Писатели и советские вожди
Шрифт:
Лариса Рейснер, еще будучи студенткой, приобрела известность в петербургской литературной среде как идейный вдохновитель, редактор и автор журнала «Рудин»; многие ее публикации в журнале, скажем, статья «Через Ал. Блока к Северянину и Маяковскому», имели несомненный резонанс не только у молодежи. Она была знакома с Блоком (правда, наиболее часто встречалась с ним в Петрограде 1920-го), Гумилевым и другими известными поэтами… С начала Гражданской войны Лариса Рейснер принимает в ней активное участие; она — легендарный комиссар Волжской флотилии, а затем комиссар штаба флота. Став женой командующего Волжско-Каспийской флотилии Ф. Ф. Раскольникова, она в 1921 г. отправляется с ним в Афганистан, куда Раскольникова направили послом. (К слову сказать, брата Ларисы Игоря уже в 1919 г. послали в Кабул секретарем посольства, когда послом был Я. З. Суриц. Сразу после отзыва Сурица Игорь Рейснер еще некоторое время оставался в Кабуле и дождался приезда сестры). В Кабуле Лариса увлеченно занималась дипломатической работой и собирала материал для книги об Афганистане. В 1923 г. она поехала отдохнуть к родителям в Москву, и вот тут-то начинается наш сюжет, сколько-нибудь внятных изложений которого мне не приходилось встречать в печати. Разве что воспоминания ученицы и коллеги И. М. Рейснера востоковеда К. А. Антоновой, в которых есть глава «Мой учитель — Игорь Рейснер», — соответствующее место из нее здесь приведем. Речь идет о том, что после отъезда Ларисы из Кабула в Москву она для Раскольникова, оставшегося в Афганистане… пропала: «Ни одно письмо не пришло от нее мужу, хотя Раскольников непрерывно писал ей, умоляя сказать, что случилось?. Он оказался в нелепейшем положении: при шахском дворе его все время спрашивали, как его жена, когда она вернется, а он ничего не знал и должен был выдумывать. Наконец Раскольников добился отзыва в Москву, приехал и стал искать встречи с Ларисой, но та его избегала: в то время она увлеклась маленьким, некрасивым, но живым и остроумным Карлом Радеком, который собирался в Германию где, казалось, начиналась революция, и мог взять ее с собой. <…> В конце концов, Лариса послала Федору Федоровичу письмо, объясняя, что он больше ничего
228
Антонова К.Мы, востоковеды… // Восток. 1991. № 3. С. 107.
Сам Радек излагает события, связанные с поездкой Ларисы Рейснер в Германию, туманно и без подробностей: «В сентябре <1923 г.> она приходит ко мне с просьбой помочь ей выехать в Германию… Ларису тянуло туда, тянуло сражаться в рядах германского пролетариата и приближать его победу к пониманию русских рабочих. Ее предложение меня очень обрадовало… Но в то же время я чувствовал, что ее поездка в Германию — бегство от неразрешенных сомнений» [229] .
229
См.: А. Луначарский, К. Радек, Л. Троцкий.Силуэты: политические портреты. С. 316.
Конечно, об этой поездке Радека и Рейснер, об участии их в гамбургском восстании ходили вполне характерные легенды. По одной из этих легенд — я слышал ее в 1973 г. от А. В. Эйснера, — Лариса Рейснер ехала с документами польской графини, а Радек — один из вождей Коминтерна — сопровождал ее в качестве секретаря. По другой версии, Рейснер приехала в Берлин с Радеком, имея фальшивый немецкий паспорт, и в отеле ей утром сказали, что немки не могут так улыбаться — у нее улыбка русской женщины… [230]
230
См.: Порецки Э.Тайный агент Дзержинского. М., 1996. С. 69–71. В этой книге рассказ о Л. Рейснер и ее семье содержит много неточностей.
В начале 1926 г. Лариса Рейснер заболела тифом и 9 февраля скончалась. Из воспоминаний о ее похоронах — писатель В. Шаламов: «За гробом вели под руки Карла Радека. Лицо его было почти зеленое, грязное, и неостанавливающиеся слезы проложили дорожку на щеках с рыжими бакенбардами»; брат Михаила Кольцова карикатурист Борис Ефимов: «По сей день стоит у меня перед глазами Карл Радек, навзрыд рыдающий у ее свежей могилы на Ваганьковском кладбище. Глубокое сочувствие вызывало безутешное горе этого уже пожилого человека, прошедшего, как говорится, огонь и воду и медные трубы, опытнейшего политического деятеля. <…> Лариса, человек, близкий к Раскольникову и Радеку, не избежала бы расстрела в годы сталинских репрессий…» [231]
231
Шаламов В.Воспоминания. М., 2001. С. 39; Ефимов Б.Десять десятилетий. О том, что видел, пережил, запомнил. М., 2000. С. 285.
