Письмо Россетти
Шрифт:
– Я знал, что маркиз далеко не безгрешен, но никогда не думал, что он пьяница.
И с этими словами он подозрительно покосился на Алессандру.
– Видно, вино оказалось слишком крепким.
– Разве?…
Он взял со стола бокал Бедмара, понюхал содержимое, затем поднес бокал к губам.
Алессандра инстинктивно рванулась к нему, предупреждающе вскинула руку.
– Вино оказалось не очень хорошим.
Он смотрел ей прямо в глаза.
– Однако дело свое оно сделало, не так ли? – Он медленно поставил бокал на стол. – Что это вы затеяли, а?
– Ничего. – Алессандра взяла сумочку с кресла, накинула на
– К чему такая спешка?
Он сделал три шага и преградил ей путь к двери.
– Просто возникло одно неотложное дело.
– А-а…
Она стояла прямо перед ним и больше всего на свете опасалась, что он заметит, как ее сотрясает дрожь.
– Позвольте мне пройти.
– Лучше скажите, что я найду, заглянув в эту сумочку. Золото маркиза, его драгоценности или столовое серебро?
– Вы не смеете!…
– Так докажите, что я ошибаюсь.
Они не сводили друг с друга настороженных глаз. Алессандре страшно хотелось поделиться с Антонио своей тайной, но она знала, что виконт испанец и находится в услужении Оссуны и Бедмара. С чего это она вообразила, что несколько дней, проведенных вместе, должны перевесить его чувство долга? И уж определенно, поимка воровки в резиденции посла еще больше расположит маркиза к нему. Она покосилась на шпагу, висевшую в ножнах у него на боку, на кинжал, тоже в ножнах, заткнутый за пояс. И вспомнила, что у него имеется еще и третье оружие – тонкий стилет, который он прячет в рукаве.
– Не могу.
– Ну а что же вы станете делать, если маркиз узнает о вашем преступлении?
Голос его звучал тихо, почти доверительно.
– Никакого преступления я не совершала.
– Знаете, от полного отсутствия страха до смерти один шаг.
Она не могла понять, являются ли эти его слова предупреждением или угрозой. И тут вдруг, неожиданно для нее, Антонио отступил в сторону и распахнул перед ней дверь.
– На вашем месте я бы воспользовался черным ходом, – заметил он.
ГЛАВА 17
Ранним ясным и солнечным утром Эндрю Кент стоял, согнувшись, положив руки на колени, и пытался отдышаться. Он добежал почти до самого конца набережной, вокруг зеленели сады, впереди серебристым блеском отливала поверхность лагуны. Он обогнал Клер метров на десять, но справедливости ради следовало отметить, что и ростом он вышеее, и натренирован лучше – шорты фирмы “Найк” открывали загорелые мускулистые ноги заядлого бегуна. И все же, когда он только поравнялся с ней на ступеньках мостаКреси, она рассчитывала его обогнать. Поначалу, прибавив скорости, Клер надеялась: он поймет, что бегать трусцой она предпочитает в гордом одиночестве. Но он обогнал ее, пробежал дальше.
Вызов был брошен, это очевидно. И тогда Клер, собрав остатки сил и воли, пустилась вдогонку. Ей почти удалось догнать англичанина, но пути дальше просто не было, набережная обрывалась у входа в сад.
Эндрю выдохся, это было совершенно очевидно, но и Клер последний рывок дался с немалым трудом. Интересно, подумала она, эти напоминающие конфетти маленькие разноцветные кружочки, плывущие перед глазами, означают, что ей надо сесть и передохнуть? Но нет, черт побери, она ни за что не отступит перед этим несносным человеком! Больно уж нос задрал. Следует поставить его на место. И когда Эндрю Кент наконец поднял голову и открыл рот, собираясь заговорить, но никак не мог, она испытала
Неожиданно он выдавил:
– Пираты…
– Пираты?… – удивленно переспросила Клер.
– Да, пираты. – Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. – Вы говорили… что работали… по пиратам… Адриатики.
– И что с того?
– Вчера я хотел заказать письмо Россетти. – Теперь он дышал уже почти нормально. – И мне сказали, что вы работаете с ним.
– Вы что, следите за мной?
– Нет, просто хотел перечитать его еще раз. Ну и после отказа в выдаче пришел к неизбежному заключению, что и вы тоже занимаетесь исследованием Испанского заговора. К чему вам понадобилось лгать и выдумывать каких-то пиратов, ума не приложу. И нет мне до этого дела. И все же мне очень хотелось бы еще раз увидеть письмо.
– Так вам понадобилось письмо.
– Совсем ненадолго. Просто надо кое-что проверить.
– Тогда предлагаю сделку. Я вам письмо, вы мне дневник.
– Дневник Алессандры?
– Ну да, разумеется.
– Но я еще не закончил. Улетаю из Венеции в субботу, так что всю следующую неделю дневник в вашем распоряжении.
– Я тоже улетаю в субботу.
– В таком случае предлагаю честный обмен. На полчаса.
– Полчаса? Необыкновенная щедрость!
– Я, знаете ли, еще не совсем проснулся, но это не мешает мне различить сарказм в вашем голосе.
– Я не смогу прочесть весь дневник за какие-то полчаса.
– Больше времени предоставить никак не могу. На меня давят, торопят закончить книгу в следующем месяце, и работа над ней, поверьте, дается нелегко. Вообще, должен признаться, трудно идет, со скрипом, не так, как хотелось бы.
На секунду Эндрю Кент вдруг превратился в неуверенного, уязвимого и страдающего от своего бессилия мужчину. Таким Клер видела его перед лекцией. Возможно, решила она, этот Кент все-таки человек.
– Дело в том, – продолжал Эндрю, – что у меня есть лишь предложения написать книгу, а самой книги еще нет. Не понимаю, в чем тут проблема. Возможно, в том, что прежде я никогда не писал об истории Венеции, или же на меня возложил проклятие какой-нибудь второкурсник, или же… – Он вдруг умолк и призадумался. И снова мягкий, обходительный Эндрю исчез с той же быстротой, с какой вдруг появился. Вместо него остался человек жесткий, упрямый и непреклонный. – Суть в том, что этот дневник может послужить ключом к… Ну, ко всему, и мне далеко не безразлично, что он окажется у вас в руках. Моя работа слишком важна.
– А знаете, вы самый настоящий fondamentum equi, вам не кажется?
Он посмотрел на Клер с таким видом, точно у нее вдруг выросла вторая голова.
– Вы обозвали меня лошадиной задницей по-латыни?
– Могу сказать то же самое и по-гречески.
– Не понимаю, чем заслужил.
– Да тем, что до вас, по всей видимости, не доходит, что и моя работа тоже может оказаться важной. Да, у меня нет издателей, которые с замиранием сердца ждут, когда из-под пера моего выйдет очередная гениальная строчка, нет комитетов, которые выстраиваются в очередь, чтобы наградить меня еще одной престижной премией. Но смею вас заверить, моя работа не менее важна, чем ваша. Для вас это всего лишь очередная книга, для меня – диссертация. И все, что произойдет в моей жизни дальше, зависит от нее. Так что если не дадите мне дневник хотя бы на сутки, не видать вам письма Россетти.