Письма 1926 года
Шрифт:
Твой «Орфей». Первая строчка:
И дерево себя перерастало... [156]
Вот она, великая лепота (великолепие). И как я это знаю! Дерево выше самого себя, дерево перерастает себя, — потому такое высокое. Из тех, о которых Бог — к счастью — не заботится (сами о себе заботятся!) и которые растут прямо в небо, в семидесятое (у нас, русских, их — семь!). (Быть на седьмом небе от радости. Видеть седьмой сон. Неделя — по-древнерусски — седьмица. Семеро одного не ждут. Семь Симеонов (сказка). 7 — русское число! О, еще много: Семь бед — один ответ, много.) [157]
156
Неточно цитируемое Цветаевой начало I сонета I части.
157
Этот отрывок вызван словами Рильке о том, что 7 — его любимое число (письмо к Цветаевой от 10 мая). Впоследствии Цветаева всегда связывала цифру 7 с именем Рильке, наделяла ее почти магическим смыслом. Так, свою поэму «Новогоднее», посвященную Рильке, Цветаева датирует: 7 февраля 1927, а очерк «Твоя смерть» — 27 февраля 1927 г.; в 1929 году она переводит на русский язык семь писем Рильке;
«...Люблю эту цифру — любимую цифру Рильке», — признавалась Цветаева А. А. Тесковой 7 февраля 1938 года (Письма к Тесковой. С. 158).
Песня — это бытие [158] (кто не поет, еще не есть, еще будет!).
Но тяжелы и моря и горы... [159]
(словно ты утешаешь ребенка, хочешь придать ему бодрости... и — почти улыбаясь его неразумию:
...Но эти веянья... но эти дали... [160]
Эта строчка — чистая интонация (интенция), и, значит, чистая ангельская речь. (Интонация: интенция, ставшая звуком. Воплощенная интенция.)
158
Слова из III сонета I части.
159
Строка из IV сонета I части.
160
Последняя строка из IV сонета I части.
... Нам незачем искать
других имен. Когда раздастся пенье,
раз навсегда мы будем знать — Орфей [161] ,
(именно это — Орфея поющего и умирающего в каждом поэте — я имела ввиду на предыдущей странице).
– -------------------
Откуда он? Из нашего ли мира? [162]
И уже чувствуешь подступающее (близкое) Нет. О, Райнер, я не хочу выбирать (выбирать значит рыться и быть привередливой [163] , я не могу выбирать, я беру первые случайные строки, которые еще хранит мой слух. Ты пишешь мне в уши, тебя читаешь ухом.
161
Строки из V сонета I части.
162
Начальные слова из VI сонета I части.
163
По-немецки — игра слов: wahlen ist wuhlen und wust sein.
Эта гордость из земли [164]
(конь, выросший из земли). Райнер! Следом посылаю книгу «Ремесло» [165] , там найдешь ты св. Георгия, который почти конь, и коня, который почти всадник, я не разделяю их и не называю. Твой всадник! Ибо всадник не тот, кто сидит на лошади, всадник — оба вместе, новый образ, нечто не бывшее раньше, не всадник и конь: всадник-конь и конь-всадник: ВСАДНИК.
– -------------------
Твоя карандашная запись (так ли это называется? нет, лучше помета!) — легкое ласковое слово: к собаке [166] . Милый, это переносит меня в мое детство, в мои одиннадцать лет, то есть в Шварцвальд, в самую его глубь. И воспитательница (ее звали фройляйн Бринк [167] , и она была омерзительна) говорит: «Этой дьявольской девчонке Марине можно все простить, когда она произносит: «собака!» (Собака — от восторга и нежности и нетерпения — завывая — с тремя а-а-а. То были не породистые собаки, — уличные! [168] ).
164
Слова из XI сонета I части.
165
Свою книгу «Ремесло» Цветаева, по-видимому, не послала Рильке. В швейцарском архиве поэта этой книги нет.
166
В экземпляре «Сонетов к Орфею», посланном Цветаевой, возле XVI сонета I части (S. 22) рукою Рильке помечено: an einen Hund (к собаке).
167
В 1903—1904 гг. Цветаева училась в католическом пансионе Бринк во Фрейбурге. (См. подробнее: Цветаева А. Воспоминания. С. 175—196).
168
По-немецки: Rassehunde — Gassenhunde.
Райнер, величайшее счастье, блаженство прижаться своим лбом к собачьему, глаза в глаза, а собака, удивленная, оторопевшая и польщенная (не каждый же день случается!), начинает ворчать. И тогда зажимаешь ей обеими руками пасть — ведь может и укусить, от одного умиления! — и целуешь. Много раз подряд.
Есть ли у тебя там, где ты сейчас, собака? А где ты сейчас? Вальмон — так звали героя жестокой, холодной и умной книги: Лакло «Liaisons dangeureuses» [169] , которая у нас в России — не могу понять почему, нравственнейшая книга! — была запрещена наравне с мемуарами Казановы (которого страстно люблю!). Я написала в Прагу, мне должны прислать мои две драматические поэмы (все же не драмы, по-моему): «Приключение» (Генриетта, помнишь? самое прекрасное из его приключений, которое вовсе не приключение, — единственное, которое не приключение) и «Феникс» — конец Казановы [170] . Герцог, 75 лет, одинокий, бедный, старомодный, осмеянный. Его последняя любовь. 75 лет — 13 лет. Это ты должен прочесть, это легко понять (я имею в виду язык). И — не удивляйся — это написано моей германской, не французской душой.
169
«Опасные связи» (фр.).
