Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

Литэм Джонатан

– Класс, – восхитился Номер Два. – Жаль, редко вижу таких.

Я воздержался от комментариев.

– Документы на машину в порядке? – спросил Номер Один.

– Прокат, – ответил я.

Квитанция лежала в бардачке, и я достал ее. Он пробежал ее глазами и вернул мне.

– Куда едете?

– Посмотреть на старый район, – пожал я плечами.

– Зачем?

Я подумал немного. Вот бы они смеялись, если бы я признался им в том, что я частный инквизитор и расследую дело шестилетней давности.

– Коллекционирую воспоминания, – ответил я.

Он улыбнулся.

– Слыхал? –

спросил он у Номера Два. – Он коллекционирует воспоминания.

Номер Два улыбнулся и подошел поближе.

– Что ты натворил, Меткалф?

– Собственно, ничего такого. Наступал кое-кому на пятки. Старая история.

– Кто отправил тебя в морозильник?

Я быстро прикинул. Скорее всего это были ребята Корнфельда.

– Моргенлендер, – ответил я.

Они переглянулись.

– Это серьезно, – произнес Номер Два с уважением в голосе.

Он вернул мне карту: я ответил как надо.

– Черт, – добавил Номер Один. – Последнего из его отребья уже несколько лет как вытурили.

Я убрал карточку в карман и помалкивал. Неожиданно я оказался у них на хорошем счету. Бедняга Моргенлендер. У меня сделалось погано на душе, чего я не ожидал. Я мог бы и не удивляться: дни Моргенлендера были сочтены уже шесть лет назад. Наверное, какая-то оптимистическая часть меня надеялась, что он выживет.

– О’кей, – заявил Номер Два. – Смотри, не потрать все деньги на воспоминания. Ты еще молод. Найди себе работу.

Я поблагодарил их и попрощался. Они пошли к своей машине, а я поднял стекло и уехал.

Я подумал о Корнфельде и решил, что вовсе не прочь взять реванш. На этот раз мне было терять куда меньше. По меньшей мере я задолжал парню хороший удар под дых, и если его живот за шесть лет сделался мягче, что ж, тем лучше.

Да, Корнфельд занимал видное место в моей воображаемой книжке старых долгов, но доктор Тестафер шел первым. Мне нужна была помощь Гровера, добровольная или нет, в восстановлении некоторых недостающих звеньев. Я нашел его улицу и остановил машину у ворот. Место навевало воспоминания. Я нюхал здесь зелье три дня или шесть лет назад – смотря как считать, – и мой нос прямо-таки зудел при воспоминании об этом. Я постарался выкинуть порошок из головы, но это было нелегко. Воспоминание было как чертик в табакерке: оно выпрыгивало при малейшем прикосновении.

Дом почти не изменился – я имею в виду, его основная часть. Пристройка справа имела нежилой вид. Наверное, Тестафер не заводил больше овец после Дульчи. Я позвонил, и Тестафер отворил дверь.

Он и раньше казался мне старым, так что шесть лет мало что изменили. Лицо его оставалось красным, словно он поднимался бегом по лестнице, и в волосах добавилось седины, и все же он сохранился неплохо, очень даже неплохо. Последний раз, когда я видел его, он прятался между машинами, пригибаясь от пуль, – рыба без воды. В дверях своего дома он имел куда более уютный вид.

– Привет, Гровер, – сказал я.

Он слепо посмотрел на меня.

Неожиданно я ощутил приступ гнева. Он разыгрывал со мною Пэнси.

– Пошел внутрь, – рыкнул я и подтолкнул его в грудь.

Мы вошли, и я закрыл дверь.

– Достань память.

Его седые брови поднялись.

– Ступай!

Я

подтолкнул его дальше, и он послушно пошел в гостиную. Весь его чертов дом насквозь провонял”. Мне захотелось ударить его, но Тестафер был слишком стар, чтобы бить его, поэтому я взмахнул рукой над столом, уставленным стеклянными и фарфоровыми безделушками, и они разлетелись тысячью осколков на полу. Тестафер так и пятился от меня, пока не упал на диван. Я повернулся, чтобы опрокинуть полку со старыми журналами, но она исчезла.

– Где твоя память? Доставай.

Дверь из кухни открылась, и в гостиную вошел парень со стаканами в руках. Джин и тоник со льдом, если верить памяти Пэнси. Он был примерно одного возраста с Тестафером, но настолько же худой и бледный, насколько тот толстый и красный. Мне не понадобилось много времени, чтобы сообразить: Тестафер завел дружка. Ничего удивительного. Должно быть, выйдя на пенсию, он не смог отделаться от привычки держать в руках чьи-то пенисы. Странно, но это я понять мог.

Я шагнул к нему и взял стаканы.

– Погуляйте, – сказал я ему.

Парень отдал стаканы, словно наполнял их для меня. Гровер заговорил, хотя у него получился только шепот.

– Ступай, Дэвид. Со мной все в порядке.

Дэвид безропотно пошел к двери, хрустя по осколкам, и исчез. Гровер переключился с овцы, ходившей как человек, на человека, ходящего как овца.

Когда я повернулся к нему, он уже достал память и держал в руке шнур от микрофона. Я быстро научился узнавать эту штуку. Он посмотрел на меня с отчаянием в глазах, и на короткое мгновение мой гнев испарился, и мне стало жаль его. Но только на мгновение.

– Меткалф, – произнес я.

Он знал, что мне нужно, и произнес мое имя в микрофон. Ответный голос его звучал тихо и ровно, словно он потратил много времени, надиктовывая эту позицию.

– Детектив, – услышал я. – Опасный, импульсивный человек. Мейнард имел неосторожность впутать его, и он не отпускал хватки. Двойник-антипод Денни Фонеблюма. Присутствие чрезвычайно нежелательно.

Тестафер безучастно смотрел на меня, пока машина вещала его голосом. Я улыбнулся. Мне даже понравилось по-своему это описание. Приятно все же видеть следы своей работы. Я протянул Тестаферу один из стаканов, и он нервно присосался к нему в ожидании, пока машина выговорится.

– Это очень старое воспоминание, – тихо сказал он, и глаза его наполнились страхом.

Я искал в них хоть проблеск враждебности или вины, но не нашел.

– Все в порядке, – утешил я его. – Вполне точно.

Он не понял, а если понял, то напугался еще больше. Так или иначе, эффект был налицо: он сидел, глядя на меня с ужасом, словно ребенок, которому показали буку. Я сел в кресло напротив и отхлебнул из стакана. Все верно, джин и тоник. Гнев мой стихал, да и питье было отменное. Я не старался подогревать гнев. Кой черт злиться на парня, который не помнит, о чем речь? Прошлое давило мне на плечи непосильным грузом – только я один настолько глуп, чтобы тащить его, – и я подумал, не пора ли сбросить его к черту. Тестафер являл собой очень соблазнительный пример для подражания. На секунду я позавидовал ему и чуть не полез в карман за конвертом.