Пламя над бездной (другой перевод)
Шрифт:
Равна подплывала все ближе, пока ее лицо не оказалось в считаных сантиметрах от его собственного. И парила в невесомости, лишь одной ногой касаясь пола.
– Милый Фам, ты ошибаешься. Ты бывал на Дне, поднялся на Вершину, но не Посередине… Иллюзия самосознания? Обычный постулат любой практически применимой запредельской философии. У него есть как приятные, так и ужасающие следствия. Тебе ведомы лишь жуткие. Подумай, однако, что этой иллюзии в равной мере подвластны Силы.
– Нет. Он способен создавать устройства. Вроде нас с тобой.
– Смерть – это вопрос выбора, Фам.
Она потянулась провести рукой по его плечу и запястью. Перспектива, как обычно при нулевой гравитации,
Какая-то догадка пролетела сквозь него, но он не успел ее осмыслить. Равна тем временем заговорила снова:
– То, что с тобой случилось, само по себе ужасно, Фам, но и с другими такое происходило. Я читала. Силы тоже не бессмертны. Иногда они сражаются между собой, и бывают жертвы. Иногда они совершают самоубийства. Была такая звездная система, ее прозвали Удел Богов. Миллион лет назад она располагалась в Трансценденции. Ее посетила группа Сил. Случился зонный сдвиг. Внезапно система погрузилась в Переход на двадцать световых лет. Крупнейший сдвиг поверхности Зоны за всю историю. У Сил в Уделе Богов не было ни единого шанса. Все они погибли. Некоторые превратились в груды ржавых обломков, кучи гнили… другие деградировали до уровня обычных людей.
– С этими-то что случилось?
Она, поколебавшись, вложила меж его ладоней свою:
– Сам увидишь. Но такое бывает, ты пойми. Для жертв – конец света. С нашей же точки зрения, человеческой… В общем, Фам Нювен – человек может считать себя счастливчиком. Зеленожка говорит, что отказ биомашинерии Старика не привел к устойчивому поражению органических тканей. Может, оно и есть, но довольно слабое. Вероятно, остатки этих имплантов просто растворятся со временем.
Фам почувствовал, как у него из глаз текут слезы. И понял, что тоскует отчасти по его кончине.
– Слабое поражение! – Он покачал головой, слезы сорвались с век и поплыли в воздухе. – У меня в голове теснится он, кишат его воспоминания.
Воспоминания? Они заслоняли собой все прочее, но он не мог понять их. Деталей вообще не различал. Даже эмоций не постигал, если не прибегать к выхолощенным аналогам – радость, смех, удивление, страх, холодная, стальная решимость. Он потерялся средь этих воспоминаний, блуждал меж них, как идиот в соборе. Ничего не понимая, делал приседания перед иконами.
Равна повернулась вокруг него, не расплетая
– Ты все еще человек, у тебя есть собственная…
Голос ее оборвался под его взглядом.
– Собственная память? – Осколки, неразборчивая мешанина: он сам в пятилетнем возрасте, сидит на соломе на полу Большого зала, вскидываясь, когда проходят взрослые: отпрыскам благородной крови не пристало возиться в грязи. Десять лет спустя: впервые в постели с Синди. Годом позже: первая в жизни летающая машина, орбитальный паром, который опустился на плацу рядом с отцовским замком. Десятки лет в космосе. – О да, Чжэн Хэ. Фам Нювен, великий торговец Медленной Зоны. Все воспоминания здесь. И насколько я знаю, все они – выдумка Старика, деза для сотрудников Маршрутизатора.
Равна закусила губу, но ничего не сказала. Слишком честна, чтобы солгать. Даже теперь.
Он потянулся убрать локон с ее лица:
– Помню, ты тоже так говорила, Рав. Не надо стесняться: я бы в любом случае что-то такое заподозрил.
– Ага, – тихо отозвалась она и посмотрела ему прямо в глаза. – Но ты вот что знай. Как человек человеку тебе говорю: ты теперь человек. Чжэн Хэ действительно могла существовать, и ты можешь оказаться тем, кем себя помнишь. Каким бы ни было твое прошлое, будущее может превзойти его величием.
Призрачное эхо, скорее воспоминание, чем мысль, прокатилось в голове. На миг он словно бы поумнел и увидел ее по-новому. «Она же любит тебя, идиот!» Что-то похожее на смех. Дружеский смех.
Он крепко ее обнял и прижал к себе. Такая настоящая. Почувствовал, как ее нога просунулась между его. Засмеялся. Безусловный рефлекс, как при прямом массаже сердца, мозг возвращается к жизни. Глупо, тривиально… но…
– Я… я хочу обратно. – Он всхлипывал, но продолжал выталкивать из себя слова. – Во мне так много всего непонятного. Я потерялся в собственной голове.
Она не ответила, вероятно, не понимая, о чем он. На миг пропало все, кроме ощущения ее тела в его объятиях. «О да, я так хочу обратно…»
Равна еще никогда не занималась этим на мостике звездолета. Впрочем, у нее и своего звездолета никогда не было. Корабль не зря числится придонным люггером. Фам, увлекшись, выскользнул из ремней, и обоих закрутило в невесомости. Они натыкались на стены и сброшенную одежду, проплывали через облачка собственных слез. Спустя много минут головы их оказались всего в сантиметрах от пола, а тела – выгнуты к потолку. Она едва осознавала, что штаны ее реют, как знамя, зацепившись за лодыжку. Секс в невесомости мало походил на тот, что рисуют в романах. Опереться не на что, и потом… Фам отклонился от нее, ослабил объятия. Взъерошив его рыжие волосы, она заглянула в налитые кровью глаза.
– Знаешь, – вымолвил он дрожащим голосом, – я и не догадывался, что могу так орать, чтоб челюсти свело.
Она улыбнулась:
– Значит, у тебя была роскошная жизнь.
Выгнувшись в его руках, она нежно притянула Фама к себе. Несколько мгновений они просто парили в молчании, расслабленно соприкасаясь телами и не чувствуя ничего другого.
– Спасибо, Равна, – сказал он затем.
– Не за что. Мне было хорошо.
Голос ее прозвучал мечтательно и серьезно, она крепче обняла Фама. Каким странным он с ней бывал – пугал, зачаровывал, раздражал. Но кое в чем она самой себе не признавалась – вплоть до этой минуты. В первый раз после побега с Маршрутизатора она ощутила подлинную надежду. Глупая физическая реакция… а может, и нет. В ее объятиях парень, рядом с которым меркнут герои любого приключенческого романа. И более того: человек, который был частью Силы.