Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков
Шрифт:
Да что толковать, любезная, разумная Евгения! Обдумайте внимательно все, что я вам говорю, выполняя вашу просьбу; пусть вас не ослепляют в отношении моих суждений ни ваше доверие ко мне, ни пристрастие к моим скромным познаниям; я отдаю их на ваш суд; оспаривайте их, боритесь с ними и не сдавайтесь до тех пор, пока не убедитесь в истине. Мои чувства и мысли не претендуют быть ни божественным откровением, ни богословскими доктринами, которые не подлежат обсуждению; если я сказал правду, примите мои доводы, если же я ошибся, укажите мне на мои заблуждения, и я охотно признаю их и подпишусь под собственным приговором. Для меня, сударыня, будет только счастьем услышать из ваших уст истины, которые я безуспешно искал в священном писании. Если сейчас у меня есть некоторое преимущество перед вами, то им я обязан единственно тому спокойствию, которым наслаждаюсь и которого вы, к сожалению, теперь лишены. Заблуждения ума, волнения, припадки набожности,
Я только сейчас спохватился, сударыня, что мое письмо оказалось слишком длинным; я надеюсь, однако, что вы мне простите его, как и мою откровенность; пусть они послужат по крайней мере доказательством того живого участия, которое вызывает во мне ваше состояние; пусть свидетельствуют об искреннем желании прекратить ваши волнения и о страстном нетерпении увидеть вас снова в вашем обычном ясном и уравновешенном настроении. Нужны были достаточно веские причины, чтобы заставить меня нарушить молчание; потребовалась ваша настойчивая просьба, чтобы принудить меня заговорить с вами о предметах, которые после должного рассмотрения вряд ли заслуживают внимания серьезного ума. Я поставил себе за правило никогда не разговаривать о религии; опыт показал мне, что нет занятия более бесполезного, чем убеждение людей предвзятых, я бы не поверил, что когда-нибудь позволю себе писать об этих вопросах; одна вы, сударыня, способны заставить меня преодолеть мою леность и изменить своим правилам. Евгения, опечаленная и взволнованная сомнениями, готовая отдаться всей душой благочестию, столь тягостному для ее близких и вместе с тем не обещающему ей самой никакой радости, почтила меня своим доверием и обратилась ко мне за советом; она потребовала моих слов; и вот я написал Евгении это письмо, в котором постарался вернуть ей утраченный покой; я решил потрудиться ради той, от счастья которой зависят благополучие и счастье столь многих.
Таковы, сударыня, причины, принудившие меня взяться за перо. В ожидании же того времени, когда вы избавитесь от заблуждения, я льщу себя надеждой, что вы, по крайней мере, не отнесетесь ко мне с презрением и ненавистью, которыми верующие по наущению священников награждают всякого, дерзающего опровергать их идеи. Если верить священникам, всякий человек, выступающий против религии,- дурной гражданин, злостный безумец, движимый личными интересами, нарушитель общественного спокойствия, враг своих соотечественников, заслуживающий самой жестокой кары. Мое поведение вам известно; доверие, которым вы меня почтили, служит мне достаточной рекомендацией; мое письмо предназначается только вам; только чтобы рассеять тучи, омрачающие вашу душу, решился я поделиться с вами мыслями, которые остались бы навеки затаенными в глубине моей души. Если мое письмо случайно попадет в руки других людей и сможет оказать кому-нибудь пользу, я поздравлю себя с тем, что мне удастся, может быть, содействовать восстановлению счастья и вразумлению человека, открыв ему истину и разоблачив ложь, повинную в стольких страданиях на земле.
Короче говоря, я отдаю на ваше рассмотрение свои убеждения; целиком полагаясь на ваш суд, я осмеливаюсь надеяться, что мои мысли, поддержав вас в борьбе с пустыми страхами, ныне вас терзающими, вполне убедят вас, что религия представляет собою лишь сплетение нелепостей; что она способна только произвести замешательство в умах людей, исковеркать все здравые представления, и может быть выгодна только тем, кто пользуется ею для порабощения человечества. Другими словами, я был бы глубоко неправ, если бы отказался доказать вам, что религия - только пустой, бесполезный и опасный обман и что только истинная мораль имеет право на ум и сердце человека.
В этом первом письме я говорил с вами о религии в целом; в дальнейшем я рассмотрю ее основные положения) и льщу себя надеждой доказать вам, что представления, которые богословие окутывает столь густым туманом, могут быть поняты не только вами, но и всяким сколько-нибудь здравомыслящим человеком. Если моя откровенность покажется вам слишком резкой, вините в ней, сударыня, только себя: я принужден был говорить со всей прямотой и считал своим долгом применить для излечения вашего недуга сильно и быстро действующие средства. Впрочем, смею надеяться, что вы скоро воздадите мне должное за то, что я открыл вам истину во всей ее наготе; вы простите мне, что я рассеял никчемные призраки, затуманившие ваш разум; мои усилия
ПИСЬМО ВТОРОЕ.
