Письма из Терра Арссе
Шрифт:
— Равного себе? Кого? — Взревел Таламур и, вцепившись руками в грудь видящего, встряхнул его, чтобы привести в чувство. — Тоже короля? Тоже мага? Кого?
Но Второй Следующий не собирался облегчать ему задачу, продолжая болтаться на, удерживающих его, корнях, уже без сознания.
Ливень за окном зашумел настолько, что почти заглушил все остальные звуки. Завывал ветер.
А я подумал о том, кто же и в чем равен Таламуру? И чью кровь, помимо крови Следующих, он еще собирался пролить?
Жареное
Тэтрилин Тэле Фэанааро Арссе Терра Арссе. Глушь Гваэлонского леса.
? Dirk Maasseen — Lumiere
Когда Дэй вернулся, неся на плечах небольшую тушу какого-то зверя, не так давно моросивший дождь, уже лил стеной, через которую в темном лесу ничего не было видно.
Я послушно оставалась в седле, завернувшись в плащ с головой, но так, чтобы глаза все еще могли что-то различить в почти кромешной тьме. Поэтому, когда мой промокший до нитки спутник неожиданно шагнул из мрака, я вздрогнула и ахнула от неожиданности.
— Не бойся, в Гваэлоне нет никого, от кого бы тебя не смогла защитить Прада, — громко произнес Дэймос, перекрикивая шум дождя.
Так, словно делал подобное ежедневно, он подвесил к, прикрепленным к седлу, крючкам свою добычу. Вода лилась с вивианца ручьем, но он, казалось, совсем этого не замечал, а я ежилась от холода и сырости.
После этого, он резво вскочил на лошадь, заняв место позади меня, и Прада продолжила свой путь ходкой рысью.
— Плащом, я надеюсь, поделишься?
Я не стала сопротивляться, поскольку плащ все-таки принадлежал Дэю, и сняв его с собственных плеч, позволила, как и прежде, накинуть его на нас обоих.
Несмотря на то, что одежда вивианца была сырой, от его груди исходило приятное тепло и, не почувствовав ожидаемого дискомфорта, я позволила себе инстинктивно прижаться к нему ближе, чтобы согреться.
— Почему ты сказал, что лошадь могла бы меня защитить? Подойди к нам, к примеру, медведь, он легко задрал бы нас обеих.
— Лошадь и не смогла бы, — лаконично ответил он.
Видимо, все еще злился на меня. Я тоже злилась, но не считала это поводом всю дорогу молчать. Слишком уж много вопросов хотелось задать. Если бы он только еще соизволил отвечать нормально, а не выдавал, один за другим, односложные, ничего не значащие, ответы.
— А, ну это, конечно, все объясняет, — не удержалась от иронии я.
Какое-то время он ехал молча, но потом все же произнес:
— Прада — не лошадь.
— У нее лошадиная голова, лошадиный хвост и лошадиные копыта. Кто она в таком случае? Барсук?
Спиной я плохо определяла его эмоции, но Дэй, кажется, издал смешок.
— Она къярд.
А я ахнула. Такого ответа я уж точно не ожидала и неверяще уставилась на ту самую лошадиную голову с мокрой смоляной гривой, покачивающуюся от быстрой езды, прямо передо мной.
— Къярды же вымерли, вслед за драконами, много лет назад!
— Не вымерли,
Ему, наверное, как вивианцу, было виднее. Не стала спорить.
— А куда ушли?
— Мне-то откуда об этом знать?
В его тоне проскользнуло, еле скрываемое, раздражение. Очевидно, обсуждать драконов ему не нравилось. Но про къярда же он рассказал. Задавая свои вопросы, я словно тыкала факелом в бочку с керосином, рискуя быть сожженной или потушенной.
— А как ты провел къярда через Инглот без моста?
— Я не проводил.
— Тогда каким образом он здесь появился?
— Прада — къярд моей матери. Она прибыла в Терра Арссе вместе с ней, задолго того, как мост был разрушен.
— Твоей матери? А как она…
— Хватит, — неожиданно резко оборвал меня он. — Я не желаю слышать никаких упоминаний о своей матери и, уже тем более, не собираюсь обсуждать ее с тобой!
При том, что он первый о ней упомянул. На том «бочка с керосином» была взорвана, а факел потушен и выброшен подальше.
Если я и собиралась при помощи милой светской беседы сгладить нашу размолвку, у меня не вышло. Или беседа просто была далеко не милой и совсем не светской.
В любом случае, дальше мы ехали молча. Дэй больше не удерживал меня за талию, как прежде, хотя мне, честно говоря, этого хотелось. Когда я проснулась рядом с ним и почувствовала его руку, мне было тепло, приятно и спокойно, а все проблемы и обиды сами собой забылись. Но, кажется, сейчас моей главной проблемой стал он.
Прада и Дэй, непонятно каким образом, видели в темноте. Я же вскоре вообще перестала различать хоть что-то и прикрыла глаза, а когда къярд замедлила ход, открыла и ахнула.
Прямо перед нами, посреди темного и безлюдного леса, возвышался двухэтажный дом, с первого взгляда показавшийся мне сказочным.
Он был частично увит все-еще красными листьями дикого винограда и окружен мерцающими желтыми огоньками, которые то гасли, то снова загорались, побеждая непроглядную черноту вокруг. Из печной трубы валили клубы белого дыма, а окна уютно светились. От этого света блестели камни, ведущей к дому, извилистой тропинки.
Прямо на крытой террасе у дома, в каменном очаге, потрескивал небольшой костер, а от него расходились дрожащие и неровные тени.
Дом походил на иллюзию, привидевшуюся после долгого и утомительного путешествия усталым путникам, коими мы и являлись. Он выглядел олицетворением тепла и уюта, таких необходимых холодной, темной и сырой осенней ночью.
Но, судя по тому, что Прада остановилась у крыльца, а Дэй легко соскользнул с седла, это место было реальным и являлось окончанием нашего сегодняшнего пути. Мой спутник помог мне спешиться и подтолкнул к входу, а сам принялся отвязывать добычу и седельные сумки.