлично. Сближались. И, кажется, оба в равной степени в этом преуспели.
— Где погулять? — Людмила опять засомневалась, она балансировала между согласием и стремлением убежать, Вадим понимал это, но не знал причин её страхов, мог только предположить, что в жизни этой красивой женщины произошло нечто такое, что не позволяет ей доверять желаниям.
— В парке. Сегодня день листопада, я так это называю.
Он смотрел в её глаза, теряя пространство и время. Знал, что она согласится, ждал ответа.
— Да. Мне кажется, вы тут все хорошо знаете… и любите.
Под его взглядом Людмила открылась, не пряталась больше. Это действовало на Вадима сильнее, чем самое изощренное кокетство. И он вдруг понял, что старается понравиться ей. Даже на сцене Вадим никогда не делал этого, и вот…
— Да, я тут живу… жил. Царское Село люблю, и все-таки привык называть город Пушкин. Не так по-имперски, зато по-домашнему. Раньше тихий был городок, территория пенсионеров. Я помню улицы пустынные, раз в пятнадцать минут проползет автобус, да иногда легковушки. Никаких тебе туристов на "икарусах". И такие особенные пушкинские старушки гуляли: чопорные, в шляпках, с зонтиками, на классных дам похожи. Говорили как в прошлом веке, кланялись. Старый режим.
Людмила рассмеялась, попробовала латте.
— Остыл, наверно? Холодный невкусно, давайте я другой закажу и пирожные, — предложил Вадим. Она не отказалась и не согласилась. Он предпочел принять молчание за согласие. Все еще осторожна, не дается в руки.
— Вы до парка всего полквартала не дошли, сразу за рынком уже канал и дворец.
— Значит, надо дойти!
— Значит, сначала пирожные, потом парк.
— Да, пирожные, — решительно кивнула Людмила.
Было такое впечатление, что она один за другим снимает внутренние запреты. Сначала не ушла, потом стала разговаривать, познакомилась. Позволила себе осторожно флиртовать. Очаровательная женщина!
— А Вы любите тирамису? — спросила Людмила.
Вадим ответил не сразу, снова засмотрелся на ее губы… Он хотел ее поцеловать…
— Да… признаюсь честно, очень люблю.
— Тогда за это надо выпить, за нашу большую любовь к сладкому.
— На брудершафт? Я сегодня не за рулем.
— А вообще за рулем?
— Вообще — да, жаль не на машине приехал, покатал бы вас.
— А я бы не согласилась!
— Это почему?
Она повела глазами, отвернулась к окну.
— Я вас не знаю. А с незнакомыми не езжу.