Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
– Ортон Энгьюин не мог бы иметь меньше отношения к делу, даже если бы он никогда не возвращался в город, – возразил я. – Одного я не мог понять – того, что же произошло в мотеле. Это дошло до меня только вчера утром. Я не провел шесть лет, размышляя об этом, но если бы и провел, мог бы так и не найти ответа.
Я ткнул пальцем в Серфейса.
– Мне помогло то, что ты сказал на кухне вчера. Все улики были налицо, и все же мне не помешал последний толчок.
– Боже праведный, Меткалф, – вздохнул Серфейс. – Ну ты и мастак трепаться.
– Вы оба заставили меня мучиться, сравнивая ваши версии, – продолжал я и посмотрел на Кэтрин. –
– Ну что ж, послушаем, – сказала Кэтрин.
Она явно торопила меня с рассказом. Мои пять минут давно истекли, но я знал, что теперь у меня в распоряжении все время в мире.
– Я понял все. Но сначала я должен немного вернуться назад. В том, как Стенхант и Фонеблюм нанимали частных инквизиторов, имеется последовательность, очень важная для того, чтобы понять суть. Я был первым, и я имел дело со Стенхантом, и все, что он хотел от меня, – это чтобы я нажал на Челесту и заставил ее вернуться домой. Но нанимать громил получалось у Стенханта не важно, и, когда я отказался, он доверил это Фонеблюму. Тот нанял Уолтера. – Я махнул рукой в сторону Серфейса. – Когда он донес Фонеблюму, что у Челесты есть кто-то на стороне, тот предложил Уолтеру большие деньги, чтобы тот вычислил счастливчика и убрал его. Но Уолтер тоже отказался. И остался без работы, так ни разу и не встретившись со Стенхантом. Верно?
Серфейс утвердительно кивнул.
– К этому времени у Фонеблюма начались неприятности на другом фронте. Его сын и протеже стал башкунчиком и сбежал на Телеграф-авеню пить виски и нести чепуху. Фонеблюм не бросал надежды вернуть наследника под свое крылышко – одно время он финансировал проектирование пристройки для башкунчиков на Кренберри-стрит, – но одновременно начал искать нового кандидата на эту роль. И нашел такового в молодом кенгуру по имени Джой Каста. Джой оказался способным учеником.
– Я проверил это на себе, – перебил меня Серфейс. Должно быть, он вспомнил про свои ребра.
– Так вот представьте себе, – продолжал я, – после меня и Серфейса Фонеблюм бросил идею искать помощь на стороне. У него как раз имелся свой стрелок-кенгуру, готовый на все. Фонеблюм дал ему то же поручение, что и Уолтеру: следить за Челестой. Учтите, что кенгуру _никогда на видел раньше Мейнарда Стенханта_. И еще одно поручение: убрать нового ее дружка со сцены.
Я сделал эффектную паузу. Оба не сводили с меня глаз.
– Мейнард Стенхант имел чрезмерное пристрастие к Забывателю – по меркам шестилетней давности. Первый раз, когда я пытался дозвониться ему домой, он даже не вспомнил, кто я такой. Я бы предупредил Энгьюина насчет опасности иметь дело с людьми, страдающими провалами в памяти, но тогда я и сам не задумывался о возможных последствиях этого. На деле и Мейнард, и Челеста имели свидания в “Бэйвью”. В одном номере. Друг с другом.
– Уолтер, – обратился я к Серфейсу, – ты видел Стенханта, только не знал об этом. Он и был тот парень, которого ты засек в мотеле. Да, Челеста бросила его, но колебалась, как это бывает. Она согласилась встречаться с ним в мотеле, но его утреннее “я” – то, которое нанимало детективов, – не помнило об этой договоренности.
Серфейс только рот раскрыл.
– Вчера ты сказал мне, что теперь в Эл-Эй запрещено знать, как ты зарабатываешь деньги. Вот тогда до меня и дошло. Стенхант был
Я помолчал и дал им время обмозговать это. На лице Кэтрин сменило друг друга несколько разных выражений, по большей части скептических, но в конце концов она была достаточно умна, чтобы притворяться, будто это лишено убедительности. Я видел, что она осознала это, а потом я увидел, как она напоминает себе, что моя карточка лежит у нее в ящике и что за пределы этой комнаты без ее ведома не выйдет никто и ничто. Она быстро пришла в себя – наверное, за эти годы у нее было достаточно возможности попрактиковаться в этом. Да, она изменилась сильнее, чем Барри, или Серфейс, или Тестафер, или кто угодно другой из тех, с кем я имел дело со времени возвращения. Она изменилась так же, как изменились размеры и убранство ее кабинета.
– Интересная история, – произнесла она. – Что вы надеетесь получить?
– Я хочу, чтобы Энгьюина разморозили, – ответил я. – Я устрою вам черт-те что, если вы не сделаете этого.
Она только улыбнулась.
– Это вы меня смешите, Телепромптер, – сказал я. – Позвольте мне считать, что я представляю для вас угрозу. Это ведь не ерунда: парень совершенно безобиден – и невиновен.
Она пощелкала клавишами своего компьютера. Я решил, что она смотрит досье Энгьюина, хотя на деле это могло быть что угодно. Вплоть до часов. Она щурилась, глядя на монитор, и я вспомнил, как при нашей первой встрече она не хотела, чтобы я видел ее в очках.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала она.
Я обдумал это. Я много чего сделал на четырнадцать тысяч Энгьюина.
– Этого мало, – сказал я.
Она посмотрела мне прямо в глаза. На этот раз это я выдержал ее взгляд, не моргнув.
– Ладно, – сказала она. – Завтра. Даю вам слово.
– Спасибо.
– Не меня благодарите, – отрезала она. – Благодарите свою счастливую звезду. Забирайте свое барахло и убирайтесь.
Она открыла ящик и вернула Серфейсу его карточку и книжку, потом отдала мне карточку, а пистолет положила на стол. Я потянулся за ним, но она не убирала с него руки и смотрела на меня, а я смотрел на нее, и мне показалось, по лицу ее пробежала слабая тень улыбки. Секунда прошла, и она позволила мне взять пистолет и убрать его в карман пиджака.
Она нажала на кнопку интеркома и вызвала громил, ожидавших за дверью.
– Уведите их отсюда, – приказала она. – Вышвырните их на улицу.
Храни Господь их добрые сердца, они выполнили приказ в точности.
Глава 7
Счетчик на стоянке перед пансионатом “Уайт Уолнут Рест Хоум” исполнил для меня пару тактов на гавайской гитаре, когда я опустил в прорезь двадцать пять центов, но я не стал задерживаться, чтобы дослушать. Я одолел долгий путь, и у меня трещала голова. Моя кровеносная система не отказалась от попыток требовать зелья, и я устал искать различные поводы для отказа. Все это называлось одним словом: ломка, и в отличие от индусов, сажавших исцеляемых от дурной привычки на деревянную лошадку, меня, казалось, посадили на дикобраза.