Плацдарм
Шрифт:
Печальный пример Сарнагарасахала их чему-то научил, и они сообразили, что посылать против пулеметов и танков арбалетчиков и нетварей с зомби — только зряшная трата сил, времени и людей (а также и нелюдей).
Колдуны собирались поступить иначе. Навязать противнику (то есть им) чисто магический поединок. Девять с лишним тысяч магов не ниже четвертой ступени — даже у Трех скал их было вчетверо меньше.
А у них пять сотен, из которых только один имеет десятую, да еще тысяча шаманов.
Значит, основная надежда на технику.
Молнии против минометов. «Радуга» против «градов». «Огненный
Генерал сомневался в победе, и чувство это ему, победителю Сарнагара, было очень неприятно.
Но вот в том, что при любом исходе он оставит на поле битвы не меньше половины солдат, он не сомневался. И это было еще тяжелее.
Усилием воли Тихомиров заставил себя вернуться к карте, вернее, к наброскам на белом листе, сделанным по свежей аэрофотосъемке. Вот здесь, скорее всего, ему и предстоит дать бой Конгрегации, решившей, что чужакам в Аргуэрлайле не место (и в глубине души генерал не мог не признать, что основания так думать у противника есть).
Подробного плана предстоящего сражения у него пока еще не было. Общая схема, правда, имелась.
Сначала использовать вертолеты (мысленно он попрощался с авиагруппой), затем, сразу после того как авангард войска восьми ковенов окажется в досягаемости его артиллерии, — начать обстрел, не жалея боеприпасов.
Потом пустить танки и броники, в которых будут только водители и артиллеристы.
И уж если это не поможет, по прорвавшимся колдунам начнут работать пулеметы и автоматы в руках солдат, засевших в окопах и редутах, под защитой чародеев и шаманов.
Вот их надо будет беречь как зеницу ока. Он, несмотря на упорные просьбы полковника Петренко, отказался послать с бронетехникой даже десяток волшебников, ограничившись амулетами и прочей пассивной защитой. (Видимо, после битвы кузнецы этой части мира будут надолго обеспечены качественной сталью.)
Исключение сделал лишь для особого подразделения Макеева. Но на то оно и особое, чтобы подпадать под изъятие из правил.
Будь больше времени, с тоской думал генерал, он через голову Мезенцева связался бы с Большой землей и как угодно, хоть на коленях, но выжилил бы две-три сотни «крокодилов» и Су-7. И долбил бы по проклятым магам до тех пор, пока те бы не разбежались… Или, что тоже возможно, пока не кончились бы самолеты и «вертушки».
Но скорее всего, ему бы никто ничего не дал, кто там поверит, что что-то может быть сильнее лучшей в мире советской военной техники?
Нужно пожить здесь и повоевать, хотя бы столько, сколько воюет он, чтобы понять…
Да и поздно уже что-то просить.
Великая Степь. В семистах двадцати километрах к северо-востоку от Октябрьска
Мысль наведаться с очередным визитом дружбы в лагерь союзников пришла в голову конечно же замполиту Лыкову. А кому же еще? Отчаянная голова, рубаха-парень. Вон в Сарнагаре не побоялся в одиночку в Лабиринт сунуться. Правда, после этого стал будто чуток ушибленным, но на службе это не сказывалось. Если же часто задумывается человек, глядя на звездное небо или на пылающий
Когда молодой офицер подошел к комроты с предложением отлучиться ненадолго к степнякам, Макеев, почесав в затылке, пожал плечами:
— А оно нам надо? Уже разок ходили, отметились для порядка…
— Лишним не будет, Александр Петрович. Надо же наводить мосты с союзничками. Как-никак вместе сражаться придется.
— С союзниками или с союзницами? — хитро прищурился майор, намекая на то, что в лагерях степняков было немало представительниц прекрасного пола.
Кочевницы-амазонки в военном отношении мало уступали мужчинам, а порой и превосходили их, беря не грубой силой, а гибкостью и ловкостью. Пару раз Макееву доводилось видеть, как в традиционных для степняков поединках женщины порой выходили против мужчин, и не всегда можно было с уверенностью сказать, кто выйдет победителем.
— Не один ли хрен?
— Ну-ну… — погрозил пальцем комроты. — Что-то ты зачастил к соседям, а?
В общем, оставив хозяйство на мающегося зубами Анохина, Макеев с десятком своих орлов отправился в гости. Отбор кандидатов проводил лично. Кроме зачинщика взял с собой лейтенантов Татарченко и Крайнева, ефрейтора Чуба. Предложил и Артему Серегину совершить променад, но молодожен отказался. Ему и дома неплохо было под боком у горячей и ненасытной до ласк Дарики.
Встретили их приветливо.
Уже через час начался пир. Как и положено, прямо под открытым небом.
Ханские слуги, сняв с вертела целиком зажаренного жеребенка, живенько разделали тушу и принялись обносить гостей и хозяев блюдами с дымящимся ароматным мясом.
Земляне, непривычные к столь экзотической кухне, попробовали было отказаться, однако Мак Арс посоветовал не пренебрегать угощением. Можно смертельно обидеть степняков.
Во избежание скандала Лыков первым впился зубами в предложенный ему кусок. Макеев одобрительно кивнул. Правильно. Подвел однополчан под монастырь, вот пусть первым и расхлебывает заваренную им кашу.
На удивление мясо оказалось довольно сносным. Мягким, приправленным какими-то душистыми травами и пряностями.
Только Чуб никак не мог решиться приступить к трапезе. Его украинская натура не желала смириться с таким надругательством над желудком.
— Что мы, татары дикие? — бурчал себе под нос ефрейтор.
— Ты что-то сказал, Степан? — переспросил сидевший рядом старшина Валеулин, родом из Казани.
— Нет, ничего, — нимало не смущаясь, осклабился Чуб. — Вкуснятина, говорю, редкая. Будто наше родное сало!
При упоминании сала скривился уже татарин. Оно хоть и армия, за столом все же национальные традиции крепко засели в головах.
Хан хлопнул в ладоши, и по его знаку из ближайшего шатра выпорхнули танцовщицы.
И почти сразу взор Лыкова выделил одну из них — ту, что возглавляла шествие. Длинные серебристые волосы необычного оттенка разметались по плечам. Красно-зеленые шаровары так соблазнительно подчеркивали стройные, длинные ноги девушки, ее восхитительно широкие бедра, втянутый живот, переходящий в тонкую талию.