Питер
Шрифт:
Проф усмехнулся.
— Забавно, но, в сущности, так и есть. Остаться должен только один.
Через некоторое время они вышли к станции Черная речка. Остановились, открыв рты. Станцию было не узнать — впрочем, до Ивана ее видел разве что Убер. Но тогда она была темная и заброшенная, только компания цыган сидела вокруг единственного костра. А теперь…
Иван присвистнул. Вот это да.
— Вы это видите? — спросил Убер. — Мне не мерещится?
— Не-а, — сказал Иван. — Если только мы не умерли и не попали в рай.
Перед ними на прежде безлюдной станции горели десятки цветных огней, возвышались разноцветные шатры.
Водяник объяснил, что сейчас под цирком понимают не совсем то, что до Катастрофы. Вернее, уточнил профессор, в метро мы вернулись к более древней форме цирка, которую точнее обозначить словом «карнавал». Странствующий праздник на любой вкус. Карнавал включает в себя цирковые номера, спортивные состязания, гадание, фокусы, аттракционы, игры на деньги и призы (то, что раньше называлось казино), поэзия, музыка, песни, танцы и театр. И продажная любовь, естественно.
«Шведский стол» искусств, сказал Проф иронично, но Иван его снова не понял.
Что тут придумывать? Цирк — он и есть цирк.
После акробатов выступали силачи.
После силачей — клоуны.
Потом давали распиливание женщины. Дальше фокусы. И танцы полуобнаженных девиц…
В общем, каждый нашел себе развлечение по вкусу.
Когда Иван вернулся из санузла, началось следующее представление.
Иван устроился в первых рядах зрителей. Сидели прямо на платформе, поджав под себя ноги. У кого-то были коврики. Правильная мысль. Иван мимоходом пожалел о своей скатке, оставшейся на Восстании, и приготовился смотреть и слушать. Поморщился, поерзал. Задницу холодило на граните.
— А сейчас выступит, — сказал длинный. — Вы ее все знаете и, возможно, даже любите… Прекрасный Изюбрь!
Аплодисменты. Иван тоже похлопал за компанию. Театр? Сказки рассказывать будут? Может, фокусник?
Я люблю фокусы.
— Изюбрь, давай! — крикнули из толпы.
Иван поднял брови. Судя по прозвищу (имени?) он ожидал увидеть что-то более… хмм… крупное.
Маленькая девушка, похожая на подростка, вышла в круг. Неловко поклонилась. Сначала чувствовалась в ней какая-то робость, даже неуверенность… Хорошие артисты редко бывают уверенными в себе, вспомнил Иван слова Элеоноры, девушки на шаре. Точнее — никогда.
Посмотрим, какой из этого крошечного Изюбря артист.
— Я бы хотела сказать… привет. Спасибо вам, что пришли. Сегодня я буду читать стихи. Всякие, хорошие… и может быть, не очень. То есть, если хотите, чтобы я почитала что-то определенное…
— Мама на даче, ключ на столе! — крикнули из рядов.
Девушка подняла голову, улыбнулась.
— Ну… мы же еще не расходимся? Я вам уже надоела. Это стихотворение, которое прочитать — и сразу разойтись. Давайте я начну с чего-нибудь другого…
— Про черепаху!
Девушка кивнула. На бледных щеках выступил румянец.
— Про черепаху? Хорошо.
Иван усмехнулся. Что-то в девушке было искреннее очень, подкупающее. Не торопись, сказал он себе. Кажется, тебе пора перестать верить людям, нет?
Будь ты проклят, Сазон.
— Хорошо, я начинаю, — девушка вздохнула. Установилась тишина. Иван слышал, как дыхание людей начинает звучать в единый такт. — Стихотворение называется «Мир, который построил…»… не знаю кто. Или, как уже сказали, «Про черепаху».
Голос ее негромкий, сначала чуть подрагивающий, напряженный,
Иван слушал.
Эта сказка проста — как вся жизнь проста. Плывут по морю три голубых кита [4] . На китах черепаха — больше всех черепах. На черепахе Земля, на земле гора. На горе горячее солнышко по утрам. На горе сижу я и держу тебя на руках.Иван слушал. Простые, даже обычные совсем слова вдруг показались ему необыкновенно важными. Очень точными и верными. Словно другой человек нашел то, что он сам искал полжизни и никак не мог найти.
4
Три голубых кита — автор стихотворения Аля Кудряшева.
Иван слушал. И слушали остальные.
Уплывут киты — и всё упадет во тьму. Черепаха уйдет — китам она ни к чему. Упадет Земля — черепаха и не заметит. Раскопают гору — Земля не замедлит ход. Не увидишь жизни, пока не почуешь смерти. Засыхает трава — так заново прорастет. На весеннем песке поставит свою заплату. Но ослабнут мои ладони — и ты заплачешь. Потому плывут киты, черепаха спит. А тебе во сне приснится огромный кит И земля, и гора, и солнышко вместе с нею. И весенний песок и отблески на траве, И прозрачное море — соленое на просвет. Я не буду сниться — есть дела поважнее.Когда девушка закончила читать, на некоторое время установилась тишина. Иван заметил, что даже лица у людей изменились. Потом они хлопали.
Дальше выступали акробаты, и Иван немного заскучал. Где там остальные?
Он оглянулся. Подумал, что обознался, и снова обернулся.
Она сидела в задних рядах зрителей — точнее, даже на некотором от них отдалении. Длинная прямая трубка дымилась в ее руке, прижатая к темно-бордовым губам тонкими пальцами. Цветастые цыганские одеяния ей сов сем не шли… или не шли той девочке на шаре, какую помнил Иван.
Диггер тронул соседа за плечо.
— Кто это? — спросил шепотом.
Тот обернулся, отшатнулся. Иван сжал его плечо железными пальцами.
— Ведьма это, — ответил сосед сдавленно, — отпусти, больно.
Теперь она была — другая. Ведьма.
Иван встал и пошел к ней — прямо сквозь ряды сидящих, не обращая внимания на возгласы и косые взгляды. Было в нем сейчас что-то, отчего люди расступались.
Длинный коричневый шарф был повязан вокруг ее головы — как тюрбан. Уродства он не скрывал. Впрочем, как тут скроешь? Иван дернул щекой, продолжая идти. Но ее открытость, вернее, равнодушие, с которым уродство демонстрировалось, было почти болезненно ощущать.