Писатели и советские вожди
Шрифт:
9 августа Троцкий запрашивал Каменева (видимо, речь шла о списке литературы): «Включен ли в список Нестор Котляревский? Его речь „Пушкин и Россия“, изданная Академией наук (по распоряжению академика Ольденбурга [169] ) насквозь пропитана реакционно-крепостническим идеализмом» [170] .
Троцкий присылал Каменеву некоторые свои тексты; скажем — письмо поэту Городецкому [171] по вопросу объединения писателей, которое считал важным (в этом письме критически обсуждался план Городецкого деления писателей на категории; конкретные варианты Троцкий оспаривал: «Почему Брюсов, коммунист и, если не ошибаюсь, член партии отнесен к одной группе с Бальмонтом и Сологубом? Стало быть у Вас допускается отвод по прошлой деятельности. Сомнительная постановка вопроса» [172] . Чувствительность Троцкого в этом вопросе понятна — он в некоторых большевиках чувствовал подобную «память на прошлое» и в отношении себя лично.
169
С. Ф. Ольденбург — востоковед-индолог, член Петербургской академии с 1900 г.; член коллегии петроградского издательства «Всемирная литература». В сентябре 1919 г. был арестован (см. главку «М. Горький просит за М. И. Будберг»). К. Чуковский записал в дневнике 25 января 1926 г., что Н. Э. Радлов «ругал Ольденбурга — зачем
170
РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 1. Ед. хр. 140. Л. 5.
171
Там же.Л. 6–7.
172
По другому источнику напечатано в кн.: Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917–1956. С. 53.
До осени 1922 г. помимо официальных бумаг в Политбюро, Троцкий еще мог по вопросам культуры обращаться к Каменеву, человеку, не чуждому литературных интересов и женатому на его сестре. Хотя уже с началом болезни Ленина (в мае 1922 г). Каменев вошел в претендующую на захват власти «тройку» Сталин — Зиновьев — Каменев, а летом в одном из писем больному Ленину попросту намекнул на целесообразность устранения Троцкого и получил от него в ответ: «Выкидывать за борт Троцкого — верх нелепости. Если Вы не считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как Вы можете это думать???? Мальчики кровавые в глазах…» [173] .
173
См.: Волкогонов Д.Ленин. Политический портрет: В 2 кн. М., 1994. Кн. 2. С. 24.
С конца 1922 г. резкое ухудшение здоровья Ленина позволило участникам «тройки» действовать открыто, и переписка Троцкого с Каменевым прекратилась.
Троцкий продолжал печатать в «Правде» статьи по вопросам литературы, но атаки на него становились публичными; их ярость была монотонно возрастающей функцией времени. В 1923 г. Демьян Бедный в «Правде» писал о литературных статьях Троцкого так:
Не утаить, как не таи (Признаньем дружбы не нарушу?), Мне Льва Давыдыча статьи, Как кислота, разъели «душу». Да одному ли только мне? С отравой справлюсь я, быть может, Но неокрепнувший вполне Наш молодняк меня тревожит. Наш, пролетарский молодняк Сконфужен собственным обличьем. Зло-символический Пильняк Пред ним смердит гнилым величьем. Наглее, юрче с каждым днем Орда попутчиков беспутных. Меж тем, охвачен уж огнем Простор тревожный далей смутных. Уже минуты сторожит Взор пролетарской Немезиды, И надо крикнуть: — срок изжит! — Но голос сорванный дрожит От незаслуженной обиды [174] .174
См.: Чужак Н.Литература. К художественной политике РКП. М., 1924. С. 74.
Через семь лет Д. Бедный мог уже не заботиться о вежливости. 14 марта 1930 г. «Правда» напечатала его поэму-фельетон «Плюнуть некогда»: «Про Троцкого нынче мне толковать, // Что дохлую крысу жевать…» и т. д. Дальше — больше.
А в январе 1937-го, когда было объявлено о приговорах по делу Радека — Пятакова — Сокольникова и других «троцкистско-зиновьевских извергов», писательница А. Караваева написала, что не может радоваться предстоящим казням, «пока матерый бешеный волк фашизма Иуда Троцкий еще жив» [175] .
175
Литературная газета. 1937. 26 янв.
