Плавать по морю необходимо
Шрифт:
Составной частью «Путешествия вокруг света» Крузенштерна явился исторический очерк, или, как он его называет, «известия о мореплавателях и открытиях россиян в северной части Великого океана». «Хотя я и не сомневаюсь, — пишет он, — что читателям известно повествование о российских открытиях и плаваниях в Великом северном океане, однако, невзирая на то, полагаю, что помещение здесь краткого об оных известия будет не излишним» [65] .
65
Крузенштерн И.Ф. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806
Исторический очерк начинается с размышлений о преобразовательной деятельности Петра I, прозорливо предвидевшего, что «отдаленные сии страны должны сделаться некогда полезными для государства». Автор высоко оценивает достижения предшественников — Беринга, Чирикова, Креницина, Сарычева, Шелихова, говорит о чрезвычайных трудностях, «преодоленных единственно предприимчивым и терпеливым духом россиян». По его мнению, правительство должно поддержать российских мореходов, помочь построению судов, подготовке искусных начальников. Здесь же он говорит о побуждениях, заставивших его войти в министерство с просьбами об организации кругосветного путешествия ради выгод российской торговли. Поначалу все его старания возбудить интерес к «такому предприятию были равномерно тщетны». Положительный ответ пришел, когда автор его уже не ждал. «Более полугода уже прошло, как я разделял счастие с любимой супругой и ожидал скоро именоваться отцом. Никакие лестные виды уже не трогали
сильно меня. Я вознамерился было оставить службу, дабы наслаждаться семейственным счастием. Но от сего надлежало теперь отказаться и оставить жену в сугубой горести». Над личными планами возобладало чувство «обязанности к отечеству».
Лисянский в своей книге считает возможным обойтись без исторической части: ведь его «записки» призваны дополнить описания Крузенштерна. И он начинает с краткого предуведомления, в котором дает список находившихся на корабле «Нева» «чиновников и морских служителей», т. е. всей команды, от капитана до матросов. Дать список команды и Лисянский, и Крузенштерн считают своим нравственным долгом, своеобразной благодарностью участникам плавания. Как и в книге Шелихова, встречаются здесь отдельные зарисовки быта, труда матросов. Как правило, о многотрудной и опасной работе матросов говорится с одобрением и восхищением. «Матросы обоих кораблей работали денно и нощно», — свидетельствует Крузенштерн, но не называет никого поименно. «Радость, что мы скоро оставим Японию, обнаружилась иначе неутомимостью в работе наших служителей, которые часто по 16 часов в день трудились почти беспрестанно и охотно».
По форме «путешественные записки» Крузенштерна и Лисянского — это путевые дневники, своего рода очерки. Документально точно описан путь следования, достопримечательности разных стран, градов и весей, быт, нравы жителей, особенно тех племен, где сохранились родовые нравы и обычаи — своеобразная экзотика прошлого. Это подчас острые социальные наблюдения, вызывающие критику колониализма, хищничества американских, английских и иных претендентов на Мировой океан, равнодушия к нуждам народа царских чиновников. Но все же можно определенно утверждать: в морской документалистике героика будничного труда простых моряков не обойдена. Особенно конкретно она показана в книгах Головнина, Давыдова, Невельского, В. Римского-Корсакова.
Запоминаются у Крузенштерна, Лисянского, Головнина, Давыдова описания природы, особенно картины штормов. Вспомним у Шелихова: «Буря сия была столь велика». Крузенштерн дает подробное описание бури в Тихом океане по пути с Камчатки в Японию: «Ветер, постепенно усиливаясь, достиг в один час пополудни до такой степени, что мы с великою трудностью и опасностью могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. Бесстрашие наших матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В три часа пополудни рассвирепела, наконец, оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного». Любопытно, что сетование автора по поводу отсутствия у него «дара стихотворства» было как бы услышано: в 1807 году в Петербурге вышло отдельным изданием большое стихотворение С.Боброва «Россы в бурю, или Грозная ночь на Японских островах». Стихотворение звучит как здравица
В книге Крузенштерна описана миссия Резанова в Японию, рассказывается о Камчатке, Сахалине.