Радековский посмертный портрет Ларисы Рейснер исполнен большевистской риторики; он свидетельствует о хорошем знании подробностей ее биографии и, увы, содержит мало мемуарного. Два тома «Портретов и памфлетов» Радека, куда входил этот портрет [232] , открывались патетическим посвящением, набранным на целую страницу: «Памяти незабвенного друга Ларисы Михайловны Рейснер, Борца и певца пролетарской революции книгу эту посвящает Карл Радек. Москва, Кремль» [233] .
232
Как и в 41-й том Энциклопедического словаря «Гранат», посвященный деятелям русской революции.
233
Посвящение сохранено в дополненных изданиях 1933 и 1934 гг., но в последнем снят адрес «Москва, Кремль». Возможно, стилистически это посвящение заимствовано у Троцкого — его книге «Литература и революция» (М., 1923 и М., 1924) предпослано набранное на всю страницу посвящение: «Христиану Георгиевичу / Раковскому / Борцу, / Человеку, / Другу / посвящаю эту книгу / 14 августа 1923 года».
Племянник Ларисы Рейснер Лев, появившийся на свет уже после ее смерти, вспоминал грустные слова, которые часто слышал от своего отца И. М. Рейснера: «Брюшник подхватил я, она заразилась и умерла, а я выжил»; о взаимоотношениях отца и его сестры он пишет: «Лариса (Лэри) была для него больше чем родная сестра, он ее боготворил, как, впрочем, и старшие Рейснеры. И еще они, сестра и брат, были не только друзьями, но и товарищами (у них было товарищество, если быть точным)»… [234]
234
Рейснер Л. И.Портрет отца // Слово об учителях. Московские востоковеды 30–60-х годов. М., 1988. С. 235–236.
Чтобы подойти к письмам в Тобольск 1928 г. брата Ларисы Рейснер Игоря, кратко скажем о том, как складывалась его судьба. Вернувшись из Кабула, Игорь Рейснер окончил Восточный факультет Военной академии РККА, мечтая соединить карьеру деятеля с карьерой крупного ученого. К Карлу Радеку, которого он знал, понятно, по-домашнему, И. М. Рейснер относился с большой симпатией не только из-за Ларисы (его письма Радеку в ссылку в 1928-м это подтверждают). Но так случилось, что три года — 1926, 1927 и 1928-й — сложились для него трагически, поскольку за это время рейснеровская семья практически перестала существовать. Его сын, Л. И. Рейснер, спустя 60 лет писал о своем отце: «В конце двадцатых годов он потерял самое дорогое и драгоценное: семью Рейснеров, которая была в чем-то подобна маленькому культурному очагу, литературному салону, родственному клану. О своих родных он почти не рассказывал, не любил касаться этой темы — позже я понял, что рана никогда не заживала» [235] .
235
Рейснер Л. И.Портрет отца. С. 235–236.
Первой после Ларисы в 1927 г. умерла ее мать Е. А. Рейснер. О том, что случилось вскоре К. А. Антонова пишет так: «Отец Игоря спустя 3–4 месяца женился на своей кухарке. Игорь, боготворивший мать, никогда не мог ему этого простить, особенно когда отец, желая, видимо, как-то обеспечить эту неграмотную женщину, завещал ей свою библиотеку на которую, по мнению Игоря, он имел все права, т. к. она нужна ему была для работы… Всю жизнь Игорь хранил в своей комнате гипсовый бюст матери и портрет Ларисы кисти Василия Ивановича Шухаева, но ни одного изображения своего отца. Как-то я нашла в одном журнале хороший снимок старого Рейснера и предложила его Игорю, но тот сказал, что не хочет смотреть „на этого человека“. Однако к самой кухарке Игорь претензий не имел и в официальном заявлении „горячо поддержал“ просьбу о назначении ей повышенной вдовьей пенсии» [236] . События, столь сильно захватившие его, пришлись на пору, когда Игорь Рейснер, женившись и ожидая ребенка, жил отдельно от семьи, в Подмосковье, и не слишком оперативно отслеживал события жизни Карла Радека: он не сразу узнал о его высылке и не провожал его. Потом, конечно, и ему досталось с лихвой — сначала за само знакомство с Радеком, а в конце 30-х еще и за то, что зятем его был невозвращенец и враг народа Раскольников. И. М. Рейснер был исключен из кандидатов в члены ВКП(б) и уволен из Института Востоковедения; спас его Ем. Ярославский, знавший семью Рейснеров и устроивший его в Ивановский пединститут. Только в конце войны он смог вернуться в Москву. Л. И. Рейснер писал об отце: «Печать своей анкетной „неполноценности“ он нес, подобно многим, с 30-х годов; лишился до войны работы и партийного билета (был восстановлен в партии во время войны), а накануне смерти Сталина был вновь на грани увольнения из МГУ как „засоряющий кадры“ Университета…» [237] Несколько раз его увольняли с работы; будучи профессором, он смог защитить докторскую диссертацию лишь когда умер Сталин, хотя был одним из виднейших индолгов страны…
236
Антонова К.Мы, востоковеды… С. 107.
