Плакса
Шрифт:
Вылезая из окна, я сажусь на карниз и некоторое время вглядываюсь в небо, слушая, как мама кается в своих грехах, задаваясь вопросом, почему именно сейчас.
— Я стану лучше. Обещаю. Больше не буду. Я обращусь за помощью. Пожалуйста, прости меня.
Многие, услышав эти слова, почувствовали бы облегчение. Но я уже их слышал. Я знаю ее модель поведения, потому что завтра я буду закидывать ее задницу в душ, чтобы вновь отрезвить ее.
Но тем не менее я тешу ее.
— Все в порядке.
— Нет, это не так, — упрямо возражает
— Давай-ка не будем портить приятную беседу упоминанием о нем, — перебиваю я, понимая, что сейчас самое время валить.
Свесив ноги, я ни хрена не подготавливаюсь, и просто прыгаю, отлично понимая на что подписываюсь. Свобода падения незаметна. На мгновенье мне кажется, что я умею летать.
Я приземляюсь на ноги, но мои брюки цепляются за барбарисовые кусты.
— У тебя есть полное право его ненавидеть.
Выбираясь из сада, я оставляю без внимания колючки, торчащие из каждой части меня, и держусь в тени, прижимая телефон к уху.
— Я не ненавижу его, — твердо заявляю я. — Ненавидеть его означало бы, что меня колышет, а это не так. Сейчас не время для глубоких и содержательных…
— Ты в точности, как он. Такой упрямец.
— Мам, довольно, — говорю я, не желая болтать об этом пиздюке. — Я вытащу тебя отсюда. Где ты сможешь начать новую жизнь подальше от этого… дерьма.
Содержимое полиэтиленового пакета, который я держу, — еще один шаг к подтверждению этого.
Хотя я чувствую себя полным засранцем из-за того, что бросил Дарси, я знаю, она поймет. Мы делаем то, что должны, чтобы выжить.
— Я хочу рассказать тебе о нем. Но… я не готова.
И это я тоже слыхал.
— Ну, мне неинтересно, — упрекаю я, поскольку меня достал пьедестал, на который она его вознесла.
— Ты должен знать. Ты должен знать, кто он такой. Кто твой…
— Я знаю, кто он, — отвечаю я. — Он тот, кто не заслуживает ни секунды моего времени.
— Авг…
— Мам, довольно! — повторяю я, внезапно раздражаясь тем, что она «прозрела» только для того, чтобы поговорить об этом долбоящере — из-за него она и стала такой. — У меня нет на это времени.
— У тебя нет времени на собственную мать?
— Ради всего херового, — бормочу я себе под нос, убедившись, что горизонт чист. Так и есть. — У тебя нет на это права. У тебя нет права вываливать все свое дерьмо только потому, что тебе хочется поболтать. Я больше не малолетний пацан. Мы поступим по-моему. Мне нужно подбросить Дарси, потом я буду дома, и мы сможем говорить сколько твоей душе угодно.
Как только я оказываюсь на тротуаре, я облегченно вздыхаю, потому что это было чертовски рискованно. Мне не нравится быть на волоске, поэтому нужно поскорее убираться отсюда.
— Кто такая Дарси?
— Просто девчонка…
— Таких не бывает.
И в кои-то веки мы с Джун в чем-то согласны.
Я ни разу не усомнился в том, что покину этот город, но теперь я думаю, что буду скучать по
— Я…
Но это предложение прерывается, потому что истошный крик, за которым следует пронзительный визг автомобильной сигнализации, пробирает меня до костей.
ОДИННАДЦАТЬ
СПАСИ ГОРЕМЫКУ ВРОДЕ МЕНЯ
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
А затем они закончили.
От меня больше не было никакой пользы.
Я остаюсь одна. Ремень с моей головы исчез. Мой рот покоится в липкой слюнявой луже на скамье. Я поднимаю голову, и шея хрустит. Меня начинает рвать. Горячая желчь из желудка со зловонием виски.
Я целиком опорожняю желудок от содержимого в своих внутренностях. У меня нет никого, кто подержит мои волосы. Голова кружится, но я встаю.
Руки трясутся, каждый ноготь сломан, а под ними забилась грязь. Я вытираю рот предплечьем.
Этой ночью во мне родилось чудовище.
Я топаю по мокрой траве и пересекаю поле в сторону тускло освещенной парковки. Я вижу всё ещё припаркованную машину Рэва, наблюдающую за моим приближением, словно высмеивая меня. Размышляю, сидит ли он на заднем сиденье с кем-то с выпускного?
Шагнув вперед, я смахиваю иней с водительского окна, дабы заглянуть внутрь, а затем стучу по стеклу. В машине никого нет. Где же, блядь, он?
Я начинаю задумываться, не похитила ли его дьявольская троица после ухода. Я стучу по багажнику машины. Внутри никого нет. Если только ему не заткнули рот.
— Дарси? — спрашивает мягкий голос позади меня.
Это Карсон.
Вечно подкрадывающийся ко мне и последний мудила, которого я хочу видеть в настоящее время. На его лице написано беспокойство, и я размышляю: не притворное ли оно? Где он был этим вечером? Почему его там не было?
— Отвянь от меня, — хриплю я.
— Что с тобой стряслось? Ты в порядке? — спрашивает он, подходя ближе.
— Не надо, — говорю я, вытягивая руки. — Похоже, что я в порядке? Что за хрень! — я стою там, с головы до пят, очевидно, покрыта синяками и ссадинами, а он спрашивает, все ли со мной в порядке.
Я зла, но вся моя смелость — напускная, потому что в душе я хочу умереть.
Он хватает меня за трясущиеся руки, и у меня подгибаются колени, а затем начинают литься слёзы. Я пытаюсь сделать все, что в моих силах, чтобы он не увидел, как я плачу, но это всё равно, что попытаться воспрепятствовать течению реки.