Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков
Шрифт:
Разумеется, просвещение играет громадную роль в освобождении народа от религиозных предрассудков. Борьба против религии - это борьба идейная, и Гольбах был совершенно прав, обращая внимание на это. Но утратить свое влияние под натиском просвещения религиозные предрассудки могут лишь тогда, когда уже подорван и уничтожен их главный, социальный, корень, когда они становятся пережитком прошлого в сознании людей. "Никакая просветительная книжка,- писал В. И. Ленин,- не вытравит религии из забитых капиталистической каторгой масс, зависящих от слепых разрушительных сил капитализма, пока эти массы сами не научатся объединенно, организованно, планомерно, сознательно бороться против этого корня религии, против господства капитала во всех формах...".
Буржуазный просветитель Гольбах не знал и не мог знать этого главного обстоятельства. Правда, достижение человеческого благополучия он связывал с уничтожением не только религии, но и тирании, поддерживающей власть суеверий. "Тирания и религия,- замечает он,- это два чудовища, против соединенных усилий которых никогда не может устоять благосостояние государства". (П. Гольбах, "Священная зараза..."). Но и уничтожение тирании рисовалось ему не иначе как результатом просвещения, деятельности некоего "просвещенного государя, понявшего, что надо установить справедливые законы, основанные на "велениях природы".
В политике, как мы видим, он не был революционером.
Он не верил в силу народа, который представлялся ему неспособной ни к какому созидательному действию, инертной массой.
Гольбах не уставал повторять, что если бы когда-либо возникло общество, свободное от оков религии, оно было бы "несравненно добропорядочнее и добродетельнее, чем построенные на религиозных представлениях общества, где все как будто направлено к отравлению мысли и к развращению сердца". (П. Гольбах, "Система природы..."). Проповеди правоты и моральных преимуществ атеизма он посвятил многие страницы своих произведений - в том числе "Писем к Евгении" и, особенно, "Здравого смысла". Он страстно желал наступления того времени, когда атеизм станет достоянием всего народа, а не только узкого круга образованных людей.
Однако у Гольбаха не было уверенности в том, что такое время наступит. Перед лицом темноты и невежества масс, слепой, бездумной веры в бога, сковавшей сознание миллионов, при отсутствии даже простой грамотности в народе в его душу закрадывалось сомнение в самой возможности когда-либо одолеть тлетворное влияние религии. "Вряд ли можно,- писал он,- извлечь целый народ из бездны суеверия, т. с. из среды невежества и безумия, и склонить его к абсолютному атеизму, то есть к учению, которое предполагает наличность размышления, знания, длинного ряда опытов, привычки созерцать природу, знания истинных причин ее различных явлений, ее сочетаний, ее законов, содержащихся в ней вещей и их различных свойств". (П. Гольбах, "Система природы...").
Нельзя ставить Гольбаху эти сомнения в упрек. Ясное понимание того, что дело не остановится на теоретическом преодолении религии, но что она будет неизбежно преодолена и практически, доступно лишь марксистскому атеизму.
Таким образом, в написанных почти двести лет назад атеистических произведениях Гольбаха немало есть такого, что успело отжить свой век и отвергнуто современной передовой наукой. Но отсюда никак не следует, что гольбаховская критика религии утратила свою познавательную и практическую ценность. В знаменитой статье "О значении воинствующего материализма" В. И. Ленин высмеял тех, кто пытался сдать в архив талантливую атеистическую публицистику французских материалистов XVIII века будто бы за ее полную ненаучность, наивность и устарелость. "Нет ничего хуже подобных, якобы ученых, софизмов, прикрывающих либо педантство, либо полное непонимание марксизма", - писал В. И. Ленин об этих людях. Указывая, что в произведениях французских атеистов XVIII века, действительно, далеко не все приемлемо для нас, В. И. Ленин вместе
Рационалистические доводы, которые Гольбах направлял против религиозной догматики, культа и самой идеи бога, не потеряли силы и в наши дни. Ведь современные проповедники христианства преподносят верующим в основном все ту же богословскую "премудрость", что и в гольбаховские времена. Верующих духовные пастыри и поныне наставляют с благоговением относиться к ветхозаветным и новозаветным "священным" книгам, принимать за истину заключенные в них легенды, исполнять древние обряды и так далее
Большой интерес вызывают памфлеты Гольбаха и как замечательные, во многом еще не превзойденные по форме образцы популяризации атеизма.
В памфлетах этих нет, правда, ни вольтеровского красноречия, ни ярких переливов творческой мысли Дидро, ни утонченного изящества и легкости стиля Гельвеция. В них много повторений, которые на первый взгляд могут даже показаться излишними. Они порой страдают абстрактностью и не балуют нас историческими примерами, столь обычными у автора книги "Об уме". Антиисторизм проявился у Гольбаха, быть может, больше, чем у кого-либо другого из энциклопедистов. Но при всем том в гольбаховских памфлетах есть качества, которые отсутствуют в произведениях его соратников. И это потому, что Гольбах - прежде всего пропагандист атеизма, что им движет стремление довести весь ход своих рассуждений до сознания читателя, не искушенного в философии.
Гольбах стремится доказать все свои выводы. Он поэтому бесконечно терпелив и считает, что полезнее повториться и закрепить уже известное, чем рисковать потерей читателями нити его логических построений. Гримм был неправ, когда издевался над гольбаховским стилем и сравнивал сто с монотонным кукованьем. К Гольбаху с полным основанием можно отнести мнение Нежона о стиле Фрере: частые повторения, замечает Нежон, действительно "портят теплоту и легкость стиля и делают самое изложение несколько многословным", но они необходимы, "чтобы основные тезисы автора все время держали на страже память и воображение читателя"; ведь если хоть одно из положений автора "будет забыто или плохо понято, неизбежно разорвется цепь доказательств, и в результате даже самая обоснованная система рискует потерять убедительность" 1. Можно не сомневаться, что эти соображения Нежона были внушены ему гольбаховским творчеством.
"Ничего нет в мире страшнее смешного: смешное - казнь уродливых нелепостей",- писал В. Г. Белинский. Атеистические сочинения Гольбаха полны едкой иронии, бичующей уродливую нелепость религиозных предрассудков. Он часто пользуется оружием смеха, чтобы как можно резче показать все убожество богословской "премудрости". В этом - одна из важных особенностей формы гольбаховских памфлетов. Другая ее особенность - доступность изложения, делающая эти памфлеты понятными не только избранному кругу людей, но и массовому читателю, - "прислуге и парикмахерам", как писал с явным аристократическим пренебрежением Гримм; но ведь эти слова - лучшая аттестация гольбаховских антирелигиозных книг, которые и предназначались для просвещения как можно большего числа людей.
Реакционные буржуазные философы и в наши дни ищут утешения в религии и всякого рода мистике, еще и теперь изощряются в "опровержении" Гольбаха и других французских атеистов XVIII века. Буржуазия уже давно отреклась от наследства, оставленного передовыми мыслителями XVIII века. Атеистические произведения Гольбаха, как и все другие творения энциклопедистов, принадлежат ныне тем, кто борется за мир, свободу и социализм. В этой борьбе находит применение и гольбаховская публицистика, помогающая освобождению человеческого сознания от духовного рабства.