Писатели и советские вожди
Шрифт:
«Левые» понимали нэп только как вынужденное отступление, и бытовое отражение его, хлынувшее на страницы новой русской прозы, раздражало их. Отсюда и выпад Радека: «Последние вещи даже таких выдающихся писателей, как Бабель, Всеволод Иванов и Пильняк [186] , не только скучны для передовых читателей, но уже скучны для самих авторов.У них пропала радость творчества, ибо они повторяются вместо того, чтобы идти вперед в жизни» [187] . Радек только констатирует, он не пытается понять объективные причины явления. Статья «Бездомные люди» завершается призывом: «Многие говорят, что нельзя писать правды, ибо Главлит не пропустит. Попробуйте, товарищи! Попробуйте написать невыдуманные сановные истории с намеками, сотканные из сплетней и слухов [188] , а дайте-ка жизнь — в деревне и на фабрике — как она есть. И посмотрим, запретит ли ее цензура». Отлично знавший секреты советской политической кухни, не отличавшийся наивностью Радек не мог писать такие благоглупости искренне. Это была обычная демагогия в угоду принципу публичной партийной корпоративности с несомненным, однако, привкусом провокации — всякое честное произведение литературы скандальностью
186
Сама эта выборка характеризует и вкус, и литературные симпатии Радека.
187
Так судил «левый» Радек в 1926-м, и так же судил «правый» Бухарин в 1928-м («Это не борьба, не творчество и не литература, это — произведение зеленой скуки для мертвых людей» — см.: Бухарин Н.Революция и культура. М., 1993. С. 143).
188
Возможно, публичный намек на запрещенную «Повесть непогашенной луны» Пильняка (при ее неофициальной поддержке Радеком).
19 декабря 1927 г. на последнем заседании XV съезда ВКП(б) Радек, состоявший в партии с 1902 г., был исключен из нее в составе группы 75 участников «троцкистской оппозиции» (вместе с Л. Б. Каменевым, М. М. Лашевичем, Н. И. Мураловым, Ю. Л. Пятаковым, Х. Г. Раковским, И. Т. Смилгой и др.). «Исключенные, — по емкому замечанию Троцкого, — поступали в распоряжение ГПУ» [189] . В январе 1928 г. исключенных оппозиционеров выслали в края, заметно удаленные от центра. На первых порах ГПУ не препятствовало их переписке (если не считать понятной задержки их корреспонденции по причине перлюстрации [190] ), поскольку это позволяло Сталину быть в курсе и планов, и умонастроений сосланных политических противников. Радеку предписали Тобольск. Разместившись там на ул. Свободы, 49, он сразу же сообщил свои координаты многочисленным друзьям и товарищам, сосланным и несосланным. Их ответы не составили себя ждать. Сам Радек на письма был ленив, но его почта в ссылке — внушительна: масса писем и телеграмм, всевозможные машинописные и рукописные тексты политических статей, обзоров, заявлений; советская и западноевропейская пресса, книги.
189
Троцкий Л.Моя жизнь. М., 2001. С. 525.
190
В письме Радеку 13 августа 1928 г. из Великого Устюга от сосланного туда бывшего главного редактора поныне издающейся газеты «Труд» Г. Валентинова была характерная приписка: «Уважаемые перлюстраторы! Это письмо точно такое же, как и предыдущее письмо мое т. Радеку! Не затрудняйте себя и не чините почте лишней проволочки в путешествии письма» (РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 99. Л. 22).
Писательские письма составляют небольшую часть почты Радека 1928 г. Несомненно, они воспринимались адресатом в контексте всей его политической корреспонденции не только в силу специфики его интересов, но и потому даже, что круг друзей Радека — и политиков, и литераторов — был единым (неслучайны в писательских письмах упоминания имен оппозиционеров и сообщения о встречах с ними) [191] .
