Пистолет с музыкой. Амнезия Творца
Шрифт:
Иди сидела в кухне, скрестив руки на груди, глядя в потолок и качая головой вперед-назад.
– Я должна тебе кое-что рассказать произнесла она наконец. – Это тебе поможет решить насчет Йана.
– Рассказывай.
– Он мне покою не дает, все ходит, ходит… Говорит, если я буду с ним… то все изменится к лучшему.
– Изменится, как же, – проворчал Хаос.
– Он так уверен в себе, в своем везении. Говорит, то, что он получает в Институте Везения, с лихвой восполняет то, чего недостает мне. Так и сказал, слово в слово. Говорит,
– И все-таки он тебя не устраивает?
– Я его ненавижу.
На самом деле все гораздо сложнее, подумал Хаос. Тебе хочется ненавидеть Кули, но… не всеми потрохами.
Хаосу это напомнило о его собственном отношении к Келлогу.
Вам нечего предложить друг дружке, кроме неприятностей, сказал Кули. Вероятно, правда, но невезение тут ни при чем. Хаос не может стоять в стороне, глядя, как местный синдром запускает корни в жизнь Иди.
Так-то оно так, но чем он может ей помочь в борьбе с невезением? Что он может предложить женщине, чью наихудшую проблему он даже не способен воспринимать всерьез?
Что касается его самого, то он даже не уверен, есть ли у него собственные проблемы. В этом смысле его жизнь – настоящее решето. Проблемы есть в мире, а он, Хаос, всего-навсего сидит у приемника.
А может, его проблема – Гвен. Чьи бы границы он ни пересекал, она – с ним. Но и Гвен вряд ли способна помочь Иди.
– Он сказал, чтобы я спросил у тебя насчет Дэйва.
– Как это на него похоже, – тихо проговорила она.
– Что он имел в виду? Она вздохнула:
– Дэйв болен.
– Болен?
– От рождения. Почки. Примерно год назад отказали. Ему пересадили отцовскую… Нужна была почка близкого родственника – моя, или Рэя, или Джеральда. Теперь у Дэйва и Джеральда только по одной почке. Но тут, впрочем, нет никакого секрета. Всякое в жизни бывает.
Хаос нагнулся и положил ладонь ей на шею.
– Он пытается внушить, что тебе не миновать беды, если останешься со мной, – сказала она. – Будет как с Дэйвом или Джеральдом.
– Он ревнует. Она кивнула:
– А мне все равно. Пускай пристает, раз уж ему хочется. Я даже замечать не буду. Пока не сошлет меня в лагерь для невезучих. Господи, до чего же тут мерзко! Все ходят по лезвию бритвы, но при этом каждый только и ждет, когда кто-нибудь оступится. Будь моя воля – руки бы на себя наложила.
– Не надо, – сказал Хаос. – Все будет хорошо.
“Интересно, что я имею в виду?» – подумал он.
Они уснули вдвоем, кое-как уместившись на узком диване. На заре его разбудил шум мотора за окном. Желтые лучи озаряли комнату. Он поднял голову и с минуту прислушивался; шум нарастал, затем резко утих. Он снова закрыл глаза и уткнулся лицом в женские локоны. Услыхал шаги на крыльце. И тихий стук в дверь.
Он отворил дверь и учуял сигаретный дым. Над заводом, стоящим по другую сторону улицы, уже поднялся краешек солнца, вдали низкие холмы были подернуть туманом. На крыльце сидел спиной к двери
– Здорово, Эверетт. Не разбудил?
– Билли, – сказал Хаос. В его памяти хранились имя и фамилия этого человека:
Билли Фолт.
Фолт ухмыльнулся, встал на ноги, протянул руку. Хаос окинул его пристальным взглядом. Слишком близко посажены глаза, слишком узок лоб, улыбка от уха до уха. Чтобы водить дружбу с обладателем такой физиономии, нужны веские причины. Во всяком случае, сама физиономия к дружбе не располагала. Хаос заподозрил, что в прошлом таковые причины имелись. Увидеть вновь подобное лицо – все равно что во второй раз найти на пляже приметную гальку.
– Вообще-то я знал, что ты спишь. Иначе как бы тебя разыскал, а? Только по снам.
– По снам? – Хаосу было неприятно это слышать.
– Ага. Уже вторую ночь ловлю, ну и вычислил тебя…
– Как это – вычислил?
– Да просто на сны настроился. Ну как на радиостанцию, точь-в-точь. Я по этой части спец, экстрасенс. Правда, всю ночь промаялся.
– Ты откуда приехал?
– Все оттуда же. Из Сан-Франциско.
– Что значит – оттуда же?
– Эверетт, мы все там живем. Все, кроме тебя. А ты тут, в этой штучке-с-ручкой… пардон, в Вакавилле.
“Все, кроме тебя». О ком это он?
О Гвен?
– ..Эту вшивую дыру не перевариваю, – продолжал Фолт. – Все эти тачки старые, ни дать ни взять – старый пригородный кошмар, эпизод из «Сумеречной зоны». Ниини-ниини, ниини-ниини… – Его пальцы поизвивались перед лицом Хаоса. – Давно тут кукуешь?
– Нет, – ответил Хаос. – А это далеко отсюда? Я про Сан-Франциско.
– С часок, ежели на колесах, – сказал Фолт. – Совершенно, надо сказать, другой мир. Да ты и сам увидишь. Ты ведь собираешься к нам, а?
– Не знаю.
– Тебя Кэйл зовет. – Он умолк и вгляделся в лицо Хаоса. – Ты ведь помнишь Кэйла, а, Эверетт?
Кэйл Хочкисс. И это имя – в голове.
– Да, – сказал Хаос.
– Вот и славно, – ухмыльнулся Кэйл. – Вам с Кэйлом и впрямь надо бы встретиться, утрясти кое-что. Слышь, а не хочешь со мной проветриться? Тут один парень живет, надо бы навестить.
– Идет, – сказал Хаос.
В этот миг на крыльцо вышла Иди в ночной рубашке. И заморгала от яркого утреннего света.
– Иди, – нервно сказал Хаос, – это Билли. Мой старый друг… из Сан-Франциско.
– Здравствуйте. – Иди встревоженно посмотрела на Фолта.
– Наше вам, – отозвался Фолт.
– Я ненадолго отлучусь, – сказал Хаос. – Если хочешь, приеду ночевать. Я вернусь.
Теперь она смотрела на Хаоса, в ее глазах читался вопрос. Но сказала она только:
– Ладно. До встречи.
– Хорошо, хорошо, – произнес Хаос. Фолт раскурил новую сигарету и теперь ждал, глядя на ступеньки крыльца.