Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков
Шрифт:
Признание психических явлений свойством материи имело громадное значение для теоретического обоснования атеизма, для положительных суждений о нормах поведения человека, согласных с "естественным законом", с признанием того, что нет другого существования, кроме земного, и что именно оно должно быть единственным предметом человеческих забот и попечений. "Те, кто предположили наличие в человеке нематериальной, отличной от тела субстанции,- говорит Гольбах,- сами не поняли своего утверждения и придумали лишь некоторое отрицательное качество, о котором они не имели настоящего представления... То, что называют нашей душой, движется вместе с нами, но движение есть свойство материи". (П. Гольбах, "Система природы...").
Но если "душа" - не более чем свойство материи, не может быть и речи о ее бессмертии: свойство
Однако какие же поистине пагубные последствия имела эта иллюзия, с древнейших времен отравляющая сознание людей! Без нее не было бы веры в загробную жизнь и в воздаяние, а эта вера, как не уставал подчеркивать Гольбах, дает лишь мнимое утешение, она стала источником действительных страданий миллионов людей и средством обогащения касты жрецов, которым "небесное царство помогло... овладеть земными царствами". "Ожидание будущего блаженства и страх будущих мучений,- заключает Гольбах, - лишь помешали людям думать о том, чтоб стать счастливыми здесь, на земле". (П. Гольбах, "Система природы...").
Так из положения философского материализма о единой материальной субстанции Гольбах делает важнейший, революционный атеистический вывод, характерный для всей его критики религии и церкви.
Отдавая должное воинствующему атеизму Гольбаха, мы не можем пройти мимо того, что за двести лет, отделяющие нас от его времени, научная критика религии сделала огромные успехи. В атеистическом наследии французских материалистов XVIII века приходится отделять то, что выдержало испытание временем, от уже устаревшего.
Произведениям Гольбаха и его друзей была свойственна ограниченность, обусловленная механическим характером их материализма и идеалистическим пониманием общественной жизни. Правда, некоторые из них, в первую очередь Дидро и Гельвеции, подчас проявляли известную неудовлетворенность механистической точкой зрения и даже формулировали отдельные диалектические положения. Были у них, особенно у Гельвеция, попытки, хотя и не последовательные, переступать через порог идеализма в области истории. Однако при решении основных проблем социальной жизни идеализм владел ими целиком, и это сказалось, в частности, на их определении источников религии, ее роли в обществе и путей ее преодоления.
Основываясь на материалистическом понимании истории, марксизм выводит религию в конечном счете из экономической основы общества, из материального бытия людей, от которого на каждой ступени развития зависит характер общественного строя, политических учреждений и господствующих идей. Стоящие над человеком социальные силы получают в религии, как говорит Энгельс, фантастическое отражение, в котором они "принимают форму неземных". Учением о социальных корнях религии прежде всего и отличается марксистский атеизм от атеизма прошлого, в том числе от гольбаховского. Бессилие человека в борьбе с природой, обусловленное чрезвычайно низким уровнем материальной жизни, породило на заре истории религиозные верования. В антагонистических обществах этот корень религии сохранился, но основным ее источником стал классовый гнет, порабощение народа эксплуататорами - сначала рабовладельцами и крепостниками, а затем капиталистами. "Социальная придавленность трудящихся масс,- писал В. И. Ленин,- кажущаяся полная беспомощность их перед слепыми силами капитализма, который причиняет ежедневно и ежечасно в тысячу раз больше самых ужасных страданий, самых диких мучений рядовым рабочим людям, чем всякие из ряда вон выходящие события вроде войн, землетрясений и так далее - вот в чем самый глубокий современный корень религии". Эта социальная придавленность и ведет к тому, что люди ищут утешения в религии, в ее обещаниях вечного блаженства, в фантастическом потустороннем мире. Религия,- говорит В. И. Ленин,- это "один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах, задавленных вечной работой на других, нуждою и одиночеством".
Учение марксизма о социальных корнях религии дает совершенно ясный ответ и на вопрос о том, при каких условиях она исчезнет с лица земли. Религиозные предрассудки будут окончательно преодолены только при коммунизме, когда, как указывает Маркс, "отношения практической повседневной жизни людей
Эти положения марксизма следует иметь в виду при оценке взглядов французских материалистов XVIII века на религию.
