Планета-мечта
Шрифт:
— Нет! — сказала она, — Кэррон, нет!
И так упорно и злобно было ее «нет», что он вздрогнул у окна.
— Я еще не решил, — отозвался он.
Словно успокаивал ребенка: видишь, буки нет, смотри, ведь нет. Как будто и самому тупому из детей не ясно, что буки нет, когда родитель стоит со свечой, но стоит ему уйти, как бука вылезет — о, да!
Элиза на миг закрыла глаза. Ах, как тяжело ей было! Ведь не объяснить ему, не доказать ничего. Испокон венков похищали они детей и молоденьких девушек, и даже он, всегда такой деликатный, вряд ли способен понять….
— Кэррон, — сказала она с отчаянием, — ведь Ра еще слишком мала.
— Отчего
Элиза вздрогнула. На миг она представила, ощутила, что было бы, если ее украли в этом возрасте. И вместе с этим в ее душу пришла безысходность. Он не поймет. Не поймет, а мало было на свете вещей, которые он не понял бы. Разум говорил ей: будь справедлива к нему, не мешай, ведь это его жизнь. Разум говорил ей: он будет любить девочку, он будет ласков с ней…. Многое говорил ей разум, а сердце просто болело — словно ему тесно было в груди.
— Послушай меня, Кэррон. Послушай меня, — сказала она, и голос ее был холоден и тверд, — Каждую ночь она плачет во сне и зовет маму…. И когда они улетят, ничего не измениться. И когда она будет в твоей спальне, она так же будет плакать по ночам. Ты — ты — понимаешь это?
Он молчал, и, почти сдавшись, Элиза выговорила беспомощно:
— Ведь ты всегда был добрым…
— Я подумаю, — сказал он отрывисто, — Ступай спать, Элли.
Он подумал. И через три дня Ра вернулась к родителям, давно уже похоронившим свою дочь.
33. Дневник-отчет К. Михайловой.
Алатороа, Торже, день тридцать второй.
Что же, сегодня я видела его. Лииена с горы Аль. И не могу сказать, что этот визит легко мне дался или принес хоть какую-то радость.
Гора Аль довольно странно выглядит сверху: город расположен лишь на одном склоне, другой же склон весь зарос лесом. Я постаралась над Альверденом не пролетать, я как-то не готова еще видеть этот город пустым и мертвым. Я приземлилась на поляне, откуда видна была университетская стена из красного кирпича, она возвышалась над деревьями, темно-красная граница — университета искусств, старейшего из альверденских университетов, и всего города. Лииен, насколько я помню, рос где-то неподалеку от города, но я немало поплутала, прежде чем отыскала его, причем два раза я прошла от него в метре, наверное. Он выглядел совсем как дерево. Стоял, раскинув свои корявые ветви, большие темные листья шевелило ветром, мимо проплывали клочья тумана, а он молчал и прикидывался деревом, не раскрывая ни глаз, ни рта и стараясь дышать потише. Наконец, до меня дошло, кто из этих деревьев лииен, и я остановилась перед ним — руки в боки, как любила стоять в детстве.
— Ты меня, наверное, не помнишь, — сказала я громко, чувствуя себя несколько глупо: ведь с деревом говорю, хоть бы глаз приоткрыл, а то я чувствую себя совсем уж идиоткой.
— Ты меня не помнишь, но я однажды была здесь с Элизой, женой Ториона. Это друг Царя-ворона, помнишь? Я тогда была маленькой….
И тут посреди ствола распахнулись два огромных глаза. Я сразу замолкла. Глаза у лииена были овальные, темно-синие, совершенно такие же, как у угрюмчиков, но размером каждый с мою голову.
— Маленькая девочка, которая стала большой девочкой? — скрипуче сказал лииен, — Я помню Элизу Идрад, а как же. Помню еще те времена, когда она носила шляпы и костюмы из зеленого бархата. Ей шли шляпы. Но тебя я не помню, нет.
