Письма с войны
Шрифт:
Особняк был таким же, каким она его помнила. Свежепостриженный газон. Открытые кованые ворота. Ровная живая изгородь. Розовые кусты обрамляют белые стены. Это был тот самый дом, который снился ей ночами, по которому она тосковала, мечтая вернуться, мечтая ещё хоть раз переступить этот порог, пусть даже только затем, чтобы лишь увидеть живущую здесь семью. И всё же, он стал другим. Слишком много времени прошло.
Полных пять минут Эмма сидела в машине, глядя на особняк мэра. Реджина всё ещё мэр, интересно? Что вообще здесь происходит сейчас? Пальцы напряглись. Нужно
Ладонь вспотела. Эмма теребила ключ, торчащий в замке зажигания. А может так и лучше. Слишком искажен был её разум, когда она вернулась, а тело было слишком напугано. Но она боролась. Видит Бог, она боролась, чтоб ей стало лучше. Но она точно больше не тот человек, которого любила Реджина.
«Но ты обещала, – сказала себе Эмма. – Ты обещала, что вернешься к ней, если выживешь. Ты обещала ей».
Да к чёрту обещания! Эмма просто хотела увидеть её. Хотя бы раз, пусть даже он станет последним. Ещё один-единственный раз, и она будет в порядке.
Так что Эмма вышла из машины и, пытаясь дышать ровно, прошла по дорожке к особняку и поднялась на порог. Внутри особняка раздалась громкая трель звонка, и девушка успела подумать, что, возможно, никого нет дома. Дверь распахнулась, и Свон перестала дышать.
Реджина. Ей открыла Реджина. Реджина, с широко распахнутыми от удивления глазами и приоткрытым ртом, стояла прямо на пороге. Реджина, женщина, которая снилась ей каждую ночь, стояла сейчас перед ней. У неё отросли волосы и теперь спускались ниже плеч, и, хотя вокруг глаз уже появились морщинки, говорящие о её возрасте, Реджина была самой красивой женщиной, какую Эмме доводилось видеть. И самое важное, она была здесь. От счастья у Эммы дыхание застряло в горле.
– Привет, – смущенно поздоровалась она, робко пожимая плечами. Три года она представляла этот момент. Представляла всё, что угодно. Слёзы счастья. Ругань. Крик. Объятие. Поцелуй. Много поцелуев. Но непонимающего выражения на лице Реджины и двери, захлопнувшейся перед носом, Эмма никак не ждала. Да, едва она собралась заговорить, брюнетка захлопнула дверь.
Свон пораженно уставилась на дверь, сердце застучало часто-часто, а потом провалилось куда-то в живот. Внутренности скрутило ужасом, и Эмма прожигала деревянную дверь взглядом, не зная, что делать дальше. Позвонить ещё раз? Уйти, поджав хвост? Прежде, чем она успела сделать хоть что-нибудь, дверь приоткрылась, и в щёлку выглянула Реджина.
Эмма наклонилась ближе к двери и нежно улыбнулась. Липкий страх поднялся к груди, а в глазах стояли непролитые слёзы.
– Привет, – повторила она, глядя на женщину и улыбаясь с каждой секундой всё больше.
– Ты здесь? – прохрипела Реджина, открывая дверь чуть шире.
– Ага.
Миллс зажмурилась, качая головой:
– Нет. Нет, ты умерла.
Блондинка с трудом сглотнула:
– Я знаю.
–
Блондинка заставила её замолчать, накрыв ладонью дрожащие губы. Если Реджина сейчас проклянет её, не сходя с порога, ей плевать. Слишком долго она ждала этого момента, и она насладится им. Реджина выглядит старше. Волосы теперь спускаются ниже плеч, а на лбу и вокруг глаз появились морщинки. Проклятие, она такая красивая.
Взгляд Реджины метнулся к руке, к протезу, накрывшему губы. И все гневные слова, которые она собиралась выплюнуть, забылись. Она прижала пальцы к губам, пытаясь сдержать всхлип.
– Ты… Ты не умерла? – дрожащим голосом спросила она, крепко обнимая себя руками.
– Нет, – покачала головой Эмма. – Нет, я здесь.
И то ли они шагнули навстречу друг другу, то ли земля качнулась у них под ногами, но в следующую секунду женщины плакали в объятиях друг друга, крепких и полных отчаянного желания удержать любимую рядом.
Глава 25
Особняк изменился с того времени, когда она была здесь в последний раз. Черный и белый цвета, которые ассоциировались у Эммы с этим домом, пропали, сменившись самыми яркими, какие только можно представить, красками. Но вовсе не непривычное многоцветье заставило девушку замереть, когда она вошла внутрь. На стенах висели фотографии. Измятые фотографии в изящных рамках. Её фотографии. На губах у Эммы заиграла улыбка. Снимки, которые она когда-то хранила в сумке, теперь украшали единственное место, где она чувствовала себя дома.
Сердце переполняли тоска и чувство правильности. Она здесь, теперь всё правильно. Но, в то же время, Эмма никак не могла заглушить тревожное ощущение того, что её время в этом доме истекло. Разорвав объятия, они вошли в дом, и с тех пор обе не говорили ни слова, неловко переминаясь с ноги на ногу и наблюдая за реакцией другой. Эмоции поднимались у Эммы в груди, как поднимается в реке вода во время половодья, и, разглядывая фотографии, девушка чувствовала, что её внутренняя плотина покрывается трещинами. Она – чужая в этом доме. Она здесь всего лишь дорогое сердцу воспоминание. В городе, где время застыло, жизнь продолжалась без неё, как бы сильно она ни старалась её удержать.
Напряжение сгустилось в воздухе, когда Реджина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, следя глазами за Эммой. Неуверенно сжав кулак, блондинка медленно повернулась к ней, чуть прихрамывая на левую ногу. Так бывало всегда, когда она нервничала.
– Вы перекрасили дом.
Реджина кивнула:
– Да, на Рождество. Генри выбирал цвета.
Эмма с трудом сглотнула, быстро взглянув на снимок, на котором уже довольно немаленький мальчик с перемазанным в земле лицом, сиял улыбкой, стоя рядом с молодым саженцем.