Пламя и Пыль
Шрифт:
– Опять рисуешь?
– пробубнил кто-то над моим плечом.
– Похоже, ты человек увлеченный - используешь каждый шанс для работы. Дядюшка Тоби говорит, художники, они все такие.
Я оглянулся и увидел, что надо мной навис Иезекия. Отчего-то он уже не казался глупым и надоедливым Простаком; он даже был как нельзя кстати.
– Да плевал я на всех художников, - сказал я.
– Плевал я на все, кроме этого поганого места, которое играет шутки с моим разумом. Ну-ка сядь на этот пенек и не дай мне сойти с ума.
–
– Поделись со мной мудростью. Открой истину. Поведай секреты бытия. Или, на худой конец, расскажи о своем родном городе, о девчонках, которые там остались. О своем треклятом дядюшке Тоби.
Что он и сделал.
* * *
Как и в любом родном городе, в Темплфорде - месте, где родился Иезекия, - были самые росистые рассветы, самые неторопливые лошади и самый острый сыр в мультивселенной. У брадобрея не хватало пальца на руке, и он знал больше шуток, чем кто-либо раньше, а портной устраивал "последнюю распродажу" как минимум каждый год. Было две кузницы: одна хорошая, другая не очень, но вторая имела больше богатых клиентов, потому что в первой постоянно толпились простолюдины. Разумеется, никто не запирал двери на ночь. Разумеется, зимой все катались на коньках по замерзшей протоке. Разумеется, был старый дом, где считалось, водятся привидения; и молодая женщина, продающая свои ночи за серебро; и мясник, которого подозревали, что в свинину он добавляет кошатину.
Рожденный и выросший в Сигиле, я знал все о родине Иезекии. Я никогда там не был... возможно, там не бывал никто, даже сам Иезекия. Ведь в настоящих городах пьяницы бывают или грустными, или буйными, но никогда - забавными; а жизнь соседской девчонки гораздо сложнее, чем кажется, и она вовсе не считает своим долгом во всем тебе досаждать. В настоящей жизни браки не становятся ни бесконечно счастливыми, ни абсолютно несчастными; а дети не бывают ни ангелочками, ни дьяволятами, как уверяют рассказы. Но ведь все мы родом не из настоящих городов, а из тех родных сердцу мест, где все вокруг - отдельные "личности", и где наши истории, добрые или плохие, окрашены в нехитрые, яркие цвета.
Сейчас мне как раз не доставало таких цветов; они были бы хорошей заменой засилью коричневой палитры, что лежала перед моими глазами. И потому я позволил Иезекии болтать дальше: о танцах в амбаре у Пексниффла и о буране, который три года назад завалил дома снегом по самые крыши. Было ли в протоке по весне полно форели? А как же. Покрывались ли кроны деревьев красным золотом в пору урожая? Каждое дерево в лесу. Любая из бабушек пекла лучше, чем все знаменитые повара Сигила, а любой из дедушек мог вырезать такие фигурки, какие и не снились самым известным скульпторам, и каждый охотничий пес мог учуять куропатку за десять миль...
А что же дядюшка Тоби?
– А что ты хочешь узнать о дядюшке Тоби?
– спросил Иезекия.
– Это он тебя воспитал?
– Да.
– И научил этим фокусам, типа разум превыше материи?
– Ну да, он много чему меня научил. Но...
– Иезекия замолчал, театрально вздохнув.
– Что такое?
– спросил я.
–
– начал парень, - мне кажется, в моем обучении дядюшка Тоби упустил одну вещь.
– Да?
– Он никогда... в общем, дядюшка Тоби был холостой, понимаешь? Он рассказывал о мультивселенной, о богах, о силе разума, но он никогда не говорил со мной о... ну ты знаешь?
Он взволнованно посмотрел на меня. Я точно знал, к чему он клонит, и как Сенсату, мне было не занимать опыта в этих вопросах. Штука была в том, чтобы постараться не расстроить парня излишними физиологическими подробностями.
– Так что ты хочешь узнать?
– спросил я.
– Ну... это всего лишь... кхм, ну... мне кажется, я нравлюсь Мириам.
– Он на секунду поднял глаза и тут же уставился в землю.
– Я, конечно, могу ошибаться, но...
– Но, скорее всего, ты прав, - закончил я за него.
– Этот твой трюк в Пауке, когда ты сделал себя устрашающим. Думаю, он привлек к тебе ее внимание.
– Он? Но это же было... ей это понравилось?
Я развел руками.
– Я же сказал, он просто привлек внимание. Уверен, теперь-то ей ясно, что ты вовсе не так демонически страшен, как мы утверждали. Но она еще с нами, не так ли? Так что ты о ней думаешь?
– Ну, я не знаю...
– Ты хочешь, чтобы она ушла или чтобы осталась?
– Нет, я не хочу, чтобы она уходила.
– Значит это все, о чем тебе пока надо знать, - сказал я.
– Ты хочешь быть рядом с ней, чтобы поглядеть, что из этого выйдет? Верно?
– Да.
– Тогда перестань волноваться обо всем остальном, - улыбнулся я.
– Вы же знаете друг друга меньше двух дней. Придет еще время, когда тебе надо будет думать о будущем, а пока живи настоящим.
– Спасибо, Бритлин, - искренне поблагодарил Иезекия, полагая, что услышал от меня дельный совет, а не простую банальность.
– А то я очень смущался из-за... О, привет Юстас, а ты что здесь делаешь?
– Юстас?
– переспросил я. Парень смотрел мне за спину.
– Юстас?
– поперхнулся я. И в следующий миг нырнул в сторону от острых когтей умертвия, которые разрезали воздух там, где я только что находился.
Рисовать с мечом на поясе неудобно, поэтому рапиру я снял, и теперь она лежала всего в нескольких шагах, однако, умертвие стояло как раз между мной и моим оружием. При жизни оно было, скорее всего, человеком, хотя пару поколений назад в его роду, должно быть, затесался гигант - об этом говорили семь футов росту и косая сажень в плечах. Умертвие выглядело смутно знакомым, и за миг до того, как оно снова рванулось в атаку, я вспомнил, где мог его видеть.
Это было одно из тех умертвий, что сопровождали Риви во время нашей стычки в Стеклянном Пауке.