— Меня зовут Ра, — сказала я неуверенно, — Я названная сестра Тэя, князя
— Ах, мифическая княжна Севера?… Нет, кхе, нет. Не помню.
— Склероз? — ляпнула я.
Дерево удивленно посмотрело на меня и зашумело листвой.
— Я вовсе и не стар, — заявил лииен скрипуче, — Ты такая невежливая, девочка, прямо как нынешний Царь-ворон. Он тоже думал, что если я помню еще первого Царя-изгнанника, то я старик. И вовсе не старик!
— Разве деревья живут так долго?
— Я не дерево, — пуще прежнего обиделся лииен.
Я прыснула. Дерево поскрипело и посмеялось вместе со мной.
— Значит, Ра? — отсмеявшись, сказал лииен, — Ра…. А она ведь тоже была Ра.
— Кто?
— Мария.
Я растерялась.
— Мне нравиться проводить параллели, — продолжал лииен задумчиво, даже без скрипа, — Цари-изгнанники и их жены.
— Я ему не жена, — сказала я тихо.
— А история не зеркало, девочка, — я вздрогнула при этих словах: похоже, долго еще у меня будет такая реакция на слово «зеркало», точно так же я вздрагивала, когда они только-только улетели. А лииен продолжал, — Нет, кхе, нет, совсем не зеркало. Но ведь ты не знаешь… что ты могла бы быть… не знаешь, что он хотел сделать… такой добрый…. Так она и сказала ему, дочь старого Идрада, ты ведь добрый, сказала она… и он отказался, но потом все же передумал…. Это она помешала, Идрады все были отчаянные, вот ее дед…. А ты ничего не знаешь, ничего….
Я молчала.
То, на что он намекал, было… невероятно. Невозможно. Невозможно.
— Этого не может быть, — быстро заговорила я, — Кэррон никогда не…
— Не любил тебя? Им любовь для этого не нужна. Просто нашел подходящего ребенка….
— Не может быть, — повторила я онемевшими губами.
— Разве Торион, потомок великого Корда, любил Элизу Идрад? Разве изгнанник любил Марию?
А перед моими глазами встало лицо Кэррона, худое, смуглое, усталое…. И он хотел…. Господи, господи, ведь он знал, как я тосковала по родителям, утешал меня, вытирал мои слезы, а сам хотел лишить меня семьи — навсегда? Да быть этого не может. Кэррон не способен на это, нет.
— Что же ты пришла сюда, Ра? Ты и сейчас можешь стать его женой, ведь тебя не оттолкнет то, что он изгнан, ведь тебе жаль его…
Я покачала головой. Воображение у меня не настолько богатое, чтобы хотя бы представить это.
— Зачем ты пришла, Ра? Хочешь знать, что с ним теперь?… Скоро, скоро ты его увидишь…. Ах, какой он дурак, твой не-муж, Ра, какой дурак! У нынешнего Царя воли-то побольше, чем у Кэррона, хоть я и предпочитал всегда его…
Мне страшно стало, пока я слушала этот скрип. Мне так стало страшно; незаметная тоска закралась в мое сердце и поселилась там, и тоска эта была пуще острого кинжала. И страх этот был пуще острого кинжала. Чего я боялась? — своего понимания, своих подозрений.
— У какого Царя?.. — сказала я хрипло, — Ведь они мертвы…. Ведь они же все мертвы!
— Здесь мертвы. Здесь, девочка. Но некоторых все еще манит та бездна, из которой они пришли сюда.
— Они мертвы!
— Ну, может, и мертвы, — неожиданно согласился лииен.
Может, и мертвы. А может…. Это предположение, само предположение…. Кто-то мог выжить, но даже это дерево не уверено…. Но они могли. Нет, я не верю, что кто-то из них мог бы спокойно наблюдать за происходящим, за полубезумными попытками своего бывшего Царя развязать войну, ту войну, которой они хотели.