Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Быстролетов Дмитрий Александрович

Горький смех.

— Ну да, и вы не немецкая графиня, а японка, ха-ха! Проклятье! Сейчас, женщина, накиньте на себя меховое манто. Как есть, в манто и белье, садитесь в свою машину и уезжайте освежиться после бурной сцены ревности со стороны пьяного мужа. Вернетесь часа через два-три. Я приведу кабинет в порядок, оденусь… Возьму бутыль виски и стакан, и в своей машине уеду в горы. Знаю недалеко очень крутое место… Выпью бутылку… Когда почувствую, что алкоголь проник в мозг, спущу машину и себя под откос. Вскрытие покажет, что всему

виной не самоубийство, а нетрезвое состояние.

Полковник снова уронил голову на руки и застыл в позе примирения с судьбой: он как будто бы осел в кресле, ушел в него.

Грета вышла, в кабинет донесся звук мотора. Не поднимая головы полковник слабым голосом сказал:

— Женщина убралась. Теперь ваша очередь, господин подполковник, чтоб вас черти взяли!

Тихо. Полковник расплылся в кресле, Сергей не спеша собирает свои вещи.

Ночь. Дождь. Из машины выходит Грета в меховом манто. Громкий шепот:

— Альдона?

Из темноты ответный шепот:

— Грета?

— Да.

— Что случилось? '

— Что-то ужасное! Провал!!

— Как Ганс и Сергей?!

— Оба живы! Гаэтано приказал мне удалиться на два часа! Они его убьют?

— Нет. Поезжай по дороге в горы и остановись за мостом. Жди нас.

— Они…

— Выполняй распоряжение, Орленок!

— Но…

— Не разговаривай. Живо к мосту!

Кабинет полковника. Он сидит в кресле, зажав голову в руках. Две черные фигуры терпеливо ждут. Тишина.

— Вдвое? — вдруг резко бросает полковник сквозь пальцы рук.

— Что вдвое? — настораживается Сергей.

— Мои доходы должны возрасти ровно вдвое?

— Вот вы о чем… Наконец-то…

Сергей делает успокаивающий жест Гансу.

— Господин лейтенант, заприте дверь на ключ и положите его в свой карман. Вот так. Теперь станьте за спиной господина полковника и займитесь его затылком. Ганс приставляет ствол пистолета к затылку Гаэтано. Тот вздрагивает, съеживается и опускает руки с лица.

— Я же сказал, что сдаюсь! Что вам от меня надо? Два пистолета против одного безоружного. Сила на вашей стороне, господа!

Сергей вынимает из кожаной сумки круглые кассеты.

— Наша сила не в пистолетах, господин полковник. Смотрите — видите эти кассеты с лентами пленок? Тут ваши документы. Вы в наших руках не потому, что здесь нас двое и мы с оружием, а вы один и без оружия, а потому, что в Токио лежат сотни таких вот снимков. Сотни! Вы связаны ими по рукам и ногам.

Неожиданно полковник вскакивает и бросается к Сергею с протянутыми в отчаянии руками. Ганс вскидывает пистолет:

— Я жить хочу! Жить! Мне сорок два года! Я полон сил. Не хочу умирать, слышите?! Мое тело требует жизни! Я не могу покончить с собой! Не могу…

Он падает в кресло. На его лице — отчаяние.

Сергей делает знак рукой.

— Успокойтесь, господин полковник, и давайте без драмы поговорим всерьез, — он делает паузу для того,

чтобы полковник пришел в себя. — Вот вы сказали, что хотите жить. Правильно! Все живое хочет жить, и за такое желание вас никто не упрекает. Но как жить, господин полковник?! На каком уровне?! Я отвечаю: уж если жить, то жить хорошо! А что для этого нужно? Ответ: деньги и еще раз деньги! Мы пришли сюда именно для того, чтобы предложить вам больше денег. Мы обеспечим вам не просто жизнь, а жизнь в свое удовольствие.

Пауза. Сергей:

— Как идут дела с новой виллой?

— А? Что? Виллой? Фундамент выведен, но…

— Но не хватает денег. Сколько процентов требует банк? Три с половиной?

— Четыре с половиной или пять.

— Господин полковник, вы — не деловой человек, а старая шляпа! Как вам не стыдно! Мы вырвем вас из лап этих грабителей! Слушайте: я предлагаю вам одну тысячу долларов за документы Рима и Дортмунда с добавкой со стороны вашей дочери. Итого две тысячи долларов в месяц, поскольку вы делаете обычно два рейса в месяц. Ну как? По рукам? Двадцать четыре тысячи долларов в год — это не мало.

Лицо полковника заметно оживилось.

— А если я сделаю три-четыре рейса в месяц?

— То возбудите подозрение эсэсовцев и умрете ужасной смертью в застенках гестапо! Не делайте такой глупости, господин полковник, жадность — опасный порок!

— я… кажется… согласен… Вы прижали меня спиной к стене… Я…

— Значит — «да», без «кажется»?

— Да!

Сергей берет со стола ручку и лист бумаги, подкладывает под него книгу и подает полковнику.

— Что еще?

— Сейчас увидите, пишите! «Я, полковник Гаэтано Мональди…» Написали? Дальше: «настоящим подтверждаю, что обязуюсь передавать иностранной разведке документы, которые я…» Ну что же вы?

— Глаза устали… без очков… ничего не вижу!

— Ну это дело поправимое! Господин лейтенант, слегка стукните господина полковника по голове!

Ганс выполняет приказание.

— Так лучше?

Молчание.

— Еще раз и посильнее!

Ганс выполняет приказание.

— Диктуйте дальше, — кисло тянет полковник.

— Прекрасно, мы люди гуманные, но не злоупотребляйте нашим терпением. Пишите: «которые я доставляю из Рима в Дортмунд и обратно, за сумму в одну тысячу американских долларов». Дата. Написали? Теперь подпись! Ну что же вы медлите? Лейтенант… Ну ладно, ладно, все в порядке. Спасибо!

Сергей внимательно читает подписку и собирается спрягать ее в карман. Вдруг Гаэтано вскидывает голову:

— Там неясно получилось — тысяча в месяц или за каждый рейс?

— За рейс!

— Тогда разрешите уточнить.

— Пожалуйста. Так. Спасибо.

Полковник исподлобья смотрит на Сергея.

— А сколько с меня сдерете вы?

— За что?

— Комиссию.

Ганс не может удержаться от смеха и хохочет, пистолетом поправляя маску на своем лице. Сергей отвечает серьезно: