Плачь обо мне, небо
Шрифт:
– И в будущем году мне от государственных дел не скрыться? – с притворным неудовольствием посетовал он, решая, как воспринять этот знак судьбы. Эллен, потянулась к предмету и перевернула его, позволяя присутствующим увидеть маленькую золотую пуговицу, выпавшую оттуда.
– Боюсь, сочинения Вам предстоят не государственного рода, а романтического, Ваше Высочество, – уточнила она, поглядывая то на подругу, то на Наследника Престола. – Что ж, моя очередь.
С этими словами младшая графиня Шувалова запустила руку под шаль, чтобы без промедления достать монетку с императорским профилем: почему-то Катерине подумалось, что даже желай высшие силы предсказать сестре ее жениха какую неприятность, уверенность той в том, что жизнь ее будет следовать давно распланированному
И, конечно, надеяться на то, что одной-единственной попыткой все закончится, было бы глупо. Как бы княжна ни уверяла подругу в бесполезности дальнейшей ворожбы и даже ее греховности – спросила один раз судьбу, не стоит больше донимать, – Эллен останавливаться явно не намеревалась. Последовало традиционное гадание по сонетам Шекспира, где Катерина напрочь отказалась зачитывать то, что «ответил» ей автор, а Николай, напротив, с присущим ему талантом декламировал четыре строки, сопровождаемый хитрым прищуром Эллен, от которой не укрылся пристальный взгляд Наследника Престола в сторону ее подруги. Затем в ход пошли и свечи, поджигающие смятые листы бумаги, чтобы «прочесть» отбрасываемые ими на стены тени; и поиск по всему дворцу кошки, которая бы перешагнула через порог, тем самым дав возможность узнать, с легкостью ли воплотится задуманное, или после преодоления трудностей.
Под конец младшая графиня Шувалова, ничуть не уставшая, а лишь вошедшая во вкус – тем более что в процессе поисков усатого-хвостатого к ним присоединился Великий князь Александр, не сумевший отказать деятельной фрейлине, – предложила выбраться за пределы Зимнего.
– Зачем нам покидать дворец?
– Мы будем подходить к прохожим и спрашивать их имена, – пояснила Эллен, – именно так и будут звать суженого или суженую.
– В таком случае о свадьбе с прусским принцем можешь и не мечтать, – рассмеялась Катерина, позволяя увлекать себя за ворота – сопротивляться уже было бесполезно. Подруга замедлила шаг, недоуменно оборачиваясь.
– Почему?
– Вряд ли на петербургских улицах один за другим гуляют Георг Август или Карл Фридрих, – ответ дал уже Николай, прекрасно догадавшийся о мыслях княжны.
***
Под подошвами мягко поскрипывал снег, коего за пару дней выпало столько, что слуги едва успевали расчищать участки возле дверей, дабы не затруднять вход и выход. Движение экипажей по улицам столицы затруднилось, и теперь то тут, то там раздавалась ругань торопящегося куда-нибудь барина, да причитания распереживавшейся дамы, что опаздывала на примерку платья или званый вечер. А снежинки с неба все опускались, оседая на выпущенных из-под шапки кудрях, покатых плечах и меховой оторочке. Торговец, удерживающий в руках лоток с восточными сластями, то и дело стряхивал набравшийся на прикрывающей его товар бумаге, но это помогало слабо - зима желала напомнить всем о том, чья сейчас очередь властвовать, и любовно укутывала Петербург пушистым белым покрывалом, переливающимся под светом фонарей и выкатившейся на небосвод луны.
Заинтересованно рассматривающая прогуливающихся по Невскому прохожих Катерина старалась не отстать от своих спутников, но дух рождества, впитавшийся в каждый камень и искорку, завлекал, и вспоминалось спокойное, счастливое детство, в котором они вот так же ходили с маменькой из лавки в лавку, выбирая то украшения для елки, то ленты к платью, то присматривая подарки. Тогда все казалось простым и ясным. Вечным. Сейчас – далеким и призрачным.
