Плачь, Маргарита
Шрифт:
Фюрер приехал по делу. Ему и в голову не приходило разыскивать Ангелику здесь. Когда охранник сказал, что дома одна фройлейн, Гитлер решил, что это Маргарита, и поднялся наверх кое-что у нее уточнить. Увидев Ангелику, он испытал не меньший шок, чем она. Эмоционально он не был готов к встрече и, может быть, поэтому особенно остро осознал, что терять Ангелику не намерен.
Как всегда, начиная борьбу, он ясно определял для себя главные направления атаки. Сейчас их было два — Ангелика и тот, имени которого он пока не знает.
— Ты
— Я не избегаю… Я искала Мильтона…
— Нашла?
— Только на английском.
— Мне языки никогда не давались, — заметил он. — Послушай, я кое-что знаю, правда, от других, не от тебя. Ты могла бы и сама признаться. Было бы честней.
Она молчала, трогая пальцем корешок книги.
— Кто он такой? Чем занимается? Мне любопытно. Наверное, неплохой парень. На дурака бы ты меня не променяла?
Она быстро вскинула глаза и снова опустила. Он почувствовал, как под сердцем начало жечь.
— Ты давно его знаешь? Как его имя?
— Вальтер.
— Вальтер… — Он вздохнул. — Ну и что он делает, Вальтер? Работает? Учится?
— Он художник.
— Художник? Надо же! И он уже писал тебя?
— Да.
— Покажешь? Хочется взглянуть.
— У меня нет с собою.
— Да, понятно. Приходи сегодня домой. Поговорим.
Под сердцем жгло все сильнее, но взгляд его был спокоен. Она смелей заглянула в его глаза и не увидела в них никакой опасности для себя — только горе. Гели растерялась. Она не верила ему, не могла верить. Но он сидел, устало сгорбившись, и глядел прямо перед собою.
Не было никакой угрозы ни в его словах, ни в этой позе человека, со всем примирившегося. Нет, она не верила ему, но чувствовала жалость…
В это время домой вернулся Лей, раздраженный и обессиленный, в насквозь мокрой от пота рубашке. Он надеялся увидеть Маргариту, чтобы пожаловаться на весь мир, но вместо нее застал в библиотеке сцену, свидетелем и участником которой меньше всего хотел стать. Лей сделал попытку тихонько отступить за полуоткрытую дверь, но Гитлер проворно встал и протянул руку.
— Здравствуйте, Роберт! Я говорил с Франком по поводу ваших неприятностей. Он считает… Но что с вами? Попали под дождь?
— Да нет, я устал немного, — смутился Лей.
— Вы совсем еще больны. — Гитлер печально покачал головой. — С вами, как и с Рудольфом, нужно действовать решительно. Кого бы вы рекомендовали вместо себя на Рейн? Вы лучше знаете своих людей. Может быть, брат покойного Вебера вас заменит?
— Да, он… пожалуй… — начал растерянный Лей.
— Отлично. Я его вызову. Можете передать ему дела. Я вас отстраняю. На два месяца. Сентябрь, октябрь… Золотой сезон! Только решите как-то эту проблему с Зендлером. Газеты готовят большую шумиху. Социалисты намерены на вас отыграться. Как бы вы ни решили проблему, я
— Я только что встречался с Зендлером у Франка, — отвечал Лей. — Я сказал ему, что… не стану извиняться, потому что не помню… самого факта. Может быть, я чересчур резко говорил с ним… Если вы считаете, что мой отказ повредит делу, то я, конечно, готов…
— Переломить себя, а затем проклинать и дело и меня? Нет, Роберт! Вы мне нужны таким, какой вы есть, а не тем, что от вас останется после извинений перед всякими ничтожествами! И потом, сейчас не двадцать пятый! У нас достаточно сил, чтобы… Одним словом, мы решим эту проблему!
Гитлер уже давно заметил появившуюся в дверях Маргариту, но продолжал говорить, видимо, отчасти и для нее. Наконец он снова протянул Лею руку и, попрощавшись, повернулся к дверям.
— А! Вы вернулись! Очень кстати. На два слова, фройлейн! — Он кивнул Ангелике и, взяв Маргариту под руку, вышел с нею из библиотеки.
Лей некоторое время стоял, глядя в окно, как будто обдумывая что-то. Лицо его постепенно мрачнело, и когда вернулась Грета, он уже выглядел как человек, только что получивший от судьбы довольно чувствительный удар. Маргарита и Ангелика, почти одновременно приблизившись к нему с двух сторон, переглянулись. Взгляд Греты был вопросительным — Гели в ответ пожала плечами.
— Роберт, ты весь мокрый. Переоденься, — сказала Маргарита, тронув его за плечо.
— Да. Сейчас. — Он вышел, двигаясь, как автомат.
Маргарита снова посмотрела на Ангелику.
— Ничего не было, — отвечала та. — Адольф только сказал: «Вы еще больны, с вами нужно действовать решительно, как с Рудольфом, передайте дела Вернеру или Веберу, а вас я отпускаю на два месяца отдыхать, на сентябрь и октябрь, на золотой сезон». А дальше ты вошла и сама слышала.
— Ты еще побудешь у нас? — вздохнула Маргарита.
— Если можно. Я почитаю…
Маргарита застала Роберта в спальне, перед зеркалом, с бутылкой коньяка, уже пустой на треть. Она не испугалась и не огорчилась. Она просто вспомнила, что все это ей теперь предстоит принимать как есть.
— Ты еще любишь меня? — глухо спросил он свое отраженье.
Она не ответила.
— Не думай, я не пью. Это так, чтоб не свалиться опять.
— Я могу тебе помочь?
— Поди сюда.
Она подошла, обняла сзади и принялась, глядя в зеркало, расстегивать ему рубашку.
— Грета… ты можешь страшно потом пожалеть.
— Успокойся. Какой вздор тебя мучает. Я родилась для тебя. Разве ты этого не понял? Просто тебе нужно поправиться. Пойдем в ванную. Я все сделаю как в прошлый раз — тебе будет лучше.
— Грета…
— Знаешь, я была об Адольфе худшего мнения. Он благородный человек. И он любит и ценит тебя.
— Грета… — Он, повернувшись, долго смотрел ей в глаза, морщась, как от боли. Потом сильно встряхнул головой. — Принеси мне рубашку и галстук, пожалуйста. Я поеду к судье.