Плачь, Маргарита
Шрифт:
— Роберт, а у меня еще кое-что. Но если ты плохо себя чувствуешь…
— Да, нет, просто все время сонливость.
— Ты принимаешь что-нибудь?
— Кофеин, но редко. И обрати внимание на бутылку — мы уйдем, а она останется.
Эльза улыбнулась.
— Тогда я выступлю в качестве лазутчицы. В Бергхофе принято решение, что тебе следует, по сценарию Кренца и Франка, как можно скорее извиниться перед Зендлером и это дело закрыть.
— Так решил фюрер?
— Он не возражал.
— Спасибо, Эльза. Мне важна эта… деталь. Потому что извиняться я не намерен.
—
— Нет, на версии амнезии.
— Роберт!
— Эльза, говорю тебе, я был пьян. Кратковременное выпадение памяти в таком состоянии обычное дело.
— Роберт, зачем тебе это?
— Зачем позориться на всю страну? А я мазохист.
— Боюсь, тебе не позволят…
— Я потому и спросил, есть ли приказ фюрера.
— Нет — так будет! Хотя…
— Вот именно! Знаешь что, давай еще потанцуем. Ну его ко всем чертям!
Эльза вернулась домой заполночь с огромным букетом из белоснежных роз. Муж читал в постели и ждал, когда она скажет, где была. Когда она легла, он повел носом.
— Ты еще и пьяна?
— Две рюмки коньяка.
— А цветы откуда?
— Я была на свидании.
— Кто-то из старых друзей?
— Угу.
— Как его зовут?
— Роберт.
— Из университетских? Я знаю его?
— Конечно.
— Он что, влюблен в тебя?
— Он влюблен в твою сестру Маргариту.
— Тьфу! — Рудольф с досадой отвернулся и погасил лампу Потом снова зажег. — А цветы откуда?
— Ты уже спрашивал. Мы танцевали.
— На заседание политсовета у него сил нет, а на танцы хватило? Все-таки по какому поводу цветы?
— По такому, что я женщина, зануда! Он обнял ее и поцеловал.
— И где же вы провели вашу тайную вечерю?
— В Швабинге. Ты сам понимаешь, что я должна была его предупредить. Ты же не догадался.
— Да он спит, как барсук! Ты бы их видела! Убил бы.
— И Грету?
— Обоих. Ты ему все рассказала?
— Все.
— И, конечно, извиняться не желает?
— Ты бы извинился?
— Только по приказу фюрера.
— А приказ будет?
Рудольф вздохнул. Гитлер уже сказал, что приказывать Лею не станет. «Не хочу ломать его волю, — пояснил он. — Поговори с ним. Попытайся убедить».
— Все-таки где он нашел такие розы? Вот что я желал бы знать! — продолжал Рудольф, снова целуя ее. — Спи. Спокойной ночи.
Утром, открыв глаза, она некоторое время лежала с ощущением счастья. Так она просыпалась, когда он был рядом с ней. Сейчас его не было, зато на столике рядом с букетом Роберта стоял почти такой же букет влажных полураспустившихся белых роз.
Гитлер приехал 21 августа поездом в 14.30; вместе с ним и остальные. Фюреру не терпелось вернуться в Мюнхен — плохие предчувствия тяготили его и подталкивали. Как всегда в сильном раздражении, он готов был рвануть напролом, но страх окончательно потерять Ангелику заставлял хитрить и сдерживаться.
Он знал, что во всем мире лишь четверо могут повлиять на нее; и эти четверо были близки ему, были союзниками (кроме разве что Маргариты, внутреннее сопротивление которой он постоянно ощущал). Сейчас Рудольф, Эльза, Роберт и Маргарита
Гесс и Лей вышли покурить. Грета отправилась за лекарством, Гели — за нею, и наконец они остались с Эльзой одни в тягостной тишине ожиданья.
— Ты хочешь мне что-то сказать, дорогая? — начал Адольф, с трудом выравнивая дыханье. — Я готов. Я перенес столько ударов, что сам удивляюсь, как еще не разучился чувствовать боль.
— Помнишь, как четыре года назад ты спросил меня: «Что с тобой, дорогая? Отчего ты грустишь?» И сам же ответил: «Я знаю отчего. Но мы, мужчины, так устроены, нас иногда нужно подтолкнуть…» Но тогда ты подтолкнул меня к счастью.
— Это когда ты сказала Рудольфу, что уезжаешь в Италию, и он тотчас сделал тебе предложение? Он сделал бы его и без этой невинной выдумки.
— Но тогда я впервые задумалась, что значит для меня остаться без него. Я попыталась почувствовать это и… Какое счастье, что не успела! что эта оказалось не нужно! Не знаю, могу ли я понять, какой это ад — утратить самого близкого человека, и можно ли вырваться из этого ада…
У него опять похолодело в груди и онемели ноги. Она взяла его руку в свои и погладила ладонь. Как мало таких мягких и бескорыстных прикосновений дарила ему жизнь. Он зарыл глаза, пережидая приятную слабость, и без стыда ощутил во рту соленый вкус пролившихся слез. Ему хотелось, чтобы она снова и снова ласково гладила ему ладони, как это в детстве делала мать, утешая его, избитого отцом, плачущего от горя и боли. Как редко руки женщины приносили ему такое наслаждение, как дружеская ласка милой жены Руди. Он открыл глаза, почувствовал, что лицо его мокро от слез, покачал головой и улыбнулся. Боль уже не резала так остро, хотя сконцентрировалась в одном сверлящем мозг вопросе: «Кто он? Кто?»
Спросить Эльзу он не захотел, видя в этом унижение для себя. Чувствовал он себя уже сносно. Неизвестность угнетала, но он верил, что узнает имя своего врага, и жизнь снова исполнится смысла.
За завтраком Ангелики не было — она не решалась показаться Рудольфу на глаза. Еще сильнее было опасение встретиться с дядей. Но сколько ни пытайся перехитрить судьбу, она все равно выведет тебя в нужное место именно тогда, когда тебе меньше всего этого хочется. Судьба настигла Ангелику в, казалось бы, безопасном месте — квартире Роберта Лея, где визит Адольфа никак не ожидался. Сам Лей уехал с адвокатами, Маргарита отправилась за покупками, а Гели с увлечением изучала обширную библиотеку Роберта. Она как раз разглядывала иллюстрации к «Потерянному раю» Мильтона, жалея, что книга на английском языке, когда приехал Гитлер.