Не желая в преддверии праздника окончательно погрязнуть в своих невеселых мыслях и тем самым испортить вечер остальным, Катерина, закрыв глаза на свой возраст и положение, склонилась к поребрику, набирая в ладони горсть снега и стараясь придать ей хотя бы относительно цельную форму. Снежинки поддавались плохо, почти не сцепляясь друг с другом, и для получения хоть какого-то кома приходилось подышать на них, слегка растапливая. Примериваясь к маячившей впереди фигурке, уже успевшей
– За что Вы мне отомстили, Катрин?
– синие глаза смеялись; Эллен, которая и была изначально выбрана целью для снежного кома, с интересом наблюдала за реакцией цесаревича и подруги. Александр, вынужденный также остановиться, пока еще с недоумением переводил взгляд с одного своего спутника на другого.
– Простите, В… - осекшись, она поспешила догнать ожидающих ее, - Ваше Высочество, - уже тише, памятуя о конспирации, договорила Катерина, - клянусь, этот снежок предназначался не Вам.
– И как же с такой меткостью Вы планировали взять в руки пистолет, княжна?
– не удержался от возможности поддеть ее Николай, чем вызвал удивление со стороны графини Шуваловой и своего брата.
– А Вы бы отказали мне в паре уроков перед этим?
Несмотря на шутливый тон, цесаревич догадывался, что княжна была абсолютно серьезна. Стараясь ничем не выдать своего беспокойства, он только с усмешкой показал свою полную готовность воспитать из нее лучшего стрелка царской армии, предлагая продолжить прогулку. Эллен, все еще с подозрением поглядывающая на подругу, расспрашивать ту ни о чем не стала, но уже точно знала, какие ответы потребует, стоит им только вернуться во Дворец – недомолвки и секреты младшая графиня Шувалова категорически не выносила.
Впрочем, чуть позже Эллен уже воодушевленно рассказывала о развлечении, захватившем уже и аристократов – катании на коньках: в Россию оно пришло лишь при Николае Павловиче и не шло ни в какое сравнение с тем, как развивалось в Европе. Щебечущая о Джексоне Хейнсе, столь сильно отличающемся от чопорных англичан своей манерой катать под музыку, не на скорость, а ради красивого действа, младшая графиня Шувалова, создавала какой-то живой фон: в ее слова почти никто не вслушивался, но они способствовали непринужденной беседе и ощущению легкости. Катерина, смеясь, предложила подруге сменить ее Карла-Фридриха (или как там звали прусского принца?) на столь увлекшего ее американца, а Николай, наблюдающий за барышнями, перебрасывающимися шутливыми замечаниями, внезапно и впрямь заинтересовался изначальным предметом речей Эллен. Правда, его умом завладел отнюдь не Хейнс, а мысли о доступности зимней забавы для жителей столицы. Почему бы не взять пример с Европы?
– Постой, барин, – раздался вдруг хриплый голос, и в поле зрения появилась женщина с монистами на шее и в цветном платке, повязанном вокруг головы. Несмотря на холод, меховая накидка на ее плечах была расстегнута, а длинные плотные юбки скрывали явно обнаженные ноги. Когда-то красивое лицо ее уже было испещрено морщинами, но глаза сверкали, как в юности, а движения были порывисты и быстры. То ли эти ее движения зачаровали, то ли взгляд приковал к себе, но цыганка завладела вниманием всех четверых молодых людей и вскоре ее узловатые смуглые пальцы уже проводили линии по раскрытой ладони цесаревича, заинтересованно наблюдающего за женщиной. Катерина, с детства опасавшаяся цыган, бессознательно сделала шаг ближе к Николаю, Эллен, скорее завороженная, нежели испуганная, напротив, подалась вперед. Робкий Александр держался брата, но чуть в тени.
– Давят на тебя обязательства, барин, - покачала головой цыганка, - солнце за твоими плечами вижу, теплое, яркое. Люди к тебе тянутся, люди славят тебя. Великим человеком тебе уготовано стать.
Катерина, стоящая рядом, не удержалась от улыбки - все так говорила старая женщина, все так: народ любил цесаревича, народ нуждался именно в таком правителе. Он мог продолжить начинания своего отца, вывести державу на новый уровень, и это отнюдь было не идеалистичными мыслями девичьего сердца - о том же твердили и учителя Наследника Престола, и министры, с коими ему довелось побеседовать.