Плачь обо мне, небо
Шрифт:
– Если она еще не замужем, у тебя есть время.
– К чему ты ведешь?
– Ты не можешь выйти замуж раньше старшей сестры, – напомнила ей Эллен, – а значит, у тебя есть веская причина пока не назначать дату свадьбы.
Зеленые глаза ошеломленно расширились: Катерина ни за что бы не подумала, что услышит подобное из уст Эллен. Логически рассуждая, та должна была всячески способствовать ускорению брака своего брата, но никак не искать возможность сдвинуть этот день. Сколько лет младшая графиня Шувалова пыталась навести подругу на мысль о свадьбе – даже покойный папенька был далеко не так настойчив. И теперь такие речи…
– Вполне возможно,
– Пока ты этого не узнаешь точно, ты не можешь думать о своей свадьбе.
Однако в этом Эллен была права: непреложное правило о выдаче замуж дочерей по старшинству не прекратило своего действия. То, что осенью Катерина готовилась к собственному венчанию, происходило лишь из намерения Ирины стать графиней Перовской уже в ноябре. О неискренности этого ее намерения не знал никто, и как бы все выглядело в глазах общественности, если бы на исходе осени старшая княжна Голицына вдруг оказалась не обрученной, в то время как средняя, уже имея «билет на женитьбу», собиралась навестить батюшку в церкви для уточнения последних деталей, касающихся ее собственной свадьбы, не хотелось даже предполагать.
А еще она вдруг задумалась о том, что было бы, если бы она вдруг отказала Дмитрию.
После того, как столько месяцев провела в статусе его невесты – сначала действительной, затем вдовствующей и снова, казалось, восстановленной в этих правах. После того, как были заключены все соглашения, включая роспись приданого, состоявшуюся еще в день помолвки. И как же князя Остроженского не взволновал вопрос немалой суммы неустойки в момент, когда он намеревался разорвать это соглашение? Впрочем, кажется, тот пытался сделать так, чтобы инициатива исходила со стороны Дмитрия, а значит, компенсация причиталась Катерине. Или, точнее, ее дядюшке.
Старый князь везде умудрялся оказаться в выигрыше.
Однако сейчас вздумай она сказать «нет», она окажется обязана семье жениха. Если же учесть, что у нее за душой – лишь стопка старых писем, сапфировый браслет, домашняя икона да несколько платьев, по всей видимости, ей придется продать себя, чтобы хоть как-то расплатиться с Шуваловыми.
Впрочем, ответить отказом ей мешали отнюдь не материальные трудности, а чувство глубокого духовного долга и вины, вместе сплетающиеся в какой-то оглушающий страх.
Однако и подумать о том, как стоит перед алтарем, сейчас, в эту минуту, не могла.
Возможно, Эллен была права – стоило воспользоваться призрачным и несколько надуманным шансом, чтобы отложить венчание.
Не для размышлений – для поиска сил на согласие и искреннюю клятву.
Комментарий к Глава тринадцатая. Звезда в обгоревших клочьях небес
*роман «Красное и черное» был запрещен в России Николаем I в 1850 году, а в 1864 г Ватикан внес его в «Индекс запрещенных книг». В России первый перевод появился в 1874 году, поэтому в библиотеке Шуваловых было одно из первых изданий на французском языке.
========== Глава четырнадцатая. В двух шагах от рая ==========
Российская Империя, Бежецк, год 1857, август, 11.
Вера Павловна Аракчеева не была красавицей вроде Натали Гончаровой или Зинаиды Юсуповой – получившая от матери тяжелый взгляд из-под сведенных к переносице бровей, от отца высокий лоб и темные кудри, делающие её аристократически светлую кожу еще бледнее, в свои восемнадцать она казалась даже значительно старше сестры, с которой их разделяло четыре года. Усугублял это и высокий рост, столь нежеланный для юной барышни и бывший причиной для её частого смущения,
Когда их представили друг другу, Борис Петрович едва ли думал о дальнейших встречах: он нашел интересной короткую беседу с молодой барышней, но не более. Однако, когда вечером Марта, интересуясь подробностями обеда у Аракчеевых, созналась брату, что это знакомство было неслучайным и носило под собой матримониальные идеи, тридцатичетырехлетнему князю пришлось иными глазами посмотреть на ту, что предназначалась ему в невесты. Он бы мог возразить сестре – в конце концов, она не имела над ним власти и не могла руководить его жизнью, но разумное в который раз победило чувственное: в его возрасте стоило остепениться, а если принять во внимание тот факт, что он ни к одной барышне не испытывал романтического интереса и не рассматривал в качестве возможной хозяйки своего имения, помощь сестры могла быть очень кстати.
Правда, сначала пришлось все проверить: побольше выведать о личности потенциальной невесты и её родословной – Борис Петрович опасался излишнего любопытства со стороны барышни, которое могло бы загубить все его надежды. После недолгих раздумий было решено, что породниться со старинным родом будет не лишним, пусть и барон Павел Петрович приходился лишь кузеном графу Аракчееву, имевшему влияние при Императоре Александре I*. Тот владел Бежецким имением до своей смерти в 1834 году, после чего права собственности принял Павел Петрович, пожалованный баронским титулом.
Марта, не получившая от брата и грамма возмущения (разве что он шутливо укорил её в своеволии), просияла, когда услышала о его намерении нанести визит Аракчеевым на неделе.
Однако то, что началось как холодный расчет, впоследствии переросло в серьезное чувство.
Вера оказалась интересной собеседницей и привлекательной барышней, и, несмотря на существенную разницу в возрасте, Борис Петрович не чувствовал скованности или неловкости при их встречах. Она с такой же легкостью и рассудительностью говорила с ним о политике, как иные дамы – о новой шляпке; она не любила цветов и просила не тратиться на эти глупые безделушки вроде дорогих духов или фарфоровых кукол, вместо того предлагая посетить литературный вечер или достать какую-то редкую книгу. Впрочем, Вера не была лишена и некоторой девичьей мечтательности, пусть и посещающей её столь редко, что все эти случаи Борис Петрович мог сосчитать по пальцам одной руки.
Один из таких моментов и стал переломным для его жизни, в которой вновь появился, казалось, забытый смысл.
Это был вновь затеянный Варварой Львовной разговор о свадьбе, подготовка к которой велась не слишком активно: с момента обручения минуло не более недели, до венчания оставалось около полутора месяцев, и смысла в каких-либо действиях молодые не видели. Над платьем невесты и костюмом жениха уже трудились портные, как и над визитными платьями будущей княгини. О новом постельном и столовом белье вопрос решили задолго до того, и самой Вере теперь надлежало разве что о письмах к родственникам позаботиться, да о списках гостей для планирования самого торжества – баронесса Аракчеева настаивала, чтобы дочь вышла замуж с положенным ей шиком.