Писатель: Назад в СССР
Шрифт:
— Я хочу сообщить вам, дорогие соседи, что сегодня Марианна Максимовна дала согласие стать моей женой!
— Ура! — крикнул я, словно это стало для меня новостью. — Поздравляю!
— И я поздравляю, — пробурчала родственница, потупив взгляд.
Юрьева покраснела и смущенно пробормотала:
— Спасибо, ребята…
Я крепко обнял соседей, как будто вручая им своё, почти сыновнее благословение.
— Огромное спасибо! — добавил Телепнев.
А мы принялись уплетать шедевры кулинарного искусства соседки. Все было скромно, но вкусно. Жаренная с мясом картошечка, извечный оливье и не менее извечная селедка под шубой. Маринованные огурчики, помидорчики,
Для Савелия Викторовича это, конечно, не было новостью (как только что для меня — их помолвка), а вот женская половина этого новоиспечённого союза была удивлена. Впрочем, она, как и все остальные, понимала, что это разумное предложение, с какой стороны не посмотри, и хоть и удивилась — но всё-таки не слишком. И только я знал, что лет через двадцать не то что соседи, кровные родственники начнут предавать, обманывать, а то и убивать друг дружку за лишний метр жилплощади. Мне очень хотелось верить, что нашего крохотного мирка эта напасть не коснется. Мое вмешательство уже изменило судьбы этих милых людей. И надеюсь, что к лучшему. В общем, мы дружно решили, что устроим завтра воскресник по переезду и генеральной уборке.
Попив чайку и искренне расхвалив кулинарное искусство Юрьевой, мы разошлись по своим, пока еще прежним, апартаментам. Откровенно говоря, я опасался, что Наденька опять истерику закатит, потому что за столом она сидела с угрюмым, надутым видом, но обошлось. Утром мы снова все собрались за столом. На этот раз ни тостов, ни торжественных речей. Всем не терпелось заняться делом. Решили, что я перееду в комнату Савелия Викторовича, а Надя — в бывшее обиталище Марианны Максимовны.
Двуспальную кровать моих родителей я решил оставить молодоженам, потому что у них были лишь обычные полуторки. С перетаскиванием шкафов тоже решили не заморачиваться, оставить все как есть, а вот свой диван и письменный стол я забрал. А в общем, в основном перетаскивали всё то, что лежит обычно внутри — одежду, обувку, постельные принадлежности, книги, фотографии и прочие личные вещи. Женщины воспользовались оказией и устроили генеральную уборку, а мы с Телепневым — мелкий ремонт. Там розетку починили, здесь петли на дверцах шкафов подтянули, тут прокладку в подтекающем кране заменили.
К вечеру все упахались. Днем перекусывали на ходу, так что возможности поужинать нормально были рады, как ещё одному семейному празднику. Завтра всем надо было идти на работу. Повалившись в постель, я стал думать о том, что пора бы взяться за творчество. Вроде, вся жизнь впереди, куда спешить? Но что-то слишком втянулся я в самые разные события, эдак можно и время упустить. В прошлой жизни я в эти годы ни о чем, кроме литературы, и думать не мог, а сейчас, оказывается, могу. Это тревожный звоночек. С этими мыслями я и уснул. И правильно сделал, потому что понедельник обещал быть насыщенным. А самое главное — должен был принести мне немало пользы.
Утром секретарь главреда принесла мне толстенную папку с рукописью. На переднем клапане папки было выведено красными чернилами: «ТЕМИР БЕРДЫМУХАМЕДОВ „РЕКА ЖИЗНИ“ РОМАН-ЭПОПЕЯ».
Все ясно, это и есть опус того самого партийного деятеля из среднеазиатской республики, который мне предстояло подвергнуть литературной
«Много веков в пустыне жили люди, скитались от оазису к оазису, от колодцу к колодцу, пасли верблюдов в зарослях саксаула, изнывая от зноя и тоски. Пустыня была им и домом и могилой. Бесчисленные косточки погребены под песками. И редкий путник, наткнувшийся на скелет животного или человека, не спешил в ужасе прочь, опасаясь, что и его ждет та же участь… Старый чабан Бельды всю жизнь гнул спину, работая на бая, отдавая ему лучших овец из своего скудного стада. Некому было пожаловаться на свою беду — мулла, казий, царский урядник — все они защищали богатых и помогали им грабить бедняков… В 1917 году новое солнце взошло над древней пустыней. Кочевники с благоговением стали поминать имя Ленина — великого пророка Революции, который взывал не к покорности Аллаху, а к радостному труду, во имя счастья всех трудящихся…»
М-да, и все это мне предстоит превратить в произведение высокохудожественной прозы!.. Работка, однако, непростая. Придется товарищу Бердымухамедову раскошелиться, если он хочет увидеть свою опупею в центральной печати. Сцепив зубы, я углубился в чтение и очень скоро понял, что многие страницы будет легче написать заново, чем исправлять. Похоже, автор работал по принципу: что вижу, о том пою. Сюжет едва прослеживался. Я очень быстро запутался в персонажах, потому что и положительные, и отрицательные герои были одинаково плоскими и картонными и разговаривали одними и теми же фразами, а различались разве что именами и родом глаголов.
Не люди — схемы! Глупый и жесткий бай, лживый ханжа мулла, продажный казий, покорный чабан, отважный красный командир и так далее. Если я правильно понял замысел товарища Бердымухамедова, он замахнулся на некое подобие «Тихого Дона». Тут у него было и дореволюционное угнетение простых дехкан (тамошних крестьян), и борьба за установление советской власти, и попытка басмачей сорвать строительство оросительного канала. На самом деле, для талантливого писателя — материал благодатный,но это если из всего текста оставить только имена героев, место и время действия. И все начать заново.
К середине рабочего дня я составил примерный план работы над этой грудой графоманской писанины и настолько увлекся, что совершенно забыл о гораздо более важном деле. Раздался телефонный звонок, трубку сняла Валентина Антоновна.
— Артемий Трифонович, — сказала она. — Вас просят зайти в редакцию «Молодежной литературы»!
Глава 22
Чтоб тебя, я же обещал притащить в редакцию «Молодежной литературы» распечатку трех рассказов, а у меня с собой — только одна! Ну ладно, и так сойдет. И я спустился на четвертый этаж. Обратился к секретарю редакции этого журнала, она сразу направила меня к редакционному юристу.
Тот внес мои данные в типовой издательский договор, а потом отдал его мне на ознакомление. Я не стал слишком вчитываться в сей документ, ибо в прошлой жизни таких я перевидал множество. Пиратство в СССР еще не народилось, и меня интересовала главным образом сумма. О ней речь шла в следующих параграфах.
'Издательство обязуется уплатить Автору гонорар в соответствии с действующими ставками и правилами расчета — 350 ? за один авторский лист при первом издании, при переиздании 250 ?