"Мнения правят миром". Этой формулы Гольбах, идеалист в понимании общественных явлений, придерживался во всех своих социально-политических взглядах. К ней сводится и подход его к религии как к общественному явлению.
"Мнениями" ложными, неразумными, противными "истинной" морали, порождаются неразумные, порочные отношения между людьми, низменные страсти и тирания. "Мнения" разумные, согласные с "естественным законом" и природой человека, наоборот, содействуют установлению справедливых, разумных порядков, соответствующих правильно понятым интересам людей и общества в целом. Но что же есть более неразумное, невежественное, дикое, чем религия с ее фантастическими представлениями, нелепой догматикой, противной здравому смыслу обрядностью, нетерпимостью и обскурантизмом? Рассуждая так, Гольбах приходил к выводу, что религия - едва ли не главная причина всяческого зла на земле и что избавление человечества от всех его невзгод последует тотчас же, как только оно избавится от религиозных предрассудков. Из религии, говорит Гольбах, вышли, как из ящика Пандоры, "все несчастья, тяготеющие над человеческим родом"; (П. Гольбах, "Священная зараза...") она "повсеместно является первоначальным источником порабощения людей, источников их религиозных и политических предрассудков, их кровавых раздоров, их закоренелой ненависти, их душевных мук и неутешной печали" (П. Гольбах, "Священная зараза..."); ей "люди обязаны тем, что по всей земле царит отвратительный деспотизм, являющийся предметом устремлений всех государей мира"; (П. Гольбах, "Священная зараза...") и, следовательно, "чтобы уничтожить самый корень несчастий человечества, необходимо свергнуть и уничтожить жестоких и бессмысленных богов". (П. Гольбах, "Священная зараза...").
Легко увидеть, что Гольбах ставит вопрос с ног на голову, в причине видит следствие и в следствии - причину. Но если идеализм в понимании явлений общественной жизни закрывал ему глаза на действительные корни религии, то относительно социальной ее роли взгляды его отличались и широтой охвата, и глубиной мысли, и резкой политической заостренностью. Отсутствие буржуазного своекорыстия и желание общего благоденствия отличительные черты французских просветителей XVIII века, отмеченные В. И. Лениным,- сказались здесь, быть может, ярче, чем в каком-либо ином вопросе. И именно потому суждения Гольбаха о реакционной роли религиозной идеологии сохранили боевое звучание по сей день. "Религия, - писал Гольбах, - это искусство одурманивать людей с целью отвлечь их мысли от того зла, которое причиняют им в этом мире власть имущие. Людей запугивают невидимыми силами и заставляют их безропотно нести бремя страданий, причиняемых им видимыми силами; им сулят надежды на блаженство на том свете, если они примирятся со своими страданиями в этом мире". (П. Гольбах, "Разоблаченное христианство, или Рассмотрение начал христианской религии и ее последствий" (см. предыдущую книгу, стр. 336).
Характеристика социальной роли религии здесь, правда, лишена классового анализа - но было бы неправильно ставить это Гольбаху в вину. Он был одним из тех, кто в XVIII веке активно участвовал в решительной битве "против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях". А религиозная идеология, как мы знаем, находилась на вооружении у светских и духовных крепостников, у деспотизма и тирании. Это Гольбах отчетливо понимал. И он терпеливо, всесторонне разоблачал тот вред, который религия наносит каждому человеку и всему обществу. В этом одна из наиболее сильных сторон его атеизма.
Сюда же тесно примыкает гольбаховская критика религиозной морали. Основой этических взглядов Гольбаха и всех вообще энциклопедистов был принцип полезности, или интереса, в силу которого "истинной добродетелью" человека является коренящееся в самой его природе стремление к счастью. Это было по тому времени революционное воззрение, требовавшее гармонического сочетания благополучия любого индивида с благополучием всего общества. Воззрение это было глубоко враждебно моральным предписаниям и практике религии и церкви, то есть морали господствующих феодальных сословий.