(Представления о божестве, которые дает нам религия).
Всякая религия представляет собой систему взглядов и правил поведения, основанную на истинном или ложном понимании, бога. Чтобы судить об истинности любой системы, нужно изучить ее принципы, проверить их согласованность и убедиться в соподчинении всех ее частей. Чтобы быть истинной, религия должна давать нам истинные представления о боге; только с помощью разума мы можем судить об истинности тех представлений о боге, которые дает нам богословие; ведь для людей истинно то, что согласно с разумом; следовательно, только разум, который всячески стремятся опорочить богословы, может позволить нам судить об истинах, проповедуемых религией.
Истинным богом может быть только такой бог, чьи свойства и сущность не противоречат разуму, а истинным культом - только культ, признаваемый разумом.
Всякая религия имеет значение лишь в меру тех благ, которые она предоставляет людям; наилучшая религия должна была бы обеспечить своим последователям благополучие, наиболее реальное, наиболее длительное и наиболее полное; ложная же религия может дать лишь эфемерные, иллюзорные и скоропреходящие блага; и только разум может судить о том, насколько реальны или призрачны эти блага и, следовательно, решать, насколько те или другие религии, культы, этические системы полезны или вредны человечеству.
С точки зрения этих совершенно бесспорных положений я и хочу рассмотреть христианскую религию. Я начну с анализа предлагаемой ею идеи божества; при этом я напомню, что именно христианство претендует быть наиболее совершенным проводником этой идеи по сравнению со всеми другими религиями. Я попытаюсь проверить, согласуются ли между собой основные положения этой религии; соответствуют ли ее догмы основным ее положениям; и, наконец, построена ли вся этическая система, все правила поведения, диктуемые этой религией, на ее представлениях о боге. Я закончу свой анализ рассмотрением тех благ и преимуществ, которые христианство дает человеку; причем, если верить христианским проповедникам, эти блага беспредельно превосходят все, что в состоянии обещать и выполнить все прочие религии.
В основу христианства положена вера в единого бога; она определяет его как чисто духовную сущность, как извечный разум, неизменный и ни от чего и ни от кого не зависящий, который все может, все делает, все предвидит, который все собою наполняет, из ничего сотворил мир, заботится об этом мире и со всей премудростью, благостью и справедливостью им управляет.
Таковы представления христианства о боге. Теперь посмотрим, согласуются ли они с другими положениями этой религиозной системы, считающей себя плодом божественного откровения,- иными словами, утверждающей, что христианский бог только своим последователям открыл истины, утаённые им от всего остального человечества, для которого божественная сущность осталась, таким образом, скрытой. Стало быть, христианская религия зиждется на особом откровении. Кто же был удостоен этого откровения? Прежде всего Авраам, а впоследствии и все его потомство Ч Бог - вседержитель мира, небесный отец всех людей - пожелал явить себя только потомкам некоего халдея, удостоившимся в течение тысячелетий познания истинного бога. Вследствие особого божественного благоволения иудейский народ оказался в течение долгого времени единственным обладателем познаний, одинаково необходимых всем людям. Только этот народ мог правильно разбираться в вопросах о высшем божестве; все прочие народы блуждали в потемках или же имели самые бессмысленные, нелепые и превратные представления о владыке природы.
Итак, мы с первых же шагов видим, что христианство опровергает благость и справедливость своего бога. Самый факт откровения показывает пристрастного бога, отдающего свою любовь нескольким избранникам в ущерб; всем остальным своим творениям; бога, который считается только со своими прихотями, а не с действительными заслугами людей; бога, неспособного обеспечить счастье всем людям и отдающего свои милости нескольким любимцам, имеющим на это не больше оснований, чем все прочие смертные. Что бы вы сказали об отце, возглавляющем многочисленное семейство, который выказывал бы заботы и ласки только одному своему ребенку, только с ним одним виделся и упрекал всех остальных детей в том, что они его мало знают, в то время как сам никогда не позволял им приближаться к себе? Не обвинили ли бы вы такого отца в своенравии, в жестокости, в безрассудстве, в безумии, если бы он гневался на тех из своих детей, которых он сам же изгнал из своего сердца? Разве вы не упрекнули бы такого отца в несправедливости, на которую способны только самые безумные представители человеческого рода, если бы он наказывал своих детей за то, что они не выполнили его приказаний, которых он им и не давал?