Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
– После Развала назрела мощная тяга к согласию, – говорил Гарриман, потирая пальцем массивные черные очки. Эверетту вдруг подумалось: если бритоголовый захочет передвинуть их на лоб, вместе с ними полезут и водянистые близорукие глаза. – Простите, если я злоупотреблю метафорами. Когда начались перемены, человеческое стремление к порядку подверглось страшному удару. Результатом этой великой потребности явилось расширение канала, компенсационное усиление восприимчивости к снам.
Вернулась Даун с наполненным стаканом.
Эверетт старался на них не смотреть.
– Люди едва ли захотят так жить.
– И тем не менее жизнь по режиму, установленному эксцентричным хозяином снов, все-таки лучше анархии и амнезии посткатастрофического периода.
– Но уж всяко не лучше болтовни Гарримана, – сказал Кэйл.
Даун фыркнула и поперхнулась. Фолт тотчас схватил салфетку и принялся тереть влажное пятно на диване Илфорда. Илфорд, недоумевая, повернулся к Даун. На его лице мелькнул сдерживаемый гнев.
И тут Эверетт заметил, что Кэйл смотрит на отца точно с такой же злобой. И не пытается ее скрыть.
– В прежние эпохи в лидеры выбивались отнюдь не мудрейшие и сильнейшие, – как ни в чем не бывало продолжал Гарриман. – Вождями становились люди с определенной устойчивостью воззрений. Дающие наиболее приемлемое объяснение причин бедствия. Вот откуда – тяга вашего приятеля Келлога к вульгарному миллениализму. Он выпячивает все избитые трактовки греха и покаяния.
– К примеру, мечту застрять в сломанном лифте с Бобом Диланом, – предположил Фолт. Он оставил в покое пятно и отшвырнул скомканную салфетку. Пролетев сквозь Кэйла, она упала на пол.
– Гарри, ты и сам выпячиваешь эти трактовки, – сказала Даун с напускной беспечностью.
– И все-таки ни то ни се, – неуверенно произнес Илфорд. Казалось, спокойствие дается ему ценой неимоверных усилий. «Может, он чувствует присутствие Кэйла? – заподозрил Эверетт. – Может, не он один чувствует?”
– Теорий хоть пруд пруди, – процедил Илфорд, едва не скрежеща зубами. – Теории, как и катастрофы, везде разные.
– В последний раз Илфорд устраивал вечеринку, когда приезжал Вэнс, – сказал Кэйл, заходя отцу за спину. – Кстати, занятный парень.
Эверетт старался не смотреть на него. Он еще не видел Илфорда и Кэйла друг подле друга, – только их черты, смешавшиеся на лице Илфорда.
– Пожалуй, – сказал Гарриман. – Но нам следует перенести акцент на возможность…
Глядя на Гарримана, Кэйл продолжал:
– Вэнс тут проездом был как раз после Развала. Вот бы тебе с ним встретиться. У него совсем другая точка зрения.
«Как же мне встретиться с твоим приятелем Вэнсом, – чуть не произнес Эверетт вслух, – если я даже с тобой встретиться не могу?»
– ..Только это имеет для
– Слушай, шел бы ты, а? – предложил Сэйл. – Дай людям спокойно поговорить.
– Посмотри на него, – сказала вдруг Даун.
– На кого? – испугался Фолт – подумал, конечно, что она имеет в виду Кэйла.
– На Эверетта. А то на кого же? Гарри, он с ног от усталости валится. Ради Бога, оставь его в покое. Илфорд, я и тебя прошу. У него уже голова кругом от всей этой белиберды.
– Даун права, – поспешил Фолт ей на подмогу. – Я и сам маленько притомился. – Он откинулся на спинку дивана – дескать, скорей бы все это кончилось.
– Не будем сегодня говорить «да» или «нет», – с вызовом сказал Гарриман, приподняв бровь над черной оправой очков. – Да вайте лучше скажем: утро вечера мудренее.
– Ладно, – согласился Эверетт.
– Поздновато уже, – заметил Илфорд. – Ну что, на посошок? – И слегка развел руками. – Бренди? – Казалось, он боится, что гости откажутся от бренди и тогда останется предложить только мебельную полироль.
Эверетт вышел из дома следом за Даун и копией, или проекцией, Кэйла.
У крыльца они остановились и сбились в кучку в тумане. Даун закурила сигарету.
– Я сегодня пойду в комнату Гвен, – проговорил Кэйл торопливо, словно боялся, что скоро развеется.
– Гвен – женщина из снов? – Даун выпустила колечко дыма, оно поплыло вверх, в туман. Вопрос адресовался Эверетту. Теперь она вела себя так, будто Кэйла не существовало. Хотя это уже не имело значения.
– Даун, это не твое гребаное дело, – на удивление громко произнес Кэйл.
Она подняла брови и отступила от Кэйла и Эверетта. Но недалеко. «Или слова Кэйла будут достигать ее с любого расстояния, пока не выветрится наркотик?» – подумал Эверетт.
– Ты ее видел? – спросил он. Кэйл кивнул:
– Я с ней говорил.
– Правда?
– Она хотела узнать, когда ты вернешься. Мысль, что она где-то поблизости, что она ждет, точно когтями рванула душу. Он хотел возразить: «Не может Гвен, никак не может ощущать промежуток времени между моими визитами; ее не существует, пока я не приду и не позову ее».
Но он промолчал. Промолчал, боясь признать, что она нереальна и что нереален Кэйл. Что они оба – лишь воспоминания, сны наяву, и больше от них ничего не осталось. В это он поверить не мог. Не мог себе этого позволить.
Прежде чем Эверетт додумал эту мысль до конца, Кэйл растаял.
Нa рассвете, никем не замеченный, он вышел из дому и спустился с горы. Когда добрался до Прикрепленного района, улицы уже оживали. Он шел по широкому проспекту, смакуя неузнавающие, безразличные, мимолетные взгляды идущих навстречу людей. Здесь сны не предвозвестили его появление.