Нельзя сказать, чтобы Радек был близок с идеологами напостовства. В мае 1924 г. он (наряду с Троцким, Бухариным и Луначарским) принял участие в совещании в ЦК РКП(б) по вопросу о политике партии в области художественной литературы. В жестком столкновении двух позиций, заявленной на совещании А. К. Воронским (следует поддержать все талантливые литературные силы, принявшие Октябрьскую революцию), и — по поручению напостовцев — Ил. Вардиным (следует поддерживать только пролетарскую культуру) Радек оказался скорее на стороне Воронского (куда решительнее это сделал Л. Д. Троцкий, но и тогдашний публичный куратор пролетарской культуры Н. И. Бухарин на этом совещании подверг напостовцев ядовитой критике и высказался за принцип состязательности в художественной литературе). Выступая на совещании, Радек вспомнил, как Ленин говорил ему о писателях-рабочих: «Напишет человек один рассказ из пережитого и десять старых дев дуют на него, чтобы сделать его гением и губят рабочих» [192] . Отметив, что из 100 выходящих в России книг 99 — не коммунистические, Радек этим мотивировал необходимость сильной коммунистической критики для ориентации масс в книжном рынке. О работе с попутчиками он высказался определенно: «Нужна громаднейшая работа, которую не может заменить литературный погром» [193] .
191
Письма до 1930 г., адресованные К. Б. Радеку, приводимые или цитируемые здесь (за исключением особо оговоренных случаев, когда они приводятся по публикации Ю. Фельштинского из архива Л. Д. Троцкого — Минувшее. № 7. С. 245–313) хранятся в РГАСПИ: Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 84, 85, 99, 106, 110–113, 118.
192
К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе. С. 47.
193
Там же. С.48.
В начале 1926 г. первое поколение вождей-напостовцев (Ил. Вардин, Г. Лелевич, С. Родов), занимавшее ультралевые позиции, было отлучено от руководства пролетарской литературой. Синхронизируя борьбу за власть в ВАППе с политическими схватками в верхах партии, группу Лелевича заклеймили как «левую оппозицию в пролетарской литературе». Возглавивший движение «На посту» Л. Авербах придал этому политическому обвинению форму законченной аналогии: «Партия говорила, что у нашей партийной оппозиции основная ошибка идет по линии переоценки кулака. У нашей литературной оппозиции прямая и непосредственная переоценка сил буржуазных писателей» [194] .
194
Цит. по: Шешуков
В 1927 г. низложенные вожди-напостовцы были исключены из партии и сосланы. Политически Радек относился к ним как к товарищам, хотя и не разделял их прежнего агрессивного отношения к Воронскому, которого поддерживали Ленин и Троцкий. К Радеку, бывшему в ту пору сподвижником Троцкого, но не имевшему его эстетических амбиций, они не относились враждебно. Впрочем, после 1926 г., когда удар по левым напостовцам сопровождался и ударом по «троцкисту» Воронскому, между отправленным в Саратов Лелевичем и сосланным в 1929 г. в Липецк Воронским установилась вполне дружественная переписка [195] .
195
См.: Из истории советской литературы 1920–1930 гг. С. 611–615 / Публ. Е. А. Динерштейна.
Г. Лелевич написал Радеку в Тобольск сразу же, как узнал его адрес (саратовский штемпель письма 22 марта 1928 г.):
Дорогой тов. Радек! Узнал у моего напостовского друга вашу резиденцию и пишу. Очень бы хотелось учинять с Вами обмен мнений по литературе и прочим вопросам. А то на свете много прелюбопытных вещей и вентилировать их весьма невредно. Если имеете охоту, черкните! У меня интересного ничего: на ролях беспартийного спеца читаю в Университете литературу, изредка (очень редко!) печатаю что-нибудь на очень нейтральные темы, усиленно развиваю в себе эпистолярные способности. Вот и все.
196
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 7.
