Пионеры Вселенной
Шрифт:
Стрешнев, пробежав записку, поставил на стол пешку:
– Извините, Павел Петрович, я должен идти – вызывает директор училища.
– Ладно, доиграем в другой раз, – добродушно сказал тесть, – только оденьтесь теплее. Мороз такой, что столбы трещат…
Директор-старичок одиноко грелся у кафельной печки. Увидев Стрешнева, он обрадовался:
– Извините, любезнейший Сергей Андреич, что заставил вас в этакую стужу, – сказал он, протягивая худую, холодную руку, – несчастье в училище
– Что вы, Афанасий Афанасьевич, как же так? Ведь, кажется, не хворал?
– Пристрастие имел к хмельному-с… Так вот-с это и послужило причиной… Вышел из гостей шибко навеселе. Дорогой разморило. Сел на скамеечку отдохнуть и того… замерз.
– Какой нелепый случай, – вздохнул Стрешнев.
– Ему-то что? С мертвого взятки гладки! А мне каково? Где прикажете брать математика в средине зимы? А-с?.. Вот и вспомнил я про вашего протеже… Как думаете, поедет?
– Он с радостью бы… Мы уж давно списались…
– Да отпустят ли? Вот о чем забота.
– Пожалуй, могут быть затруднения, Афанасий Афанасьевич.
– Я уж думал об этом, Сергей Андреич, и все обмозговал. У меня шурин в губернском правлении – обещал посодействовать. Только нам надобно вместе пойти. Чтоб сразу и к делу. Надобно подготовить письмо попечителю Московского учебного округа.
– Я готов хоть сейчас, Афанасий Афанасьевич.
Старичок, потирая руки, заговорил обрадованно:
– Вот хорошо. Вот и слава богу. Этак-то мы все сразу и обстряпаем…
После пожара Циолковские еще не успели обзавестись всем необходимым, однако всякого скарбу оказалось так много, что его еле разместили в трех розвальнях. Варвара Евграфовна и дети ехали в кибитке, на первых санях, сам Циолковский, укутанный в тулуп, на последних.
После новогодних морозов недели две пушили метели – снегу намело горы, дороги испортились. Сани то и дело ныряли в глубокие колдобины, от лошадей валил пар. Ехали медленно, с ночевками. Лишь на пятые сутки вечером увидели они Калугу.
На заставе, у шумного кабака, остановились, чтоб расспросить, как проехать на Георгиевскую, и снова – в путь! Мороз подгонял. Дети, закутанные в башлыки и шали по самые глаза, высовывались из кибитки, жадно смотрели на множество освещенных окон.
– Вот это Калуга! Ох и огней! Где столько керосину берут?..
Но вот подводы свернули на Георгиевскую, и Циолковский, выпрыгнув из саней и путаясь в тулупе, пошел отыскивать нанятый Стрешневым дом.
Скоро из темноты донесся его голос:
– Сюда, сюда подъезжайте! Нашел!
Подводы остановились у маленького домика в три окна, до самых рам занесенного снегом.
На стук отозвалась
Когда возчики, свалив в угол узлы, чемоданы, баулы и получив сверх платы полтинник на водку, уехали на постоялый двор, старик принес горячий самовар:
– Вот, согревайтесь с дороги…
Поужинав промерзшими пирогами и попив горячего, Циолковские расстелили постели прямо на полу и улеглись спать. Дети уснули почти сразу. Быстро задремала измучившаяся за дорогу Варвара Евграфовна, а Циолковский долго лежал, прислушиваясь, как на кухне, на полатях возился и кашлял старик. Нервы его были напряжены. «Как-то сложится жизнь на новом месте? Как встретит меня Калуга!..»
2
Циолковский забивал последние гвозди в самодельный стол для приборов, когда послышался стук в калитку.
– Это, наверное, Сергей Андреич, – сказал он жене, – я встречу сам, а ты уведи детей в спальню.
Пока Циолковский одевался, дверь распахнулась, и в кухню, вслед за тщедушным стариком Авдеем, вошел рослый, раздавшийся в плечах, Стрешнев с русой заиндевелой бородкой. Его раскрасневшееся лицо дышало здоровьем и свежестью. Даже форменная шинель и фуражка с кокардой не делали его строгим, чужим. Радость и искренняя теплота сияли в его глазах.
– Сергей Андреич! Милый друг! – Циолковский протянул руки, и они троекратно поцеловались.
– Вот, позвольте представить, Константин Эдуардович, наш Коля, – кивнул Стрешнев на зардевшегося мальчугана, которого Циолковский из-за отца не заметил.
Коля щелкнул каблуками, вытянулся и стал еще выше.
– Да мы же знакомы были в Боровске. У, какой богатырь вырос! Ну, здравствуй, Коленька! – Циолковский протянул руку. – Уже гимназист? Молодцом!..
Гости разделись и прошли в большую комнату.
– Извините, Сергей Андреич, у нас еще полный кавардак. Только ночью приехали.
– Ну, что вы, Константин Эдуардович, разве стоит об этом… Как вы доехали? Все ли благополучно?
– Очень признателен вам за хлопоты, Сергей Андреич. Все хорошо. Всем довольны.
Из соседнем комнаты вышла несколько похудевшая, осунувшаяся Варвара Евграфовна, а за ней с шумом ворвалась целая ватага ребятишек.
– Куда вы, куда вы! – смущенно и строго остановила их мать.
– Что вы, что вы, Варвара Евграфовна, – целуя ей руку, радушно заговорил Стрешнев, – пусть поближе познакомятся с Колей и вместе поиграют. Поздравляю с прибытием!