237
Рейснер Л. И.Портрет отца. С. 238.
А теперь возвращаемся в 1928 год:
I. <Март 1928 г.>.
Дорогой Карл — мне решительно стыдно, что не удалось повидать Вас перед отъездом — но живя в Немчиновке [238] (это почти также далеко от Москвы, как Тобольск) узнаешь о событиях Post factum.
Сначала о личных делах. Дочка Ленсбери [239] , она же Violet [240] , через несколько месяцев совершит нереспектабельный поступок и подарит старому Джорджу незаконного внука — моего сына или дочку. Violet вернулась,
М. А. <Рейснер> счастлив, помолодел и пишет историю политических учений от Калибана до Ленина [243] . Алеша [244] вырос, относится ко мне с давним презрением, как к вырождающемуся интеллигенту и слывет первым драчуном в округе. Лу-лу неизменно в своей томной прелести и готовится явить миру еще четырех щенят в дополнение 42 уже существующих. Проф. Залкинд [245] предполагает специально обследовать ее в целях использования ее опыта для своей статьи «Гигиена мозговой работы».
Дорогой Карл — напишите подробно, что Вам нужно в городе по имени Тобольск — сапоги? книги? табак? и т. д.? Можно ли будет навестить Вас в Тобольске во время моих летних каникул? И вообще дымится ли дым Вашей трубки и как относится к Вам прекрасная половина тобольской общественности?
Мы получаем «New Leader» и «Labor Monthly» — может Вам было бы интересно, если бы я переслал их в Тобольск?
Крепко целую И. Рейснер.
P. S. Посылаю Вам немного табаку.
М. Б. Б. Немчиновка, 3. Запрудная д.7 мне [246] .
II. 5 августа <1928 г.>.
Дорогой Карл. Вы наверное знаете из газет, что Михаил Андреевич <Рейснер> скончался в ночь на 3 августа. События развернулись достаточно быстро. Еще две недели назад он прекрасно чувствовал себя в Кисловодске, куда поехал с новой женой. Вдруг начала давать себя чувствовать водянка. В Москве, куда они вернулись, консилиум высказался за операцию, чтобы выпустить воду и поставить диагноз (подозрение на рак). Операция прошла хорошо. Рака тогда не обнаружили. Выпустили 13 литров воды. 2 дня спустя М. А. неожиданно почувствовал себя дурно — ночью после 8-минутного припадка он скончался от паралича сердца. Post mortem [247] вскрытие обнаружило плоскостной рак брюшины. На этот раз смерть была великодушна и избавила его от нескольких месяцев бесполезных и унизительных страданий. Я видел только мертвое тело. Щеки впали, но лицо было очень красиво и более чем когда-либо похоже на Лэри <Ларису>. На простом грузовичке, так же как было с мамой [248] , я отвез тело в крематорий. Никаких торжеств и подобия толпы не было. Враги не произносили речей «о безвременной утрате»; отсутствовали флаги и делегации чуткой молодежи. Ссылаясь на волю покойного, я категорически высказался против венков, речей и заседаний. Надо сказать, что все «органы» власти и общественности ухватились за это предложение с горячностью, которая показалась бы странной при других условиях. Ни в «Правде», ни в «Известиях» даже не было помещено некролога. Даже в хронике наряду с кражей кальсон на Смоленском рынке или нападении хулиганов на кассира МСПО [249] отсутствовало малейшее упоминание о смерти М. А. Рейснера, профессора, члена Ком. Академии, члена ВКП(б) с 1905 года. Общими усилиями моими и общественности была вписана последняя, едва ли не самая стильная, страничка биографии покойного. Его пепел будет помещен в колумбарий рядом с пеплом Екатерины Александровны и Лэри (я уже имею разрешение на это). В колумбарии много цветов, спокойно и помещение напоминает не то банк, не то протестантскую церковь, не то вокзал, неожиданно превращенный в госпиталь. Вазы хоронятся в особых шкафах под стеклом, как экспонаты музея, где каждый предмет неповторим, но все они по существу одинаковы. Окна широко открыты, в воздухе вдали прозрачный скелет радиостанции и слышны золотистые трели колоколов Донского монастыря.
