Плачь обо мне, небо
Шрифт:
– У княгини Юсуповой недостатка в свободных кавалерах не наблюдается.
– Честно ли это, будучи помолвленной, Эллен?
– Ты же не собираешься кому-либо из них обещаться в жены? Кати, это всего лишь танец, флирт! – всплеснув руками, подруга отбросила обе маски, не в силах сделать между ними выбор. – Я ничего не скажу своему брату, клянусь, – с хитрой улыбкой закончила та, крутанувшись на месте, тем не давая будущей родственнице разглядеть ее лица. Катерина лишь обреченно вздохнула, прекрасно зная этот многообещающий взгляд: именно так одна из самых очаровательных фрейлин склоняла на свою сторону всех, кому доводилось вступать с ней в споры. И именно так задумывала очередную шалость еще будучи
Но всё же Катерина предприняла еще одну попытку остаться.
– У меня нет платья.
Появляться дважды в одном и том же наряде считалось моветоном, и если где-то этого могли не заметить, то уж в особняке на Литейном уже через пару минут сплетня облетит всех, и разве что мышь в своей норе под полом не будет знать, на каком балу впервые появилась барышня в этом платье, и сколько вечеров оно уже пережило. И всё же старания княжны пропали зря: Эллен только пожала плечами в ответ на это.
– Маменька прислала мне пять новых платьев. Я уверена, что мы сможем подобрать тебе туалет.
С трудом сдержав разочарованный стон, Катерина сдалась на милость подруги: эту битву ей и впрямь не выиграть.
И бой с обыденными девичьими сборами, занимающими несколько часов, как оказалось, тоже. Прислуга уже давно не только зашнуровала на княжне корсет, но и волосы помогла в прическу собрать, закрепив у пучка несколько живых цветов, а младшая графиня Шувалова все еще металась между деталями, не в силах решить, какому атласу отдать предпочтение. То, что аристократии полагалось опаздывать, еще не означало, что следовало приехать к концу торжества.
— Mon dieu, Эллен, как можно столько времени выбирать перчатки? — взмолилась Катерина, уже готовая к тому, что они безбожно опоздают, хоть и некоторая задержка даже поощрялась: щепетильность подруги в составлении туалета ей, безусловно, была знакома, и каждый раз этот процесс вызывал лишь полнейшее непонимание. При том, что княжна, как и все молодые барышни, интересовалась модой, любила подбирать украшения к платьям и следить за собой, не способная выйти дважды в одном и том же на светский прием, найти разницу между шестью парами перчаток белого цвета не сумела бы. А вот ее дражайшая подруга на это лишь отмахивалась, тут же активно начиная разъяснять, что вот здесь оттенок жемчужно-белый, здесь больше похож на оттенок того чудного безе из кондитерской на углу Миллионной улицы, а здесь и вовсе отдает зеленоватыми бликами. Как же им быть одинаковыми?
***
У освещенного подъезда, охраняемого каменными кариатидами, то и дело останавливалась чья-нибудь карета, и в общем шуме тонул стук трости о землю, шелест юбок и приветствия швейцара, поставленного для встречи гостей. Холеные лица скрывались полумасками, а на губах расцветали улыбки: робкие и предвкушающие, искренние и призванные скрыть истинные намерения. Кто-то стремительно входил под каменные своды, кто-то робел, впервые оказавшись на столь значимом вечере. Но мало для кого этот маскарад был одним из многих: княгиня умела сделать свой прием особенным.
Благодарно кивая лакею, подавшему ей руку на выходе из кареты, Катерина осторожно поправила скрывающий её лицо бархат и, оглянувшись на Эллен, замешкавшуюся, чтобы отдать приказ извозчику. Приглашения так и остались у подруги, и княжне бы очень хотелось, чтобы та забыла их на столике, потеряла в спешке сборов или измяла настолько, что они оказались бы непригодными. Правда, надеяться на это было глупо — младшая графиня Шувалова была очень уж аккуратна в подобных вопросах. Поравнявшись с ожидающей её подругой, Эллен потянула ту за собой, вперед, к светящимся окнам и отголоскам музыки: танцы уже давно начались.