Но к тому времени генеральный секретарь созданного заботами товарища Сталина Союза советских писателей, уже визировал не проскрипционные, а расстрельные списки его членов…
Карл Радек и писатели
Европейский революционер, политик с явно авантюрной жилкой, марксистский идеолог, умевший менять ориентиры, сообразуясь с обстоятельствами времени и места, публицист и достаточно циничный острослов, наконец, литературный критик Карл Бернгардович Радек свободно говорил и писал по-польски, по-немецки и по-русски. Он родился в 1885 г. во Львове, с юности участвовал в революционном движении, состоял в социал-демократических партиях Польши, России, Австро-Венгрии и Германии, был делегатом международных социалистических конференций, включая знаменитую Циммервальдскую, и к моменту приезда в Россию в апреле 1917 г. (вместе с Лениным в пресловутом пломбированном вагоне) имел репутацию эрудита, знатока европейских дел и вместе с тем человека как бы не вполне серьезного. После захвата власти большевиками Радеку определили служить на ниве международной политики — в НКИДе. В 1918 г. вместе с Бухариным, Иоффе и Раковским его нелегально направляют в Германию для подготовки там революции; в феврале 1919-го немецкая полиция арестовывает Радека, и до декабря его держат в берлинской тюрьме Моабит (об этом Радек подробно и живо рассказал в книжке «Немецкий ноябрь», выпущенной в Москве в 1927 г.). Вернувшись в Россию в несомненном политическом ореоле [176] , он становится членом и секретарем Исполкома Коминтерна и авторитетным экспертом Политбюро ЦК РКП(б) в области международной политики. В 1919–1924 гг. Радек — член ЦК РКП(б). В 1923 г. его вновь командируют в Германию по случаю возникновения очередной — и снова кончившейся поражением — революционной волны.
176
Фундамент этого ореола теперь подвергается сомнению. Дело в том, что брат убитого в 1919 г. Карла Либкнехта Теодор обвинил российских большевиков и, в частности, Радека в выдаче германской разведке нелегального адреса К. Либкнехта. Этот сюжет обсуждается в переписке Б. И. Николаевского — см.: Минувшее. Ист. альманах. М., 1992. № 7. С. 247–248; публикация Ю. Фельштинского. Тогдашнему пребыванию Радека в Германии посвящено немало страниц книги Карла Шлёгеля «Берлин, Восточный вокзал». М.: НЛО, 2004.
В политических дискуссиях 1923–1924 гг. Радек — сторонник Л. Д. Троцкого (особенно в критике Сталина за провал германской революции). Политически эта позиция оказалась проигрышной, и Радек лишился постов в ЦК и в Коминтерне. С 1925 г. он — ректор Университета народов Востока имени Сунь Ятсена и в эти годы много занимается литературной работой. Два тома «Портретов и памфлетов» Радека, впервые изданные в Москве в 1927 г. [177] , пользовались в левых интеллектуальных кругах шумным политическим и литературным успехом [178] . «Сохранив
177
Издание выходило дополненным дважды: в 1933 и 1934 гг. (после того, как Радек присягнул Сталину).
178
У Радека был много стойких поклонников. Принадлежавший к их числу и живший в Алма-Ате литературовед Е. И. Ландау рассказывал мне, как он в 1947 г., когда истек срок десятилетнего заключения Радека, ждал втайне и, конечно, наивно его освобождения, не зная ничего о гибели Радека в тюрьме. Уже в наше время Ф. Горенштейн, говоря о «замечательном публицисте» Илье Эренбурге, заметил, что он — «на мой взгляд, просто великий публицист, не уступающий по таланту Карлу Радеку (но по цинизму, к сожалению, иной раз, тоже)» (Зеркало Загадок. Лит прилож. Берлин, 1997. С. 34). И далее, сравнивая публицистику эпохи масскультуры с прежней: «Помимо фронтовых статей Ильи Эренбурга и революционных статей Карла Радека, писавших от души и сердца, были и статьи цинично служебные, написанные ими от желудка, на заказ тирана. Отвратительные, лживые статьи. Однако высокий профессионализм, высокий журналистский талант иной раз творили чудеса, противореча клеветнической идее красотой и образностью журналистского исполнения» ( Там же.С. 35).
179
Орлов А.Тайная история сталинских преступлений. М., 1991. С. 190.
Разговорчивый, остроумный, внешне демократичный, много и на разных языках читавший, Радек с уходом в оппозицию не только не утратил авторитета и контактов в писательской среде, но и стал фигурой по-человечески более привлекательной, в то же время сохраняя определенное влияние на политическом небосклоне (влиятельность оппозиции — «большевиков-ленинцев» — ушла в песок не сразу, как не сразу ее деятели поняли окончательность своей политической смерти в стране, где исполнение директив «верха» неукоснительно осуществлялось партийной бюрократией; контуры этой «вертикали власти» проницательные оппозиционеры уже видели, но в необратимость ситуации еще старались не верить).
На известной фотографии празднования пятилетия «Красной Нови» (1927 г.) Радек вместе в А. К. Воронским запечатлен в окружении И. Бабеля, Б. Пильняка, В. Полонского, В. Вересаева, А. Эфроса, Ф. Гладкова, М. Герасимова и др.
