Письма стареющего селадона
Шрифт:
Чтобы закончить второе письмо, я открою тебе одну маленькую тайну, потом ещё одну, но не тайну, а просто информацию.
Сначала второе. Лет десять назад я как-то спросил нашего старшего сына, сколько же у него было женщин, разовых и многоразовых, если считать только поголовно или, правильнее, потелесно? Он тогда ответил, что точно не помнит, многих забыл, имён многих не знал никогда, но где-то между 80 и 100, сейчас он говорит о трёх сотнях! (Дона, всё не так плохо, я намного скромнее, мой реестр не заполняет второго десятка).
Теперь тайна. Помнишь, когда-то давно, я на своём первом рабочем компьютере установил разные психологические программы, цветовой тест Люшера, был там ещё тест на определение сексуальной характеристики субъекта. Там
Целую.
Письмо 3
Милая моя Донара!
Я временами вспоминаю, как у нас всё начиналось, когда в тот счастливый день я коснулся коленом твоего колена, а ты не отвела ногу. «Да или показалось?», – думал я весь день. Ведь привлекала ты меня давно, особенно мочки ушей и открытая шея. Я говорил тебе, что какими-то фрагментами ты напоминаешь мне мою маму. А тяга к матери, этот Эдипов комплекс, он лежит в нас с младенчества. А потом подсознательно наши эротические желания проецируются на женщин, в ком видны материнские черты, физические или поведенческие. Признаться, я с некоторого времени, чувствовал, что если я проявлю инициативу, то не буду тобой отвергнут.
Что ещё запомнилось из раннего времени? Как-то мы обговаривали некоторые подробности, связанные с предстоящей психотерапией А.Н. по поводу его ejaculatio tarda, я расспрашивал, насколько разнообразны ваши сексуальные отношения, практикуете ли вы оральный, анальный секс? Ты к моему изумлению, как-то сразу, без паузы, выпалила: второе нет, а первое – да! Я, конечно, сразу представил, как это могло выглядеть с ним, потом со мной. Это просто запомнилось, я тогда думал, что нам лучше не начинать. Сложились сразу и коллегиальные, и соседские семейные отношения, зачем подвергать это всё риску разрушения?
И вот, спустя двадцать лет, мы находимся там, где находимся: мы старые любовники, у которых ещё не иссякло либидо друг к другу, и мы оба чтим семейный кодекс. И я продолжаю своё повествование.
Седьмой курс мединститута – это интернатура по терапии. Я работал врачом-интерном в гастроэнтерологическом отделении. Соблазны у молодого врача большие. Очень трудно отвлечь мысли в нужное русло, когда проверяешь верхушечный толчок сердца или границы его у хорошенькой женщины или молодой девушки. Конечно, устав есть устав, честь халата, образец порядочности. Это так, но иногда замечаешь встречное внимание к своей персоне, и тогда бес нашёптывает: рискни!
В гастро отделении лежала одна сорокалетняя тётенька, полная, рыхлая, внешне вульгарная. Считали, что она аггравирует, требует к себе повышенного внимания, без основания жалуется. Мы, интерны, вопреки порядку, по внутренней договорённости дежурили в одиночку. В одно из моих дежурств моя героиня, звали её Егисапет, попросила измерить давление. Оно оказалось повышенным, я что-то ей назначил и сказал, что приду в палату через час проверить давление ещё раз. Когда пришёл, в палате она была одна. Я померил давление, а она мне, мол, живот болит, здесь внизу. Я начал пальпировать сначала профессионально, а потом бес одолел. Я опустился до лона, потом стал поглаживать
В другой день я был один в ординаторской, она зашла что-то спросить. Зайдя, прикрыла за собой дверь и встала так близко к двери, что, если бы кто-то стал входить, упёрся бы в её задницу. Я подошёл вплотную к ней и бесцеремонно стал мять груди. Она силой отвела мои руки и вышла. Позже, остановив меня в коридоре, спросила: «Придёшь ко мне домой, если позову?»
Она жила недалеко от клиники, пешком минут десять. Кажется, была зима, я помню немного снега на газонах и тёплую куртку. Мы шли медленно, я был спокоен, околоток чужой, меня никто не знает, а если бы и знал, ко мне какие вопросы? Разве что, на кого ты повёлся, дурень! Старая, толстая, рыхлая, вульгарная, больная! А ещё она работала водителем самосвала ЗИЛ то ли на стройке, то ли в карьере. Позже, в байках с друзьями, она у нас значилась как «шофёр КрАЗа» для усиления эффекта социальной группы.
Когда она открывала дверь в квартиру, я схватил её за задницу. Она с улыбкой отстранилась и говорит: куда бежишь, времени много. Опыта у меня к этому моменту было маловато, те две девушки из Ялты и Инна. Мы зашли. Однокомнатная квартира, кровать занимает полкомнаты, вторую половину – круглый стол и старый сервант. За стеклом фотографии мужчины и мальчика лет шести. Я снова схватил её за задницу, она мне: погоди, давай поужинай. От еды я в ту пору никогда не отказывался. Она налила по рюмке коньяка. Я прикрыл ладонью рюмку, давая понять, что не буду пить ни при каких условиях. Я тогда совсем не пил спиртного по предписанию врача. Она же сделала глоток, морщась, и виновато посмотрела на меня. Сейчас я понимаю, что ей нужно было расслабиться, она хоть и шофёр КрАЗа, но не уличная проститутка. Между нами были барьеры: моральные – национальная ментальность осуждает любой вид внебрачной связи; возрастные – нас разделяло двадцать лет; социальные – врач и водитель. Оказалось, она вдова. Когда я спросил, кто на фото – это были её погибшие в автокатастрофе муж и ребёнок. А за рулём была она. Вот такая трагедия была в её анамнезе, что несколько поменяло моё высокомерное отношение, мол, блядь и блядь. Думаю, что эта вульгарность в поведении и манере общения были её оборонительным щитом.
Мне было впервой такое бытовое семейное общение. После того, как поели, она откинула одеяло и сказала: раздевайся. Я подошёл к ней и впился в губы. Она увёртывалась, отводила лицо в сторону. Мне показалось, что ей непривычно целоваться взасос с языком. Но я настойчиво перехватывал её губы. Засовывал язык, мял грудь, облизывал шею, перешёл на соски.
Она легла на спину, пропустив меня между ног. Я начал знакомую работу. Пожирая глазами этот новый образ немолодой женщины, с красивыми тёмно-карими глазами, смуглым лицом, рыхлым полным телом, целлюлитными ягодицам и ляжками, большой мягкой грудью. Всё это богатство ритмично колыхалось в заданном мною темпе. Она постанывала, иногда громко покрикивала: «Еби! Еби меня!» Это меня распаляло, я брал быстрый темп, не останавливаясь на нежности. Голодная до секса вдова, ей надо было вначале получить мощную разрядку, быть грубо и примитивно отодранной. И я это сделал! Она завыла, и через мгновение безвольно откинула руки в стороны, голову на бок, распласталась на кровати и затихла. Через минуту сказала: «Теперь еби меня как хочешь! Как хочешь!»
Я начал разнообразить рабоче-крестьянский секс изысками посвящённого гурмана. Я взобрался повыше, зажал член между грудей и стал двигаться; поставил её раком, обхватил сначала таз, затем с трудом всю талию, и драл таким образом; постукивал торчащим колом по её соскам, щекам…
«Почему ты не кончаешь?» – спросила она. Я признался, что не могу при ебле кинуть палку, нужно подрочить. «Ну как же так, миленький, вот я вся – пизда перед тобой, готовая, доступная, еби меня всю, еби по-всякому, только кончи!»