Письма бойцов
Шрифт:
Совещание в ставке канцлера длилось три дня. Кадровые пертурбации ограничились перестановками в Кригсмарине, но руководство Люфтваффе получило очередной недвусмысленный намек: незаменимых нет. Маршалу Эрнсту Удету указали на целую серию проблем и провалов, но дали шанс исправить ситуацию. Все же Грегор Штрассер испытывал симпатию к этому хорошему, но увлекающемуся человеку. Да и в Люфтваффе Удета любили за отеческое отношение к летчикам.
Ранние проработки операции «Красный прибой» предусматривали первоочередную атаку немцев на Дувр, захват батарей и высадку на широком фронте. Штрассер будучи человеком
— У нас времени меньше месяца. Воздушное наступление мы возобновили, — подвел итог канцлер. — Ни дня на раскачку нет. Строительство быстроходных барж и паромов мы провалили. Тяжелых планеров мало. Стратегических бомбардировщиков очень мало. Выпуск истребителей и подготовка летчиков провалены. Строительство тяжелых кораблей мы провалили. Новые эсминцы неспособны стрелять при легком волнении.
— Кто вообще придумал ставить крейсерские пушки на эсминцы? — прозвучал неожиданный вопрос.
Еще одна гениальная ошибка проектировщиков. Бывшего адмирала Редера на совещании уже не было. Посему ответить канцлеру желающих не нашлось. Да и Эрих Редер предпочел бы не акцентировать внимание на теме.
— Дату высадки определят метеорологи. Вам, Дениц наладить плотную работу с русскими. Постарайтесь не утопить мою армию в проливе.
— Мы можем настоять на переносе операции на весну, — Эрнст Удет единственный кто еще мог спорить со Штрассером. Сейчас он больше переживал не за свои погоны, а за своих людей. Все же первое наступление на Англию дорого обошлось Люфтваффе. Оперативная пауза позволила лишь отчасти восстановить эскадрильи и дать отдых людям. Маршал искренне надеялся за зиму резко нарастить выпуск самолетов и ускорить подготовку пилотов.
— Не принимается. Весной все будет хуже, чем сейчас. Наши силы удвоятся, у врагов усемерятся. Бьем сегодня. Завтра будет поздно.
Грегор Штрассер вовремя сдержал готовую сорваться с языка фразу. Чуть было не ляпнул то что думал. Как человек умный он прекрасно понимал, если царь договорится с королем, Германию уже ничто не спасет. Канцлер не испытывал особых иллюзий в отношении союзников. Шанс на резкий разворот Санкт-Петербурга мизерный, но канцлер обязал был его учитывать. У русских хорошие аппетиты. Они держат слово, но, если вдруг Лондон пожертвует Индией и гарантирует свой нейтралитет в китайских делах, все может случиться.
Уже вечером за ужином в своем кабинете Грегор вспомнил про урановый проект. Физики обещали ему настоящее чудо, оружие способное покорить весь мир. Мир канцлеру был без надобности, хватало Германии, но стоило вызвать кураторов с подробным отчетом. А еще лучше самому скататься и своими глазами посмотреть, что они там ваяют. Чутье подсказывало, что если в армии и на флоте такой бардак, то у гражданских все может быть в разы хуже.
Вдруг в голову пришла мысль, что научные лаборатории иногда взрываются. На
Поздно вечером позвонили из секретариата и сообщили, что с канцлером желает говорить император Алексей.
— Немедленно соедините. В России глубокая ночь? Значит разговор не терпит отлагательств.
Штрассер был готов к худшему. Однако, все оказалось не так плохо. Император хотел с ним выработать общую линию поведения касательно союза с Японией. Разговор затянулся на два часа. За это время два самых влиятельных человека в Европе обсудили не только тихоокеанский вопрос, но и обговорили варианты раздела британского наследства.
Грегор мог гордиться собой, он сумел выторговать половину акций Суэцкого канала. Возврат колоний и так считался само собой разумеющимся. В это время в далеком городе на берегу большой европейской реки молодой мужчина с уставшими глазами довольно улыбался, глядя на Неву и Ростральные колонны перед Биржей из окон Зимнего дворца.
Император Алексей Второй заручился полной и безоговорочной поддержкой Германии в Американском вопросе. Весь Ближний Восток до Индии перешел в зону исключительных интересов России. В Африке русских интересовало только Бельгийское Конго. Пардон, уже Русское Конго. Перед внутренним взором императора прорисовывались контуры послевоенного мира. Картина его устраивала.
— Чревоугодие, это грех, — молвил царь. — Накладывай на тарелку ровно столько сколько можешь переварить и не осоловеть от обжорства.
Глава 24
Санкт-Петербург
17 октября 1940. Кирилл.
Осень на Балтике замечательное время. Уж люди, пожившие на Северах, умели ценить мягкий климат окрестностей столицы. После Кольского залива и фьордов Норвегии летчики с «Апостолов» воспринимали все вокруг некритично восторженно и в превосходных степенях. Большой мирный город. Люди спокойно живут, спешат по своим делам, никто не смотрит на небо с опаской. Все же гибель родного корабля на твоих глазах тяжелый удар. Русские еще не привыкли к такому, воспринимали любые потери болезненно.
Небо затянуто тучами, дождит, кажется, мелкая водяная взвесь не только сыплет сверху, но и поднимается снизу. Вода везде, воздух насыщен мелким всепроникающим осенним дождем. Кирилла погода не смущала. Он радовался этому городу, его широким проспектам и помпезной отделке фасадов, потокам машин и людей на улицах, как ребенок задерживал дыхание ступая на эскалаторы метро, когда стальная лестница уносила его в подземные туннели, к гранитам и мрамору станций, электрическому свету скоростных поездов.
Увольнение подписали с вечера без вопросов и проволочек. Дел в казарме особо и нет, занятия с матчастью от случая к случаю, полеты хорошо если два раза в неделю. После объятого огнем холодного моря у гранитных скал Фарерских островов, после аэродромов Норвегии люди чувствовали себя как на курорте. Размещение в старых, но обустроенных Крюковских казармах флотских экипажей. Кубрики на четыре человека, довольствие по высшему разряду. Получилось так, что звену подпоручика Нирода выделили кубрик на троих. Лишнее место совсем не лишнее, моряки любят простор и объем.