Главной темой Радека-публициста оставалась политика; художественная критика как таковая не слишком привлекала его. Свое выступление на совещании в ЦК РКП(б) по вопросам художественной литературы 9 мая 1924 г. Радек так и начал: «Я не литератор и подхожу к вопросу с точки зрения общественной, которая нас здесь наиболее интересует» [180] . Но и десять лет спустя, начиная доклад на Первом съезде советских писателей, он повторил: «Я не работаю в области художественной литературы. Вопросы художественной литературы входят в орбиту моего внимания лишь как часть картины мира» [181] . Не эстетические, а политические аспекты литературы занимали Радека (такова, например, его эмоциональная статья о Ремарке). Состоянию современной русской литературы в ту пору Радек посвятил, кажется, только одну статью — «Бездомные люди» (Правда. 1926. 16 июня). Поводом для нее послужило самоубийство Андрея Соболя 7 июня 1926 г. [182] . Оно напомнило Радеку тяжело пережитый им «удар судьбы» — кончину 9 февраля 1926 г. Ларисы Рейснер, но он употребил множественное число («удары») и упомянул также смерть Д. Фурманова 15 марта.
180
К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе. М., 1924. С. 47. Отметим, что здесь Радек был прерван Троцким: «Вы хорошо пишете, т. Радек, это клевета!»
181
Первый всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М., 1934. С. 314.
182
8 июня 1926 г. «Правда» сообщила: «Вчера в 12 час. 40 мин. в институте имени Склифосовского скончался писатель Андрей Михайлович Соболь» (о факте самоубийства не сообщалось и на следующий день в некрологе, где была использована формула «безвременно скончался»); отметим, что в КЛЭ ошибочно указана дата смерти 12 мая 1926 г. О самоубийстве Соболя в «Правде» было сказано только 16 июня в статье Радека.
«Такая смерть, — написал Радек об этих потерях, — кажется бессмысленной игрой враждебных нам непонятных сил. И не будучи в состоянии понять их закономерности, мы не можем осмыслить этих потерь». Однако не эти потери, а именно самоубийства Есенина и Соболя вызвали резонанс в стране, и Радек, по-видимому, уловил общественную реакцию на эти самоубийства, относившую их на счет власти. Он не вспомнил в своей статье, что подписи Есенина и Соболя стояли под обращением группы писателей к совещанию 9 мая 1924 г. в ЦК по художественной литературе, в котором принимал участие. В этом обращении напостовское, поощряемое властью, отношение к работе писателей-попутчиков было аттестовано, как недостойное ни литературы, ни революции [183] . Через два года литературная ситуация никак не стала лучше. Характерно, что даже такой лояльный к режиму писатель, как Борис Лавренев, написал в «Красную газету» явно в состоянии нервного срыва: «Ряд писательских смертей, последовавших одна за другой в течение краткого срока (Ширяевец, Кузнецов, Есенин, Соболь), привели меня к твердому убеждению, что это лишь начало развивающейся катастрофы, что роковой путь писателя в тех условиях жизни и творчества, какие существуют сегодня, неизбежно ведет к писательскому концу. Жить и работать для создания новой культуры, сознавая себя в то же время едва терпимым в государстве парием, над которым волен безгранично и безнаказанно издеваться любой финотдельский Акакий Акакиевич, любой управдом, любой эксплуататор-издатель, жить в таком обществе и творить „культуру“ невыносимо тяжело, душно, страшно… Предпочитаю заняться „производительным“ трудом и искупить преступное занятие литературой честным служением обществу в качестве счетовода» [184] . Это написано о временах, впоследствии названных вегетарианскими; власть аппарата тогда еще не стала тотально неограниченной.
183
К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе. М., 1924. С. 106–107.
184
Письмо не было отправлено; публикация В. Бахтина. Искусство Ленинграда. 1989. № 6. С. 64.
В самоубийствах Есенина и Соболя Радек увидел «симптом недуга литературы», но не власти. Если Троцкий, посвятивший Есенину прочувствованный некролог (Правда. 1926. 19 янв.), увидел в его смерти неминуемость, заложенную в столкновении нежности поэта с катастрофичностью революции, то Радек высказывался грубо и заземленно, едва ли не зощенковским языком («Есенин умер, ибо ему не для чего было жить… Связи с обществом у него не было, он пел не для кого. Он пел потому, что ему хотелось радовать себя, ловить самок. И когда, наконец, это ему надоело, он перестал петь»). Это контрастировало с откликами на смерть Есенина писателей-друзей Радека [185] , но не оттолкнуло их от автора «Бездомных людей».
185
Например, Пильняка (см.: Журналист. 1926. № 1. С. 49) или Сейфуллиной (см.: Сейфуллина З.Моя старшая сестра. М., 1970. С. 62–63).