Пианист. Осенняя песнь
Шрифт:
— Это как современное искусство, — потер руки бородатый ударник, взглянув на фуршетный стол. — Вот я был в Германии на Берлинале…
— Ой, только не начинай, Петр Терентьевич, про Берлинале твое все уже знают, — замахал руками Василий. — А что современное искусство, оно как в том анекдоте про мужика со свечкой.
— Вася, заткнись! Про нас что подумают новые люди? — укорил длинноволосый ударник. — Тем более дама! Мы же заслуженный коллектив, а ты… со свечкой.
— А что, там темно было, в театре свет погас, а публика в зале не понимает
— Вася, замолчи! — напустились на виолончелиста все, но при этом и засмеялись. С одной стороны, музыканты в комнате оставались в своих группах, вероятно, привычка быть рядом в оркестре сказывалась: струнные со струнными, духовые с духовыми. Но вместе с тем они являлись одной большой компанией. Миле это нравилось, как и их нескрываемое приподнятое настроение от только что блестяще сыгранного концерта, от общения там, на сцене, оваций зала и, конечно, приближающегося праздника.
— Ну, хорошо, хорошо… Так кто шампанское будет открывать? Пора уже! — примирительно отмахнулся Вася.
— Не обращайте внимания, ну их, идите сюда, — Роза потянула Милу к дивану, — сейчас Эрнст Анатольевич придет, и мы начнем. Вадим, идите сюда, садитесь. Мы с вашей женой толком и не познакомились. Вы тоже музыкант? — спросила она у Милы.
— Нет, я садовый архитектор, флорист.
— Какая интересная профессия! Садовый архитектор…
Мила сама на себя удивлялась. Она чувствовала себя совершенно свободно, как будто знала этих людей не один год. И она любила их! Чувство радости, приподнятое настроение, раскованность — все это передалось ей. И невероятным казалось, что завтра она полетит с ними вместе в Канаду. Не верилось в это, но Вадим сказал, что ее возьмут с собой. В новую, счастливую жизнь — вот что!
За окном раздались крики «С новым годом! Ура-а-а-а!».
— Что, уже?! Скорей открываем… С новым годом! — закричал Василий.
Вошел Мараджанов, его шумно приветствовали.
— Видите, как я вовремя, — сказал он. — А так бы вы новый год пропустили, как вступление у Шуберта, я все заметил, — притворно строго погрозил он Василию. Тот виновато свесил голову. — На самом деле молодцы, хорошо отыграли, очень хорошо! Спасибо, ребятушки. — Мараджанов по очереди пожимал руки музыкантам. — Спасибо, спасибо. — Он занял место во главе стола, радостным широким жестом добрых рук словно обнял всех и сказал: — Ну, давайте уже встречать…
Время пролетело незаметно. В шутках, разговорах, планах. Много загадывали о будущей поездке. К Вадиму подходили, расспрашивали о Боннском фестивале, Лиманский давно не играл с заслуженным коллективом, и тем для разговоров накопилось море. В какой-то момент даже Милу оттеснили, она сидела рядом с Розой, та все угощала ее то красной рыбкой, то бутербродом с икрой. А Мила вдруг поняла, что устала и хочет спать. И так захотелось ей домой. А еще надо в гости.
— У вас глаза слипаются, моя дорогая.
— Да мы эти
— И завтра опять в дорогу. Ну, ничего, в Канаде отдохнете. В Монреале у нас восемь концертов, Вадим играет в трех — остальные симфонические. Будет у вас время там и погулять, и по магазинам. Там очень хорошие товары, например, обувь кожаная, шубку можно купить, дубленку. Хотя теперь и здесь все есть, это мы раньше везли, что надо и не надо. — Роза поправила цветы в большой вазе, похожей на ведерко. — Красота какая, а ведь мы улетаем завтра. Завянут, так жалко. У нас одно время был тут небольшой зимний сад, я ухаживала. Но уехали мы на гастроли на все лето, и цветочки мои погибли, больше не разводила ничего.
— Я тоже так бы хотела зимний сад. У нас на крыше и место есть.
— На крыше?!
— Да, в квартире у Вадика… у Вадима…
— Ах, ну да, он же квартиру купил, много было про это разговоров. — Роза почему-то сочувственно посмотрела на Милу, но ничего не сказала. В это время вошли Травин и библиотекарь. Захар нес целую стопку свежераспечатанных нот.
— Ах, вот они чем там занимались, а потом удивляются, почему принтер не работает! — сказала Роза.
— Вадик! Я все нашел, даже Сарасате и Крейслера, — с порога заявил Травин, — можем к твоим выдвигаться.
— Нам же еще в гости! А время почти два часа. — Мила посмотрела на типовые часы на стене. Оркестровая комната при сцене не была дворцовой гостинной: разношерстные диваны и стулья, столы смахивали на парты. Сейчас они были сдвинуты, футляры с инструментами составлены к стене и к вешалке. Скрипки плотными рядами лежали в чехлах на рояле, в оркестровой комнате тоже был рояль.
— Это очень хорошо, что мы можем выдвигаться. Ладно, в самолете дообсуждаем. — Лиманский пожал руку Василию, поднялся с дивана, пошел к Эрнсту попрощаться.
— Вы уже уходите? А то еще бы посидели, — сказал тот.
— Родителям обещал заехать в гости. И у нас ничего на завтра не собрано, — пояснил Вадим
— Не в шесть утра вылет — все успеете. А про паспорт и прочее я помню, не волнуйтесь. Прямо в аэропорту поставит ваша милая Мила подписи, и все. Это в крайнем случае, а может, и так все оформят, потом в Канаде в посольстве подпишет, там и печать приложат. Нам главное сейчас хотя бы временное разрешение.
— Мы так делали, когда Миша потерялся и мы вместо него брали трубача из второго состава, — вспомнила Роза. Ее слова вызвали всеобщий смех.
— Да, это было весело, — воскликнул Василий. — Я же Михасика сначала до машины кантовал. Мы на открытие сезона немножко погуляли, а потом нам надо было сразу в Финляндию, а Миша и пропал. Он ушел бродить по городу, с какими-то парнями познакомился, они его с собой в общагу увели, там спать уложили. Нам лететь, а Миши нет! Как можно сыграть Мусоргского без тубы? — Василий разошелся вовсю.
— А зачем ты его кантовал, пусть бы он тут спал, не потерялся бы, — наставительно заметил бородатый ударник.