А Катерине как-то не к месту подумалось, что она вновь нарушает правила, прибыв без сопровождения, с одной лишь
Впрочем, эти мысли испарись бесследно, стоило лишь сделать шаг в залитый светом зал, где уже собрались почти все гости. Воздух заполнился цветочными и восточными ароматами, взгляд порой утрачивал ясность от бликов на каменьях, что не жалели дамы, а смущение то и дело приходилось скрывать за легким поворотом головы, оттого что то один, то другой кавалер норовил уделить ей внимание. К счастью, не только ей, но Эллен почти сразу же упорхнула, тихо извинившись и пожелав весело провести время. Несмотря на маску, Катерина чувствовала себя немного неуютно: всё равно казалось, что все знают, кто она, и уже завтра все будут за спиной осуждать за появление без сопровождения. И не имеет значения то, что вряд ли она здесь сама кого узнает – привитые правила и нормы не так-то просто отринуть полностью. Она вполне могла не представляться никому, оставаясь в статусе инкогнито, но не знала, будет ли это разумно. В маскарад окунались, забывая о своих титулах и чинах, отринув все запреты, но впервые нырнуть в этот затягивающий омут было боязно, до подкашивающихся ног. С маменькой и сестрами Катерине не приходилось бывать на костюмированных балах – княгиня полагала, что негоже дочерям посещать такие вечера, где слишком уж много дозволения, а ослушаться маменьку никто из девочек и помыслить не мог.
Вдыхая этот воздух, казалось, даже отличный от того, что заполнял бальные залы обычно, скользя взглядом по чужим маскам – удерживаемым в руках или же самостоятельно крепящимся, делая медленные неловкие шаги, она едва удерживалась от того, чтобы не выразить шумным вздохом свое удивление и очарование этим действом. Странной атмосферой таинственности и раздолья, существования вне времени: ведь уже утром никто и не вспомнит о своих действиях, что бы ни произошло. Все признания и пылкие слова останутся в минувшем вечере, все излишне долгие взгляды или непозволительно интимные прикосновения забудутся, словно бы и не было их. Маскарады прощали все: измены и дуэли, громкий смех и пустые обещания. Маскарады раскрепощали и отменяли условности, но лишь на несколько часов. И когда забрезжит рассвет, возвещая наступление нового дня, маски сменятся – фальшивыми эмоциями и чувствами, навязанными правилами и условностями.
Возможно, маскарады – единственное, где есть место искренности.
Голова кружилась, и чтобы вернуть себе уверенность, пришлось пройтись вдоль зала, приветливо улыбаясь тем, кто здоровался с ней. На половине этого бесцельного пути перед княжной словно бы из-под земли вырос неизвестный офицер в черной маске. Испугавшаяся было того, что её узнали, Катерина замерла, но тут же взяла себя в руки — молодой человек не был похож ни на кого из её круга: эти залихватски подкрученные усики и старательно напомаженные темные волосы она бы сразу распознала. И голос, пожалуй, тоже.
– Позвольте, сударыня, – он опустил представление, не обязательное на маскараде, коротко поклонившись, – иметь честь пригласить Вас на менуэт?
Несмотря на то, что он редко исполнялся на балах в последние десятилетия, похоже, в этот вечер княгиня Юсупова решилась во всем поддержать утонченный французский дух галантного столетия.
– Почту за честь, – понимая, что отказывать было бы верхом неприличия – не для отдыха у стены она сюда прибыла, княжна приняла протянутую руку, другой придерживая газовый шарфик на своих плечах. Мазурка окончилась минутой назад, и до объявления следующего танца оставались считанные секунды: шансов на раздумья не оставалось, и стоило или принять правила вечера, или покинуть его. Выбор был сделан еще в момент, когда маска прикрыла девичье лицо.