Пламя над бездной (другой перевод)
Шрифт:
На запястье Равны обновлялись отметки позиций флота. Погибель невиданно ускорилась.
– Пять минут, Фам. – И это при том, что они еще в тридцати световых годах.
Смех.
– А-а, Погибель тоже знает. Именно этого она и боялась. Это ее и убило в ту эпоху. Она мчится вперед, но уже поздно. – Сияние посветлело; похожее на световую маску лицо Фама словно расслабилось. – Что-то… очень далекое… услышало меня, Равна. И оно приближается.
– Что? Что приближается?
– Прилив. Величайший. Тот, который нас накрыл, покажется ласковой волной. В такие события никто не
Внезапное понимание. Внезапный прилив дикой надежды.
– И они здесь застрянут, правда?
Значит, Кьет Свенсндот сражался не зря, и совет Фама не был бесполезен. Во всем Погибельном флоте не осталось ни одного корабля с ионными прямоточными двигателями.
– Да. Они в тридцати световых годах. Мы уничтожили все их быстрые суда. Они сюда тысячу лет ползти будут… – Артефакт вдруг сжался, Фам застонал. – Времени мало. Мы в максимальном понижении. Когда придет прилив, он… – Снова болезненный стон. – Я его вижу! Клянусь Силами, Равна, он взлетит высоко и продлится долго.
– Как высоко, Фам? – тихо спросила Равна. Она думала обо всех цивилизациях над ними. Там бабочки и те предатели, кто поддержал погром на Сьяндре Кей… И триллионы других, мирно торящих себе путь к вершине.
– На тысячу световых лет? Десять тысяч? Не уверен. Призраки Контрмеры, Арне и Сьяна, полагали – так высоко, что заденет Трансценденцию, закуклит Погибель там, где она засела… Вероятно, это и случилось Прежде.
Арне и Сьяна?
Конвульсии Контрмеры замедлялись. Свет ее ярко вспыхивал и гас. Ярко вспыхивал и гас. Она слышала хрип Фама с каждым мгновением тьмы. Контрмера, спаситель, который погубит миллионы цивилизаций. И прямо сейчас – человека, который ее запустил.
Почти неосознанно она потянулась к Фаму, отталкивая эту штуку. Но поднялась гребенка лезвий и преградила ей путь.
Фам смотрел на нее и пытался что-то вымолвить.
Потом свет погас окончательно. Отовсюду вокруг из мрака донесся шипящий звук и пришел усиливающийся горький запах, который Равна потом так и не сумела забыть.
Фам Нювен боли не испытывал. Последние минуты его жизни не поддаются никакому описанию, пригодному для Медленной Зоны или даже Запределья.
Так что попробуем метафоры и аналогии. Это было как… это было как… как если бы Фам со Стариком стояли на широком пустынном пляже, а Равна и Когти копошились у их ног. Планеты и звезды стали песчинками. Море ненадолго отступило, позволяя яркой мысли проникнуть туда, где раньше господствовала тьма. Но Трансценденция будет коротка. На горизонте уже громоздилась, возвращаясь, темная стена выше гор: море накатывало обратно. Он воззрился на эту громаду. Фам, богосколок и Контрмера погружения не переживут даже по отдельности. Они вызвали катастрофу, превосходящую всякое разумение, и погрузили значительную область Галактики в Медленную Зону: глубоко, как Старую Землю, и столь же основательно.
Арне, Сьяна, страумеры и Старик отомщены… и Контрмера исполнена.
А Фам Нювен? Инструмент, который был использован и теперь будет выброшен. Человек, которого
Нахлынул прилив, унося их в глубины. Вниз, прочь от сияния Трансценденции. Снаружи снова засияло солнце планеты Когтей, но в разуме Фама смыкались все створки, а чувства сводились к зрению глазами и слуху ушами. Он чувствовал, как уползает в небытие Контрмера, выполнив задание без единой сознательной мысли. Призрак Старика продержался чуть дольше, отступая и возвращаясь вместе с колебаниями мыслительного потенциала. Но самосознания Фама он не отключил. В первый раз он не оттеснил его прочь. В первый раз он касался поверхности разума Фама нежно, как человек, поглаживающий верного пса.
Но ты не пес, ты скорей храбрый волк, Фам Нювен.
Оставались секунды до полного погружения в Безмысленные Глубины, где умрут навеки слитые воедино тела Контрмеры и Фама Нювена. Воспоминания смешивались. Дух Старика отступил, показывая скрытые все это время факты.
Да, я построил тебя из нескольких тел в Кладовке Маршрутизатора. Но лишь один разум и один набор воспоминаний я мог оживить. Сильного, отважного волка – такого сильного, что я бы тебя ни за что не обуздал, сперва не заронив в тебя сомнения…
Где-то падали барьеры. Отказывали последние меры контроля Старика – а может, то был его прощальный дар. Сейчас уже было не важно, что там говорит призрак, ибо Фам Нювен узрел истину непреложную.
Канберра, Синди, века странствий с Чжэн Хэ, последний полет «Дикого гуся». Все это было на самом деле.
Он поглядел на Равну. Она столько для него сделала. Она столько вытерпела. И, даже не веря ему, она его полюбила.
«Все в порядке. Все в порядке. – Он пытался дотянуться к ней, сказать ей. – Я настоящий, Равна!»
Тогда Глубины навалились на него всей тяжестью, и больше он ничего не узнал.
В дверцу люка снова стучали. Она услышала, как Странник идет туда. Внутрь проник свет.
Джефри завопил:
– Солнце вернулось! Солнце!.. Эй, а чего тут так темно?
Странник:
– Артефакт, ну, та штука, которой помогал Фам, выключился.
– Вы чё, вырубили весь свет? – Люк полностью откинулся, внутрь просунулась голова мальчика, очерченная сиянием факела вместе с несколькими щенячьими мордами. Он пролез в люк, девочка следом. – Выключатель вон там, видишь?
С закругленных стен пролился мягкий белый свет. Все как обычно, все по-человечески, кроме… Джефри застыл как вкопанный, прижав ладонь ко рту, с глазами навыкате. Обернулся и приник к сестренке.
– Что это? Что это? – спросил его голос из открытого люка.
Равне захотелось ослепнуть. Она упала на колени.
– Фам? – тихо позвала она, зная, что ответа не будет. Останки Фама Нювена лежали внутри Контрмеры. Артефакт перестал сиять. Истерзанный контур его потемнел и скорчился. Сейчас он больше всего походил на обгоревшую корягу… но коряга эта сжимала лежащего человека и нанизала его на себя. Крови и огарков не было. Там, где артефакт проткнул Фама, остались пепельные пятна; плоть и машина сливались воедино.