170
Драматические поэмы Цветаевой «Приключение» и «Феникс» написаны в Москве в 1919 г. «Приключение» опубликовано в «Воле России» (1923. № 18. 19), «Феникс» (3-й
Касаемся друг друга. Чем? Крылами... [171]
Райнер, Райнер, ты сказал мне это, не зная меня, как слепой (зрячий!) — наугад. (Лучшие стрелки — слепые!)
Завтра — Вознесение Христово. Вознесение. Как хорошо! Небо при этом выглядит совсем как мой океан — с волнами. И Христос — возносится.
– --------------------
Только что пришло твое письмо. Моему пора отправляться.
Марина
171
Первая строка стихотворной надписи Рильке на экземпляре «Дуинезских элегий», посланном Цветаевой (см. с. 84—85 настоящего издания).
Сен Жиль-сюр-Ви,
Вознесение Христово, 13 мая 1926
...перед ним
не кичиться тебе проникновенностью чувства... [172]
Поэтому: чисто-человечески и очень скромно: Рильке-человек. Написав, запнулась. Люблю поэта, не человека. (Теперь ты, прочитав, запнулся.) Это звучит эстетски, т. е. бездушно, неодухотворенно (эстеты — те, у кого нет души, а только пять (часто меньше) острых чувств). Смею ли я выбирать? Когда я люблю, я не могу и не хочу выбирать (пошлое и ограниченное право!). Ты — уже абсолют. Пока же я не полюблю (не узнаю)тебя, я не смею выбирать, ибо не имею к тебе никакого отношения (не знаю твоего товара!).
172
Слова из девятой Дуинезской элегии.
Нет, Райнер, я не коллекционер, и человека Рильке, который еще больше поэта (как ни поверни — итог один: больше!), — ибо он несет поэта (рыцарь и конь: ВСАДНИК!), я люблю неотделимо от поэта.
Написав: Рильке-человек, я имела в виду того, кто живет, издает свои книги, кого любят, кто уже многим принадлежит и, наверное, устал от любви многих. — Я имела в виду лишь множество человеческих связей! Написав: Рильке-человек, я имела в виду то, где для меня нет места. Поэтому вся фраза о человеке и поэте — чистый отказ, отречение, чтоб ты не подумал, будто я хочу вторгнуться в твою жизнь, в твое время, в твой день (день трудов и общений), который раз навсегда расписан и распределен. Отказ — чтобы затем не стало больно: первое имя, первое число, с которыми сталкиваешься и которые отталкивают тебя. (Берегись — отказа! [173] )
173
По-немецки: Vorsicht — Verzicht!
Милый, я очень послушна. Если ты мне скажешь: не пиши, это меня волнует, я нужен себе для самого себя, — я все пойму и стерплю.
– ------------------
Пишу тебе в дюнах, в тонкой траве дюн. Мой сын (год и три месяца, Георгий [174] — в честь нашей белой армии. А Борис считает себя социалистом! Неужели ты тоже?) — итак мой сын сел на меня верхом (почти на голову!) и отнимает у меня карандаш (пишу прямо в тетради). Он так красив, что все старые женщины (какие наряды! жаль, что тебя здесь нет!) восклицают в один голос: «Mais c'est un petit Roi de Rome!» (Ведь это маленький Римский король (фр.).) ** [175] . Бонапартистская Вандея — не странно ли? О короле они уже забыли, но слово «император» еще можно услышать. Наши хозяева (рыбак и его жена, сказочная пара, вместе им — 150 лет! [176] ) еще хорошо помнят последнюю империю.
174
Георгий Сергеевич Эфрон (1925—1944).
175
Имеется в виду Жозеф Франсуа Шарль Бонапарт (1811—1832), сын Наполеона и Марии Луизы Австрийской, получивший при рождении титул «короля Римского» и носивший с 1818 г. титул герцога Рейхштадтского, — любимый герой Цветаевой, воспетый в драме Э. Ростана «Орленок», которую поэтесса знала почти наизусть и переводила в юности (ср. Ответ на анкету, с. 71 наст. изд.).
176
«Хозяевам вместе 150 лет — рыбак и рыбачка», — рассказывала Цветаева своей приятельнице О. Е. Колбасиной-Черновой 18 апреля 1926 г. — Wiener slavistisches Jahrbuch. 1976. Bd. 22. S. 113.
Дети во множественном числе? Милый, не могла сдержать улыбки. Дети — понятие растяжимое (двое или семь?). Двое, милый, двенадцатилетняя девочка и годовалый сын [177] . Два маленьких великана из детской Валгаллы. Дети великолепные, редкостные. Высокая ли Ариадна? О, даже выше меня (я не маленькая) и вдвое толще (я ничего не вешу). Вот моя фотография — из паспорта — я светлей и моложе. Потом пришлю лучшую и сделанную совсем недавно, в Париже. Фотографировал меня Шумов, который снимал и работы твоего великого друга [178] . — Он мне много рассказывал о нем. — Я не решилась спросить, нет ли у него твоей фотографии. — Заказать ее для себя не посмела бы. (Ты уже понял, что я прошу тебя — напрямик и совсем без всякой робости — о твоей фотографии.)
177
Сын дальше называется Мур, дочь — Аля. Ариадне Эфрон было в 1926 г. 14 лет. Поскольку на следующей странице Цветаева уменьшает на два года свой возраст и возраст мужа, то она соответственно изменила и возраст дочери.
178
Имеется в виду Огюст Роден, которому посвящена вторая часть «Новых стихотворений»: «Моему великому другу Огюсту Родену». Знакомство с Роденом имело для Рильке огромное значение. В 1905—1906 гг. он жил в его доме, исполняя обязанности секретаря; о Родене им написано большое эссе. Фотографии с роденовских скульптур делал парижский фотограф Петр Иванович Шумов (1872—1936).