В письмах Лелевича Радеку неизменно возникают литературные вопросы и сюжеты. Самый неистовый из напостовцев Ил. Вардин [197] , высланный в Бийск и ставший одним из первых капитулянтов среди корреспондентов Радека, интересовался исключительно политическими вопросами. Уже в мае 1928 г. Вардин, находившийся в ссылке вместе с Г. Сафаровым, сподвижником Зиновьева, сообщил Радеку об их намерении вернуться в партию. 1 июня Вардин писал Радеку:
Завтра в местной газете появится следующее сообщение: «В ЦКК ВКП(б) подали заявление об отходе от оппозиции бывшие члены партии Сафаров, Вардин, Вуйович, Будзинская, Наумов, Тарханов» [198] .
197
Илларион Вардин — сотрудник «Правды» и «Известий», в 1921 г. уполномоченный референт ВЧК. Погиб в заключении.
198
РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1 Ед. хр. 99. Л. 55.
Это заявление Вардин не рассматривал как капитулянтское, и будущее он представлял себе розовым: «На очереди — концентрация непримиримой враждебной капитализму и социал-демократии подлинно большевистской левой. Если группа Сталина не будет мешать этому необходимому процессу, ей многое простится. Кстати Л. Д. <Троцкий> во время вспомнил в своем письме по поводу тезисов Преображенского, что „политика не знает злобы“» [199] . Биограф Троцкого И. Дойчер пишет об ответе Радека: «<…> он упрекает Вардина, но очень мягко и сочувственно, отнюдь не намереваясь обращаться с отступником как с „нравственным мертвецом“» [200] . Между тем в почте Радека немало писем с резкими откликами на заявление Вардина и его иллюзии насчет «группы Сталина». 2 июля Лелевич послал Вардину откровенное письмо и в начале августа переслал его копию Радеку:
199
Там же.Л. 57.
200
Дойчер И.Троцкий. Безоружный пророк. 1921–1929. М., 2006. С. 453.
Ты убаюкиваешь себя сказанным, будто бы капитулируешь для того, чтобы вернуться в партию, бороться с правыми. Вздор! Идя на войну, не бросают оружия. Без платформы, без ленинских взглядов, без большевистской установки ты сможешь быть чиновником, ты сможешь писать грязные статьи против «троцкизма» (на самом деле против ленинской оппозиции), но бороться ты не сможешь. Не сомневаюсь, что мы вернемся в партию, но вернемся не как банкроты, не как ренегаты, не как политические трупы, а как большевики-ленинцы, ничего не сдавшие из своих принципов. Мы вернемся, ибо когда рабочее ядро партии потребует возвращения к политике неурезанного большевизма, все формальные рогатки, все запретительные параграфы потеряют какое бы то ни было значение. Мы вернемся, ибо для настоящей борьбы с правыми рабочему ядру партии будут нужны именно соратники, не свернувшие ленинского знамени, не пошедшие в услужение центризму, не лгавшие на всех углах: «я каюсь в том и каюсь в этом» [201] .
201
РГАСПИ. Ф 326. Оп. 1. Ед. хр. 106. Л. 9–10.
7 июля сосланный в Барнаул журналист «Правды» Л. Сосновский, один из постоянных авторов журнала «На посту», встревоженный слухами о колебаниях Радека, писал ему:
Был у меня этот прохвост Вардин после подписания в Новосибирске фальшивки с Сафаровым. Сей муж, оказывается, клянется до гроба защищать платформу, считает, что платформа победила, что сталинцы обанкротились. Но в публичном заявлении пишет противоположное и убеждает меня, что все это — формальный момент. Ну, нечто вроде подписания верноподданической присяги в Государственной думе нашими депутатами. Так вот, и Вардин позволял тоже «информировать» меня о каких-то мне неизвестных письмах Радека. Я его выторил [202] после того, как целый час популярно объяснял ему, что они с Сафаровым — мелкие жулики, обманывающие всех и вся [203] .
202
Так в документе.
203
Минувшее. № 7. С. 285.