Конкретным, интересным материалом насыщены страницы книги Лисянского, посвященные пребыванию мореходов в Русской Америке. Это и встреча с Барановым и русскими промышленными людьми, и путешествие в глубь острова, и взаимоотношения с местными жителями. Описания «населены»: в них обрисованы фигуры русских землепроходцев Арбузова, Повалишина и др. Автор проявляет интерес к легендам аборигенов, людей Севера. Любопытно, что записывает он ту же легенду, на которую обращено внимание и в книге Шелихова («сей народ… почитает же несколько птицу — так называемого ворона»).
«Некто рассказывал мне историю о сотворении острова таким образом: „Ворон принес свет, а с неба слетел пузырь, в котором были заключены мужчина и женщина. Сперва они начали раздувать свою темницу, а потом растягивать ее руками и ногами, от чего составились горы. Мужчина, бросив на них волосы, испустив из себя воду, произвел моря. Плюнув же в канавки и ямы, вырытые мужчиной, она превратила их в рощи и озера…“»
Легенда о вороне-светоносце, о людях-богатырях, творящих землю и все вокруг, найдет отзвук в книге русского морского офицера, исследователя Аляски Лаврентия Загоскина «Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная в 1842, 1843 и 1844 гг.», изданной в 1847–1848 годах и переизданной в 1956 году, а затем, уже в наше время, в историческом романе Сергея Маркова «Юконский ворон» (о Загоскине).
Личность автора — какой она видится из книги Лисянского? Что он замечает, о чем размышляет? Итак, что же главное в нем? Подвижничество, любовь к своему делу, честность, мужество, стойкость. Эти черты характера проявляются в повседневности морских дел. Мы видим Лисянского, беседующего с матросами. Видим, как приходит он на выручку правителю Русской Америки Баранову и с ходу, после тяжелейшего испытания морем, штормами, устремляется в бой. Видим, как пo-человечески чутко относится он к аборигенам, тонко подмечает детали их быта, обычаев, поверий, предрассудков, общается с ними. Примечателен эпизод, в котором рассказано о том, как однажды ночью корабль сел на мель. «Вся команда, оставив свои койки, бросилась крепить паруса, а штурман между тем обмеривал глубину вокруг судна, которое остановилось посреди коралловой банки».
Гибельное место было изучено и отмечено на карте. Автор лишь сожалеет о том, что ему не удалось исследовать остров досконально. Не будь несчастного случая, пишет он, «отыскал бы что-нибудь важнейшее, ибо нет труда, которого бы преодолеть, нет опасности, которой бы перенести я не согласился, лишь только бы сделать путешествие наше полезнейшим и новыми открытиями доставить честь и славу Российскому флагу». Что это — лишь словесная декларация? Нет, конечно. За этими словами — дело, подвиг.
Последний отрезок пути от южной оконечности Африки до Англии был преодолен за 42 дня без заходов в порты. Лисянский решился на такой длительный переход, требующий огромного напряжения, потому что был уверен: «Столь отважное предприятие доставит нам большую честь, ибо еще ни один мореплаватель, подобный нам, не отважился на столь дальний путь, не заходя куда-либо для отдохновения. К столь смелому подвигу много побуждало меня и самое желание моих подчиненных, которые, быв в совершенном здоровье, о том токмо и помышляли, чтобы отличить себя чем-нибудь чрезвычайным». Лисянский придет в Кронштадт чуть раньше Крузенштерна, за что последний будет на него не в шутку обижен. Но славы им хватило на двоих — и эта слава обеспечена не только самими путешествиями, но и книгами, которые каждый из них написал.
Как видим, не только факты, эпизоды, но и живое размышление автора цементирует все повествование. Лисянский не боится громких слов о подвиге, но как сдержанно, с какой внутренней силой они произносятся! А потому, подчеркнем еще раз, в структуре книги эти публицистические «отступления» — не риторика. В них — суть героического характера. Высокое слово в ладу с высоким делом.
Дорогами мореходов
Русская документальная маринистика и героика освоения Дальнего Востока
В.М. Головнин, В.А. Римский-Корсаков