Письма солдат
Шрифт:
— Они выходили из боя, — поддержал Наумова начальник штаба. — Сейчас уже только разведка может сказать, кому и сколько мы засветили.
— Хоть одна радость, — молвил адмирал. — Уточните потери.
Доклад уже звучал. Радости он не принес. «Цесаревичу» явно придется идти на Балтику. Течи в корпусе. Торпедный взрыв не нанес большого ущерба, но это еще как посмотреть. Вмяты две плиты пояса, разрыв сварных швов. Многострадальный «Ришелье» принял триста тонн воды. Этот линкор уже один раз почти затонул. После знаменитого в боя в Касабланке недостроенный, с некомплектом команды
Моряки суеверны. Даже корабельные священники, кому сам Бог велел полагаться только на Христа и силу молитвы, верили в предначертание, хорошие и несчастливые имена. Что уж говорить об офицерах и нижних чинах.
В строю первой крейсерской бригады еще одна прореха — нет «Опричника». Еще один корабль с неудачным именем. С «Балобана» наблюдали как крейсер шел с сильным креном в сторону берега. Радиорубка «Опричника» молчала. Последнее сообщение — пахнущая порохом короткая фраза по УКВ: «Веду бой».
Сам «Балобан» на рассвете подал сигнал бедствия, из-за прибывающей воды пришлось загасить котлы. Эсминец взяли на буксир. Этим еще повезло. С «Гремящего» спаслось пять человек. С иных и того меньше.
Пока мрачный как туча Макаров подсчитывал потери и формировал конвой из подранков, его немецкий коллега поднимал с «Гинденбурга» ударную волну. Новейший «Тирпиц» и «Шарнхорст» рубили волны на полном ходу, гидросамолет обнаружил пару линкоров на пути к Пуэрто-Рико. Двадцатилетний смельчак на крошечном «Арадо» прошел чуть ли не вдоль борта американца и сумел заметить, что корабль идет с креном, на палубе следы пожара.
Туман войны разорвало клочьями. Вильгельм Маршалл получил краткий рапорт о ночном сражении. Однако, немец сделал свои собственные выводы. Под его рукой весьма сильные корабли, в небе чисто. Маловероятно, что после вчерашнего янки смогут наскрести хоть пару дюжин пригодных бомбардировщиков с экипажами и эскадрилью истребителей сопровождения. Значит, все могут решить большие пушки. За свой флагманский линкор адмирал не опасался, после героической гибели «Бисмарка» корабелы сделали выводы. Во всяком случае, силовая установка пока не давала повода для жалоб.
Контр-адмирал Кинкейд созерцал застрявшую на рифе «Филадельфию». Крейсер выглядел страшно. Вторая башня покорежена внутренним взрывом, надстройки как стальные джунгли, месиво рваного металла, труб нет, корма оторвана. Крейсер дополз до берега на двух валах и плечах экипажа, Господним попущением буквально. В тот момент, когда на корабль надвинулась темная громада острова, а днище противно заскрипело по кораллам, на мостике и в отсеках прозвучал всеобщий вздох облегчения.
Ночное сражение дорого обошлось американцам. Из двух лидировавших эсминцам крейсеров погибли оба. «Филадельфию» можно списывать, а «Милвейк» опрокинулся с разорванным торпедами брюхом. Из участвовавших в бою эсминцах многие вернулись с отметинами снарядов, кто-то выбросился на берег, «Дэвис» и «Уорден» затонули на мелководье.
— Не лучшая была идея бросать в бой эти скорлупки, — заметил контр-адмирал.
— Лучше было выделить им отдельный участок атаки, — парировал офицер штаба.
После ночного ада лейтенант-коммандер не сдерживался. Он имел свое мнение на счет лихого кавалерийского наскока. Тем более, по предварительным рапортам как минимум четыре катера ночью погибли под форштевнями своих эсминцев.
— Что со спасательными работами?
— Идут, сэр.
— Хорошо. Если нужно, направьте еще катера, пусть прочешут каждый квадрат по три раза.
Томас Кинкейд несмотря на мрачный и усталый вид внутри радовался победе. Даже с учетом гибели двух крейсеров, чертовым русским досталось круче. Адмирал сам с мостика горящей «Филадельфии» видел, как взметнулись фонтаны у борта вражеского линкора, как тонули крейсера и эсминцы европейцев. По кратким опросам пленных собиралась картина разгрома вражеской эскадры.
Кинкейд еще не получил радио от адмирала Кинга. Командующий флотом не посчитал нужным портить настроение младшему флагману.
— Сэр, получено радио с гидросамолета! — на мостик «Бенсона» взбежал старшина радист.
— Давай, сынок.
— Макаров уходит на чистый ост, — довольным тоном прокомментировал контр-адмирал.
— А значит, что? — Кинкейд подмигнул своему штабу. — Он идет прямо под огневой рубеж. Застрельщик выходит на позицию
«Выборг» и «Полтава» ночью держались к востоку от Барбуда. Утром легкое соединение получило приказ идти на соединение с авианосцами контр-адмирала Державина. Неугомонный Владимир Дмитриевич все же сумел за ночь восстановить боеспособность своих поредевших эскадрилий. Повернись колесо Фортуны на другой градус, вице-адмирал Макаров мог бы попытаться с помощью этих сил взять реванш за ночную нелепу. Тем более, немцы явно вознамерились пощипать хвост адмиралу Кингу.
Под гору скатился один из тех камушков, которые могут менять историю. Малейшее колебание, случайная флуктуация…. Кто знает, что творилось в голове у командующего, когда он распорядился ложиться на курс отхода и прикрывать поврежденные корабли? Все же славен Вадим Степанович наследственной живостью характера и былинной склонностью к неудержимому буйству. Однако, не случилось. История в очередной раз загадочно улыбнулась и сплела нити судеб в одной ей ведомый узор.
— Подъем! — крик дневального матроса заставил прапорщика Никифорова и его товарищей по каюте скатиться с коек.
На авианосце почему-то решили не объявлять громкую тревогу. Летчиков будили старым дедовским способом.
А нет, зашипел динамик на подволоке.
— Летному составу срочно собраться в ангаре. Общее построение. Повторяю: летному составу собраться в ангаре.
Одевались на бегу. Кирилл умудрился нацепить портупею с пистолетом поверх летной куртки. Сообразил только в ангаре. Ноги сами несут по стальным коридорам, перебирают ступеньки трапов. Встречные матросы прижимаются к стенке, пропуская летчиков.