Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
– Моргенлендер – чужак. Этакий крестоносец, только его здесь не хватало.
– Вы сами себе противоречите, Фонеблюм. Отдел либо друг вам, либо нет. Но не то и другое одновременно.
– У нас с Отделом взаимопонимание. А иконоборец вроде Моргенлендера угрожает стабильности. Он сует нос в дела, которые ему вовсе незачем знать. Вроде вас.
– Спасибо. Я испытываю мгновенное чувство признательности к парню, давшему мне в зубы.
– Вы ворчун, мистер Меткалф. Мне казалось, такие оказии для вас уже в порядке вещей.
Я слишком устал, чтобы придумать достойный ответ. Я подобрал стакан
– Виноват, – спохватился Фонеблюм. – Мне стоило предложить вам еще.
– Нет, спасибо. Я пью на пустой желудок. – Я поставил стакан на полку к бутылкам и вытер влажную ладонь о штаны. – Я думаю, не стоит больше вас задерживать. Простите за беспокойство.
– Минуточку. Как вы думаете, почему я позволил вам допрашивать меня?
– Так скажите.
– Вы мне нравитесь. Я верю в чистоту ваших намерений. Мне приятно избавить вас от неприятностей. Откажитесь от дела, и я прослежу, чтобы вашу недостающую карму возместили. У этого дела нет будущего, мистер Меткалф. Никакого будущего.
– Вам нравится смешивать угрозы с посулами, Фонеблюм.
– Я никому не угрожаю. Я только хочу возместить нанесенный ущерб.
– Ущерб, нанесенный Энгьюину, вот-вот сделается невосполнимым. За его телом никто не будет следить. Он затеряется в недрах морозильника и сгинет навсегда.
Фонеблюм странно улыбнулся. Мне вновь показалось, будто я затронул что-то, не знаю что, и Фонеблюм не может ответить мне прямо.
– У вас очень циничный взгляд на нашу пенитенциарную систему, мистер Меткалф, – мягко произнес он. – Циничный и несколько наивный. С чего вы взяли, что тела без присмотра остаются замороженными?
– Вы имеете в виду невольничьи лагеря? – переспросил я и вздрогнул.
Надеюсь, он этого не заметил. Мне показалось, что Фонеблюм просто не в силах совладать с собой, чтобы не побахвалиться хоть немного.
– Да.
– До меня доходили эти слухи. – Я немного оправился. – Что до меня, я не вижу особой разницы между заморозкой и псевдожизнью с блоком раба под черепом. Впрочем, если мне доведется увидеть Энгьюина, я спрошу, что он предпочитает, и передам вам ответ. Может, вы подсобите.
Я готов был уходить и собрался уходить. Я уже стоял перед дверьми лифта и только тут заметил, что на том месте, где положено находиться кнопке, расположена замочная скважина.
– С вашей стороны невежливо предполагать, что я могу подсобить вам в этом, – сказал Фонеблюм почти весело. Но когда я обернулся, он больше не улыбался. – Впрочем, я мог бы этого от вас ожидать. Вы абсолютно невоспитанны.
– Спасибо.
– И теперь вы хотите уйти.
– Совершенно верно.
– Мне хотелось бы услышать от вас, что вы бросаете дело.
– Мне хотелось бы сказать это.
Фонеблюм нахмурился. Он поднял телефонную трубку и нажал на единственную кнопку.
– Да, – произнес он почти сразу же. – Пошлите Джоя вниз, мистер Роуз. Наш гость готов уходить.
Он положил трубку на место.
– Пожалуйста, угощайтесь, пока он спускается.
У меня не было возможности отказаться. Лифтовые двери за моей спиной разошлись, и прежде чем я успел повернуться, что-то тяжелое и твердое ударило меня по затылку. Я успел еще подумать: кенгуру нашел-таки возможность отплатить. Потом
Глава 17
Я пришел в себя, сидя в машине. Я не могу благодарить их за это. Ключи оказались не в том кармане, из чего я заключил, что они обыскали меня с ног до головы. Во всем остальном могло бы показаться, что я просто уснул в машине, когда бы не боль в затылке и звон в ушах.
Я был один. Я осторожно покрутил головой, проверяя шею, потом выглянул в окно. Голографический дом все стоял тихо и торжественно такой, каким я увидел его в первый раз. С тех пор я познакомился кое с какими его секретами, но на внешности дома они не отражались. Если повезет, этот голографический дом будет стоять на холме и после конца света, такой же тихий и торжественный. Эта мысль почти успокаивала.
Я посмотрел на часы. Девять. Я провел два часа с Фонеблюмом, да еще около получаса без сознания в машине. Мне хотелось есть и хотелось понюшки, а потом, возможно, выпить – я пока не знал точно. Мне нужно было обдумать все, что я узнал от Фонеблюма, и определить, что это мне дало. Все дело было с ног до головы в отпечатках пальцев толстяка, и все равно я не видел никаких явных поводов для убийства.
Все, что я знал, так это то, что мне необходимо вернуться на два с половиной года назад, когда Челеста повстречала Мейнарда Стенханта, а Пэнси Гринлиф получила ребенка и дом. То, что случилось тогда – что бы это ни было, – заложило основу всего, что происходило потом.
Кроме того, мне стало любопытно, чем же именно промышляет Фонеблюм. В случае, если Вычистителем Пэнси снабжает именно он, это может объяснить одну из линий его влияния. И если у него действительно такие шашни с Отделом, мне необходимо знать точно – для безопасности.
Остальные, куда более важные вопросы так и остались без ответа. Что делал Мейнард Стенхант в этом номере? Я бы посмеялся над собой, да только мне сейчас не до смеха.
Еще минуту я помассировал затылок, потом завел машину и бесцельно поехал вниз. У меня сложилось ощущение, что дома меня будут ждать инквизиторы, а я был не совсем готов к встрече с ними. Они захотят получить ответы, которых у меня нет, – ответы на вопросы, которые я предпочел бы задавать сам. Я оставил им Энгьюина на блюдечке с голубой каемочкой, но даже так вряд ли все пройдет гладко.
Что-то имелось между Моргенлендером, Фонеблюмом и сферами их влияния, и, пока я не выясню, в чем же тут дело, мне лучше держаться подальше от Отдела. Насколько я знал механизм Отдела, они используют убийство овцы как последний гвоздь в гроб Энгьюина, и все равно мне лучше подождать до утра и официальных сообщений по радио. Закрытое дело будет труднее расследовать. Ничего, бывало и хуже.
Все подсказывало мне, что лучше всего провести некоторое время у себя в офисе. Я смогу заказать сандвич, и пропустить понюшку-другую, и подождать, пока сторожевые псы у меня дома устанут и уйдут спать. Если инквизиторы захотят найти меня, они меня найдут – скрываться я не собирался, только отдохнуть. Мне нравилось в офисе ночью: прохладно, темно и – главное никакого дантиста. Может, там мне будет думаться лучше.