Покойный сохранил до конца ясность мыслей и последовательность действий. Он отказался видеть меня за неделю до смерти и оставил все, включая свою библиотеку и библиотеку Лэри, своей второй жене. В своем завещании он просит правительство Союза назначить ей пенсию и не лишать квартиры. Нина Степановна [250] разбита горем, но решительно отказалась иметь какое-либо дело с Алешей и с его дальнейшим воспитанием. По всей вероятности мне удастся выкупить у нее библиотеку.
Маленький Лев [251] прибавил целый фунт и ничего не знает о смерти деда. Violet и я оба надеемся, что в будущем году нам не придется хоронить еще кого-либо из Рейснеров.
Ваш Игорь [252] .
238
Дачная местность в Одинцовском районе Московской области.
239
Имеется в виду Джордж Ленсбери — крупный деятель лейбористской партии Англии, бывший в 1932–1935 гг. ее лидером.
240
Виолет (Вайолетт) Ленсбери — дочь Джорджа Ленсбери, жена историка А. Г. Пригожина, с которой И. М. Рейснер познакомился, работая в Московском институте востоковедения (по окончании в 1924 г. Военной академии). Вскоре Вайолет ушла от своего супруга и стала жить с И. М. Рейснером — сначала в проходной комнатке общежития РАНИОН (Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук, а потом на подмосковной даче. У них родилось двое сыновей: Лев и младший Георг (его в семье звали Додик), названный в честь деда Джорджа Ленсбери. В 1940 г. Вайолетт, уехавшая в командировку в Париж, вышла там замуж за брата известного индийского историка и крупного деятеля компартии Великобритании Раджани Палм Датта, навсегда бросив И. М. Рейснера с двумя сыновьями в Москве.
241
28 марта 1928 г. М. Горькому исполнилось 60 лет.
242
В книге Л. Рейснер «Гамбург на баррикадах» (1925) никаких высказываний о Горьком нет.
243
Вся фраза иронична и вызвана женитьбой М. А. Рейснера сразу после смерти его жены.
244
Речь идет о младшем, приемном сыне М. А. Рейснера; К. А. Антонова в мемуарах «Мы, востоковеды…», повествуя об И. М. Рейснере в 1930-е гг., упоминает Алексея как «приемного брата Игоря, с которым он был не в ладах и о котором никогда не говорил» (Восток. 1991. № 3. С. 108).
245
А. Б. Залкинд — педолог, врач-психоневролог, педагог, автор многочисленных книг по педологии и педагогике, издававшихся до 1934 г., член ВКП(б).
246
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 24–25.
247
Посмертное (лат.).
248
Е. А. Рейснер скончалась 19 января 1927 г.; за два месяца до своей смерти она писала Л. Сейфуллиной: «Ты не страдай о нас, все случилось 9 февраля (1926 г., когда умерла Л. Рейснер. — Б.Ф.), теперь только тянутся следствия. Каждое из них я встречаю равнодушно. И если ты услышишь, что я оборвалась, будь другом и порадуйся за меня» (Лариса Рейснер в воспоминаниях современников. М., 1969. С. 112).
249
Московский Союз потребительских обществ.
250
Нина Степановна Рейснер — вторая жена М. А. Рейснера
251
Лев Рейснер — сын И. М. Рейснера и Виолетт Лэндсбери, впоследствии историк-востоковед, автор прочувствованных воспоминаний об отце.
252
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 22–23.
Ответные письма Карла Радека Игорь Рейснер, понятно, не сохранил.
Сведениями о начале личного знакомства Бориса Пильняка с Карлом Радеком мы не располагаем. Известно, что в 1922–1923 гг. установилось близкое знакомство Пильняка с Троцким, а Радек был тогда в упряжке Троцкого своим человеком и появлялся на литературных обсуждениях вместе с Львом Давыдовичем [253] . О заинтересованном отношении Л. Д. Троцкого к литературной работе Бориса Пильняка Радек, конечно, знал…
253
На с. 92* мы приводили из следственных показаний И. Э. Бабеля его рассказ о появлении Радека с Троцким у Воронского, когда Багрицкий читал «Думу про Опанаса». Тогдашнюю попытку Радека перевести разговор на политические темы Троцкий остановил, строго на него посмотрев. Понятно, что этот «строгий» взгляд объяснялся корпоративной этикой: обсуждать, да еще в таком стиле, внутрипартийные проблемы при беспартийных создатель Красной армии считал недопустимым.
*В файле — глава «Троцкий — Сталин: как помочь молодым поэтам», раздел «4. Пастернак у Троцкого» — прим. верст.