Планета-мечта
Шрифт:
"Я тоже", — хотела сказать я, но не сказала. Водя пальцем по столу, я сказала:
— Вот вы верите во множественность реальности, а я верю в магию. Раньше я верила только в здешнюю, а теперь думаю, что верю, пожалуй, во всякую…. Это ведь соотноситься с вашей теорией. Кто знает, может, там реальность магическая, и до нас долетают отголоски.
— Да, — сказал Кун, — и это тоже.
— Да, — повторила я за ним, как эхо.
— У координаторов, наверное, странная работа. Вы живете когда-нибудь своей жизнью?
— Сейчас — живу.
— Нет, я хотел сказать…
— Я поняла, — сказала я быстро, — Просто я…. Для меня это не очередная планета,
— А обычно вы равнодушны?
— Вовсе нет. Нас учат равнодушию, но… все равно всюду обитает часть тебя. У координаторов есть такая болезнь, кто называет — сопереживание, кто называет — вживание. В сущности, это две разные стадии одной болезни. Знаете, был не так давно случай. Координатор, старше меня, гораздо старше, с десяток лет жил на планете, узурпировал власть в государстве, поднял его на недосягаемую высоту. На него были и покушения, но никто не мог добраться до него, и наши не могли тоже. Его хотели вывезти с планеты.
— Не удавалось? — спросил Кун, слушавший с немалым интересом.
— Не удавалось. Я, в общем, только понаслышке эту историю знаю, через третьи-четвертые руки. Вроде бы его обвинили в колдовстве, пытали, собирались казнить. Его вывезли с планеты, но получилось, что не планету от него спасали, а его самого. Говорят, он остался калекой, вроде бы ослеп.
— Жестокая история, — сказал Кун, — Что же, он так вжился в этот мир?
— Да, — сказала я, — Так бывает. Действительно бывает.
— Н-да. Я и не думал об этом. Мне и в голову не приходило.
Я кивнула.
— А что с ним потом было, с этим координатором? Как его звали, кстати говоря?
— Саша Карпенко. Александр Васильевич Карпенко. Я когда еще училась, видела его, действующих координаторов иногда приглашали читать лекции. Он очень был красив. Лицо у него было такое, мужественное. Я, вообще-то, таких мужчин не люблю, — прибавила я. Кун улыбнулся, — Но в нем было что-то, что прямо за душу брало. Глазищи такие, как у кошки, зеленые-зеленые, я в жизни таких глаз больше не видела…. Говорят, ему выжгли глаза.
— Господи!
— Что с ним теперь, я не знаю, — продолжала я, — Вроде бы он был в психиатрической лечебнице, а потом — не знаю.
— Бедняга, — сказал Кун.
— Бывает так, — сказала я, — А бывает и менее трагично. Бывает, что человек просто привыкает и тоскует потом. Это тяжело. Это тяжело, Торнберг.
— Да, я понимаю.
Я засмеялась.
— Ничего вы не понимаете, Торнберг. И я вас тоже не понимаю, хоть я и родилась в семье исследователей. Люди вообще друг друга не понимают.
— Это верно, — рассмеялся и он, — Это верно.
Кун давно уже ушел, а все сидела и думала. А думала я — о Полях Времени и о том, что я видела там. Сидела и думала. За прошедшие годы я много думала об этом, гораздо больше, чем обо всем, случившемся со мной на Алатороа.
Это было очень давно. И иногда я чувствую, что это было как бы не со мной. В Поля Времени меня привел, как ни странно, Кэррон — с любым другим я, пожалуй, испугалась бы, но с ним я не боялась ничего. Смешно, как когда-то я верила в его бесконечное могущество, а сейчас я с ума схожу от страха — за него. Когда-то я была уверена, что уж ему-то ничего не страшно, и мне не было страшно рядом с ним. А теперь я боюсь — за него.
Ну, ладно, я ведь о Полях Времени. Кэр отвел меня туда. Зачем, я не знаю, но здесь многие, и особенно маги, часто бывают там, правда, детей туда обычно не водят. Человек сам должен решать, хочет ли он
Сейчас, когда Кун рассказал мне об этом чертовом проекте, я, кажется, впервые начинаю понимать, что я на самом деле видела в Полях Времени. Только сейчас. Мне сейчас не до этих загадок, но все же это пугает. Я видела тогда своих родителей, а за ними — череду их отражений. Я, вообще-то, всегда думала, что это из-за тумана, какой-то оптический эффект или просто Поля Времени так подшутили надо мной.
Мои родители выглядели старше, чем были тогда. Может, именно так они выглядели, когда стали участниками этого проекта. Я ведь не видела их тогда, я вообще последний раз их видела, когда мне было лет семь, не больше. Они были в форме и стояли, полуобнявшись. А за ними, в тумане, еще и еще — пары в сером, и чем дальше, тем больше они становились непохожими на моих родителей, замелькали цветные одежды. Отчетливее всего мне запомнилась женщина в белой сорочке, пестрой какой-то юбке и голубой шали, а ее обнимал мужчина в ярко-алом камзоле. И потом я увидела, как мои родители, Анна и Тимофей, повернулись и пошли туда, в свои отражения, и кого они проходили, те гасли. А сейчас мне вдруг пришла в голову страшненькая мысль: а если они убили тех, через кого прошли? Ведь эти звездолеты полетели в какие-то миры, и в этих мирах были те, кто являлись отражениями участников проекта…. Да, видно, мне своих проблем не хватает.
32. Ра. Несбывшееся.
Бургомистр Альвердена был высок и представителен. Красивый был мужчина, половина горожанок среднего возраста были тайно влюблены в своего бургомистра, так хорош он был собой, широкоплечий, полный, с твердыми правильными чертами обветренного красного лица. Роскошная грива седых волос обрамляла это лицо. Глаза были большие и карие, они всегда пленяли женщин, еще в те времена, когда господин Ориен был еще худеньким слушателем Альверденского университета искусств. Высокий, в красном камзоле и черных кожаных брюках, обтягивающих сильные полные ноги, в красных сапогах для верховой езды, стоял господин Ориен на верхних ступенях лестницы, ведущей на второй этаж университета магии, на знаменитую галерею, и с неудовольствием смотрел на того, кто стоял на одну ступеньку ниже.
Не то, чтобы господину Ориену неприятен был сам собеседник, который, кстати сказать, тоже был роста немалого, правда, сходство их на этом и заканчивалось. Собеседник господина Ориена был худощав и подвижен, черные его волосы были зачесаны назад. Одет он был в черное, и черный же плащ свисал с его плеч до самых ступеней лестницы. Тонкое смуглое его лицо было бесстрастно, и господин Ориен подумал с неудовольствием: "Жаба!". Не то, чтобы собеседник был ему неприятен, случалось им и за одним столом сидеть, в доме бургомистра, кстати говоря, в Серые горы господина Ориена не приглашали. Поговаривали, что проще зайти за перевал Гро, чем выйти обратно, что непрошеных гостей в Серых горах не жалуют, а в гости вороны никого не зовут. Но в Альвердене к воронам давно привыкли, а Царь-ворон нынешний и вовсе был любимцем университетского Альвердена: такой маг, да к тому же вовсе не гордый, ну, конечно, в приделах вороньего привычного высокомерия. И господин Ориен Царя-ворона любил, но сейчас он был недоволен, ох, как недоволен.