Плакса
Шрифт:
— Пытаюсь, — заявляет он, потянувшись за пиджаком, чтобы прикрыть мое тело. Со злостью вырываю у него тряпье и со всей дури швыряю на пол.
— Трахни меня, — требую я, с вызовом глядя в его глаза.
Я вижу только жалость. Я отвисаю ему третью за этот день пощечину.
Он стискивает зубы и, стараясь сохранять спокойствие, сдавленно проговаривает «блядь».
— Перестань. — Он поднимает руки, возводя препятствие.
— Что перестать? Сейчас же трахни меня или я сваливаю, — резко выговариваю
— Ты сама не знаешь, что несешь, — говорит он; его очи подобны двум целебным озерам жидкого золота, которые я просто хочу выбить из его рожи.
Хватаю его и впиваюсь своими разбитыми губами в его, требуя, чтобы он поцеловал меня в ответ, заталкивая язык в его рот. Рэв противится и пытается вместо этого заговорить со мной. Пытается образумить меня.
— О, ради всего херового! — кричу я на него. — Я что, стала слишком подзаборной для тебя? Мистер Святоша брезгует присунуть свой член, не так ли?
Я готова к спорам, но в то же время мои плечи трясутся, а тело предает слезами. Я сваливаюсь на ковер и сворачиваюсь калачиком.
Пусть этот день закончится.
Пусть этот день окажется всего лишь сном.
Хочу сдохнуть.
Освободите меня.
Погружаюсь в свои мысли и не могу пошевелиться.
Чувствую, как пиджак проносится надо мной, приземляясь на мое тело, а его большие руки подхватывают меня.
— Ш-ш-ш, все в порядке. Все в порядке, — он успокаивает меня. — Я с тобой.
Рэв несет меня в крошечную ванную комнату и ударяет по душевому крану, отчего тот «кашляет» и плещет коричневой водой в ванну средних размеров. Он отодвигает покрытую плесенью душевую шторку, чтобы она не касалась меня.
Вода становится чистой, как и мои мысли, и вдруг я ощущаю себя беззащитной, когда он снимает с меня пиджак и затаскивает под воду. Кажется, будто меня крестят, хотя он остается полностью одетым.
Рэв осторожно ставит меня и отворачивает меня от себя. Наклоняю голову и вижу кровь и грязь, кружащие по стоку. Вода попадает на кожу головы, и я вздрагиваю, словно мой череп размозжили, и некто плеснул туда кислотой. Он бережно собирает мои волосы и убирает их с моих плеч.
— Все смывается, Дарси. — Его голос мягкий и заботливый, и я вдруг чувствую себя виноватой за то, что сделала с ним. За то, что сказала. Словно услышав мои мысли, он говорит: — Все в порядке.
Он протягивает мне кусочек использованного мыла, потрескавшегося и твердого. Опускаю свои ладони, сжимающие груди и трясущимися руками беру его.
Рэв выходит из душа и задергивает шторку, чтобы я могла уединиться.
— Я здесь.
Мое тело сотрясает боль, и каждое движения подобно переломам. Я моюсь. Мою все. Вновь и вновь, пока кожный покров не грубеет.
Вода становится холодной, и я сползаю на пол ванны, позволяя ей стекать по стене.
Слышу, как со скрипом краны закрываются и стучащие трубы, отдающиеся в моей башке. Поднимаю голову и вижу Рэва, стоящего с раскрытым желтым полотенцем, который отводит свои глаза.
Я
— Норман наблюдает, — выговариваю я со смешком.
— Это Эрл, разве нет? — смутившись, он поворачивается, чтобы заглянуть в дыру.
— Нет, Норман Бейтс18, — уверенно отвечаю я.
— Ты знала, что в знаменитой сцене в душе Перкинс даже не участвовал в ней, — это был его дублер?
— Без понятия какого лешего ты знаешь все это дерьмо. — И я закатываю глаза.
Медленно встав, я укрываюсь от его взора и забираю у него полотенце. Пристально смотрю на него, пока он не понимает намека и не уходит, закрывая за собою дверь, чтобы я могла вытереться.
— Рэв? — тихо произношу я через закрытую дверь.
— Да? — без промедлений отвечает он, как будто он не стоял по ту сторону.
Кладу руку на дверь, словно дотягиваясь до него.
— Сделаешь кое-что для меня?
— Все, что угодно, — негромко отвечает он.
Я прижимаюсь щекой к двери.
— Помоги мне.
— Помочь? — спрашивает он и открывает дверь, которую я снова захлопываю.
Я вижу смерть в своем сознании. Слышу их дикие крики и окровавленные морды. Я, поджигающая Фосса и ослепляющая Блейка. Черпаку достанется19, и не так, как он пожелает.
— Помоги… помоги мне заставить их заплатить за содеянное. Я хочу… хочу, чтобы они все…
За дверью безмолвие.
— Хочу, чтобы все они... сдохли.
Я понимаю, что говорит она не в переносном смысле.
Я ничего не отвечаю, но ей ответ и не нужен, поскольку она знает каков он.
Когда я опускаюсь на край кровати, чтобы снять ботинки, я слышу только поющего Большеротого долбанного окуня Билли.
«Не беспокойся… будь счастлив…».
Похоже, единственное, что может сделать Дарси счастливой, — это убийство тех выблюдков, заслуживающих наказания страшнее смерти.
Со злостью срываю с себя галстук и снимаю промокшую одежду. Бросаю ее в угол комнаты и решаю, что после того, что пережила Дарси, меньше всего ей нужно лицезреть полуголого мужика. Поэтому я забираюсь под колючее одеяло.
Этой ночью я не сомкну глаз и позабочусь, чтобы Дарси спала. Она измотана разумом, душой и телом.
Дверь ванной комнаты открывается, и оттуда выходит Дарси, одетая в белый халат. Она возится с краем пояса.
— Нашла его под раковиной, — объясняет она. — Пахнет так, будто кто-то в нем сдох, ну да ладно.