Письма подруге

Якжина Вероника

– Ладно, раз уж я здесь, давайте начнем.

Вежливо растянув уголки рта, он позвал медсестру.

– Линдси проводит вас в палату и подготовит к процедуре. Она может побыть с вами, если хотите, а может прийти лишь под конец.

– Я лучше буду одна.

Симпатичная девушка ласково улыбнулась мне и пригласила пройти за ней.

– Миссис Истбрук, – окликнул меня доктор, – Вы приняли верное решение.

Линдси оказалась вежливой и заботливой. Она терпеливо ждала, пока я слишком медленно вешала сумку, снимала кроссовки и ставила их рядом с вешалкой. Проведя небольшой осмотр, медсестра нахмурилась.

– У вас учащенный

пульс. Вы в порядке?

– Мне очень страшно, – шепотом призналась я.

В глазах у меня стояли слезы, но я видела, как на ее лице отпечаталось сочувствие. Ненавижу, когда люди меня жалеют.

– Все будет хорошо. Вам лучше немного успокоиться, чтобы пульс замедлился, тогда вы не так сильно почувствуете препарат.

– Он действительно обжигает вены?

– У всех по-разному.

Она уклонилась от ответа. Значит, это правда.

– Я принесу ваши препараты, а вы пока подышите, постарайтесь успокоиться. Хорошо?

– Это, должно быть, ужасно тяжело – каждый день видеть умирающих людей, нянчиться с ними.

– Далеко не все умирают. Мне нравится работать с людьми. Нравится, что моя забота может кому-то помочь.

– Вы такая крутая, Линдси.

Мое искреннее восхищение заставило ее щеки вспыхнуть от смущения. Скромно улыбнувшись, девушка вышла из палаты и прикрыла за собой дверь.

Секунды тянулись издевательски медленно. Казалось, больничные стены начали сдвигаться. Меня переполнял жуткий леденящий страх, буквально до тошноты. Словно побочный эффект нагнал меня и без препарата.

Я лежала и чувствовала, как слезы слабости, отчаяния, безысходности душат меня. Вопреки словам девушки я не могла успокоиться. Можешь назвать меня слабачкой, Подруга. Я пойму. Но я резко вскочила, сгребла вещи в охапку и выглянула в коридор. Линдси что-то говорила коллеге на посту, держа в руках пакет с лекарством. Пока человеколюбивая медсестра стояла спиной ко мне, я выскользнула из палаты и выбежала на лестницу.

Сев за руль, я вдруг поняла, что до сих пор держу обувь в руках. От презрения к себе зарыдала во весь голос. С горем пополам натянула кроссовки, без конца бормоча под нос:

– Я не могу. Не могу. Не могу. Не могу.

По трассе в Скарборо я неслась так быстро, словно совершила дерзкий побег из тюрьмы, а не из больницы. Словно меня догоняют, а если догонят, то насильно скормят весь препарат.

Я добралась до родного городишки, но не поехала домой, а свернула к бару Мэтта.

***

Мэттью Сайкс был моим первым парнем. Первым и единственным, кроме Эда. Мы встречались два года в старшей школе. Расстались, когда я сообщила о решении продать мотель. Он никогда не смеялся над моим желанием уехать, вместе со мной читал и смотрел все, что связано с Нью-Йорком, просил своего отца привозить мне сувениры из поездок. Одно время мы даже мечтали, что уедем вместе. Но за полгода до этих новостей о продаже он признался, что ему хорошо здесь, и он хочет остаться. Я стала отдаляться от такого «темного, бесцельного человека». Решение моего папы поставило точку в наших с Мэттом отношениях. Мы не общались какой-то период, а, когда я немного пришла в себя после смерти родителей, случайно столкнулись в супермаркете. Неудивительно, впрочем, если учитывать размеры Скарборо. Оказывается, он даже был на похоронах, просто я тогда ничего и никого не видела. Мы разговорились и с тех пор дружим как ни в чем не бывало.

Эд ему сразу не понравился. И это было взаимно. Мой муж до сих пор ревнует к моему бывшему парню. Ему ужасно не нравится, что мы общаемся, что я иногда сижу в баре, который Мэтт открыл несколько лет назад. Иногда меня это умиляет, Подруга, а иногда выводит из себя.

Мэтт возмужал за эти годы, из симпатичного приятного мальчика превратился в обворожительного крепкого мужчину. Это один из немногих людей в Скарборо, чья простота меня не раздражает.

Господи, Эд слишком сложный, остальные слишком простые. Да что мне нужно, черт возьми?

Зайдя в бар, я тряслась так, словно меня только что откопали из сугроба. В зале никого не было, поэтому я слабым, непослушным голосом позвала друга. Его голова высунулась из подсобки, и я хрипло прошептала:

– Привет. Налей чего-нибудь.

Мэтт быстро подошел ко мне и без слов прижал к себе, позволив вволю нареветься. Когда я успокоилась, он усадил меня за столик и поставил стакан с виски. Залпом я выпила обжигающую жидкость, задохнувшись с непривычки. К моменту, когда я отдышалась, было уже гораздо легче. Когда же парень подкурил сигарету и передал ее мне, меня совсем отпустило.

Я откинулась на спинку стула и, глядя в потолок, рассказала, что произошло. Моя болтовня сопровождалась еще двумя стаканами спиртного.

– Джесси, если бы кто-то решился на такое только ради меня, я свернул бы для этого человека горы. А Эдвард не может поднять задницу и осуществить твою мечту.

Мэтт остался тем же симпатягой, Подруга. Темные непослушные волосы он теперь коротко стрижет, а раньше его мягкая длинная челка постоянно щекотала мне лоб, заставляя смеяться. Карие глаза цвета кофе с капелькой молока по-прежнему смотрят с теплотой, буравят так же вкрадчиво и все понимают. Мэтт никогда не был глупым, даже наоборот. Но с годами он набрался мудрости, кажется, больше, чем смотритель маяка. Каждое его слово правдиво и заставляет задуматься.

– Глупо бросать все. Я уйду, а он останется на руинах.

– Если вопрос с твоим здоровьем стоит так категорично, то он должен плюнуть на эти глупости. Бизнес всегда можно перепоручить кому-то. Он говорит, что должен знать, что сделал все для тебя. Если «все» в его понимании – это заставить тебя проходить через то, чего ты больше всего боишься, то он еще больший урод, чем я думал.

– Он не урод.

– Урод, Джесси. Ты знаешь мое мнение. Да, я не хотел уезжать из Скарборо. Но я понимал, что не имею права запирать тебя здесь. В глубине души я был рад, когда ты сообщила о том, что вы продаете «Санрайз» и уезжаете. Я еще любил тебя и был счастлив тому, что ты отправишься туда, куда хочешь. Пусть даже без меня. А он привязал тебя к себе. Не этому человеку обвинять тебя в эгоизме. Он манипулятор, а ты слишком мягкая, чтобы бороться с этим.

Я закрыла лицо руками.

– Я просто тряпка. Все считают меня сильной, потому что я однажды добилась ремиссии. Потому что пережила смерть родителей. А на деле у меня нет сил бороться. И желания больше нет.

– Ты не тряпка, Джесси. Прости, что я тут вываливаю на тебя свой гнев. Тебе известно, что я с самого начала недолюбливаю твоего муженька. – Он взял меня за руку и сжал ее меж своих ладоней. – Хочешь, я увезу тебя в Нью-Йорк?

Уже порядком захмелевшая, я рассмеялась.

– Болтун Сайкс. Думаешь, накачал классные бицепсы и стал всемогущим?