Письма из Терра Арссе
Шрифт:
Он оказался прямо перед моими глазами, и мне понадобилось время, чтобы осознать произошедшее.
В ту минуту, когда Дэй перевесил на меня кожаный шнурок, я была настолько опьянена последующим поцелуем, перевернувшим весь мой мир с ног на голову, что даже не поняла, что именно он сделал.
Он отдал мне не только это злополучное гхарово кольцо. Он отдал свой артефакт, который должен был спасти его в момент, когда он сам будет на грани между жизнью и смертью. В момент, который вот-вот должен был наступить.
И паника накатила с новой силой, нарастая с
— Дыши. Дыши. Дыши, — повторяла шепотом.
В голове успела промелькнуть шальная мысль о том, может ли артефакт спасти обезглавленного человека? И, если может, то, каким образом он пришьет ему голову на место?
Но эту мысль быстро сменила другая: почему Таламур молчал и не отдавал команду, которую каждый из тех, чьи головы находились на плахах, должен был услышать последней в своей жизни?
Осторожно огляделась, увидев, что король вместо того, чтобы командовать палачами, неверяще уставился в толпу, а когда проследила за направлением его взгляда, обомлела.
Закончив биться с гвардейцами и поняв, что нас собираются казнить, Дэй не придумал лучшего способа остановить казнь, кроме как снять с собственной головы капюшон.
Пепел, снег и пять одновременных событий
Тадимар Нолма Фалмаллинар Арссе
Терра Арссе. Дворцовая площадь Сарн-Атрада
? Two Steps from Hell — First Contact
Смерть Тиал-Арана выглядела как красивая точка в истории о Следующих.
Если самый сильный, самый решительный и воинственный из нас погиб так быстро и так глупо, то что оставалось остальным? Что было делать мне — человеку, который никогда и не считал себя великим воином?
Логика подсказывала ответ — биться, сопротивляться, бороться до последнего, как Дэймос, откидывающий от себя противников, одного за другим. Только ради чего? Ради того, чтобы, сбежав, всю жизнь прятаться от преследователей? Да я же теперь даже от ограничивающего магию ошейника избавиться не смогу. В голове снова и снова всплывали слова Тулемия о том, что я пожалею, что не снял с шеи двимерит, когда была такая возможность. И я предсказуемо жалел.
Поняв, что мне не суждено вернуться в Галатилион, я перестал видеть смысл в дальнейшем противостоянии с Таламуром. Он и правда, сильнее, могущественнее, злее и опытнее. Победить его с надетым на шею двимеритовым ошейником, будучи удерживаемым двумя гвардейцами и окруженным еще парой сотен, невозможно. Любое мое сопротивление заранее обречено на провал.
Поэтому, когда пришло время положить голову на плаху, я сделал это с равнодушием, покорностью и смирением. Стиснул зубы и зажмурился, в ожидании своей участи, уже представляя, как холодное лезвие палачовского топора коснется моей шеи.
Время тянулось медленно, как древесная смола. На площадь опустилась тишина, словно
В моей голове, будто со скрипом крутились шестеренки, как в созданных мною механических игрушках. Но топор никак не желал опускаться, задержанное в ожидании этого момента дыхание закончилось, и я прерывисто выдохнул. А потом услышал, как Таламур вместо того, чтобы отдать палачам приказ, выкрикнул:
— Подарки судьбы сегодня никак не кончаются! Неужели тот самый вивианец, которого так долго искала моя тайная служба, явился ко мне сам, дабы пасть от моей руки?! Жаль, не предупредил, а то бы и я для тебя плаху подготовил!
Я открыл глаза, не сразу осмыслив, о чем он говорит, а повернув голову к площади, понял.
Таламур не казнил нас потому, что увлекся новой жертвой и ему стало не до того.
Дэймос, успевший расправиться с гвардейцами, стоял в десятках метрах от эшафота, выпрямившись, скинув с головы капюшон. Он любезно позволил королю узнать его. И теперь будто бы тоже наслаждался собственным звездным часом, дерзко крикнув Таламуру:
— Я от тебя и не прятался, самозванец! Просто твои ищейки, как и ты, не способны видеть дальше собственного носа. Не беспокойся, плаха не понадобится — я пришел, чтобы забрать свой меч, а если между делом, убью и тебя, буду только рад.
Лицо Таламура исказилось в гримасе неконтролируемой ярости, губы приподнялись, обнажая зубы.
— Да как ты смеешь, ублюдок! — Он нетерпеливо махнул трясущейся рукой гвардейцам на возвышении. — Лучники! Бей!
И через мгновение на Дэя градом посыпались стрелы. Они летели как озверевший пчелиный рой, темным облаком закрыв серое небо, сотней готовые вонзиться в тело одного человека.
Заметивший это, вивианец, проворно опустился на одно колено и прикрыл руками голову, в надежде, что плотная кожа куртки убережет его от стрел. Но когда, спустя несколько мгновений, ни одно острие так его и не задело, он удивленно глянул в сторону постамента, не понимая, что произошло.
Зато я понял, потому что видел, как только что сотня стрел мгновенно сгорела, обуглилась прямо на лету и осыпалась с неба черным, кружащимся в воздухе пеплом. Он смешивался с мелкими снежинками, только что начавшегося, снегопада, которые таяли, не успев коснуться брусчатки и досок постамента.
Оглядевшись в поисках причины такого зрелищного маневра, я увидел, как Таур-ан-Фарот, чья голова все еще лежала на первой плахе, опускал, поднятую до этого руку. Он обмяк, захрипел, а глаза стекленели с каждой секундой. Свергнутый монарх что-то бормотал, но я не смог разобрать ни единого слова.
Учитель рассказывал мне, что у короля имелся дар магии огня, но настолько слабый, что это не принято было афишировать и, тем более, обсуждать при дворе. Но даже самый слабый чародей мог вызвать мощный магический всплеск, использовав для этого, помимо имеющегося у него резерва, собственные жизненные силы. Выгореть дотла, но сделать это ярко и эффектно.