Плавать по морю необходимо, Крившенко Сергей Филиппович

Плавать по морю необходимо

на обложку

Крившенко Сергей Филиппович

Шрифт:

Заметным шагом в развитии документальной маринистики стали своеобразные книги-путешествия Василия Михайловича Головнина. Его «Записки о приключениях в плену у японцев» и «Путешествие вокруг света на шлюпе „Камчатка“» широко известны.

На долю русского мореплавателя В.М. Головнина выпало столько опасных и увлекательных приключений, что это может показаться неправдоподобным. Головнин участвовал в морских сражениях, дважды был в кругосветных плаваниях, почти три года провел в плену у японцев и всегда, при всех обстоятельствах сохранял присутствие духа, мужество и верность отечеству. С юных лет он вел «записную книжку», в которой фиксировал все сколь-нибудь значительные события своей жизни, а будучи на корабле, в любых обстоятельствах вел журнал. Своей привычке он не изменил и в японском плену, где, казалось, положение было безвыходным. Ему не дали ни бумаги, ни карандаша. Оставалось «завязать узелок на память». И Головнин так и сделал. «За неимением бумаги, чернил или другого, чем бы мог я записывать случившиеся с нами примечательные происшествия, вздумал я вести свой журнал узелками на нитках. Для каждого дня пребывания нашего в Хакодате завязывал я по узелку. Если в какой-то день случилось какое-либо приятное для нас приключение, то ввязывал я белую нитку из манжет, для горестного же происшествия черную шелковинку из шейного платка; а если случалось что-нибудь достойное примечания,

но такое, которое не опечалить нас не могло, то ввязывал я зеленую шелковинку из подкладки моего мундира. Таким образом, по временам перебирая узелки и приводя себе на память означенные ими происшествия, я не мог позабыть, когда что случилось с нами» [66] . Как видим, сами обстоятельства продиктовали жанровый характер книги: это не просто дневники, поденные записи, а книга-воспоминание.

Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах. Хабаровск, 1972. С. 107.

Благодаря этому «журналу» Головнин после возвращения на родину написал свои записки, впервые опубликованные в журнале «Сын отечества». В 1816 году записки вышли отдельным изданием. Они были переведены почти на все европейские языки. Много раз издавались в дореволюционное время. В наши дни были изданы сочинения В.М. Головнина (1949), осуществлен ряд изданий. В том числе в серии «Дальневосточная историческая библиотека» — авторитетное научное издание.

Литературная одаренность Головнина была замечена уже современниками. В журнале «Сын отечества», где появились эти записки, было написано: «Капитан-лейтенант Головнин, известный продолжительными страданиями в японском плену, сделал путешествие вокруг света и путевыми своими записками украсил „Сына отечества“ [67] ». В 1820 году в февральской книге «Невского зрителя» Кюхельбекер писал, что между прозаическими статьями первых пяти книжек «Сына отечества» первое место занимает «Путешествие вокруг света» Головнина. «Когда мы услышали, что в „Сыне отечества“ будут появляться время от времени описания пера г-на Головнина, мы обрадовались и приготовились читать статьи занимательные, написанные без всех пустых украшений, восторгов и восклицаний, — мы не ошиблись» [68] . Будучи в ссылке Кюхельбекер еще раз добрым словом вспомнит «Записки» Головнина в своем дневнике. Приветствуя выход «Путешествия…» отдельным изданием, А. Бестужев-Марлинский в своей статье «Взгляд на русскую словесность в течение 1823 года» спешит обрадовать читателей сообщением о книге Головнина и поэме Пушкина «Бахчисарайский фонтан». О путешествии Головнина, в частности, говорится: «Первая часть оного посвящена рассказу и описаниям истинно романтическим; слог оных проникнут занимательностью, дышит искренностью, цветет простотою. Это находка для моряка и для людей светских» [69] . Л. Толстой прочитает записки в 1853 году «с удовольствием» и введет их в круг детского чтения [70] .

Сын отечества. СПб, 1821. № 4. С. 149.

Литературно-критические работы декабристов. М., 1978. С. 176.

См.: Бабушкина А.П. История русской детской литературы. М., 1948. С. 303.

Описывать только виденное, испытанное — это не только декларируется автором, но подтверждается каждой страницей. Доподлинность и одновременно живописность сразу были замечены критикой. «Головнин описал свое пребывание в плену японском так искренно, так естественно, — замечал А.А. Бестужев, — что ему нельзя не верить. Прямой, неровный слог его — отличительная черта мореходцев — имеет большое достоинство и в своем кругу занимает первое место после слога Пл. Гамалеи, который самые сухие науки оживляет своим красноречием» [71] .

Литературно-критические работы декабристов. М., 1978. С. 176.

С первых страниц и до последних читатель как бы «погружен» в это путешествие: видит зримо, что делают, как ведут себя, о чем думают и что переживают герои документального повествования. Да, мы вправе говорить о героях повествования, ибо они предстают как живые люди, со своими чертами характера. Прежде всего, это сам рассказчик (вполне правомерно говорить об образе рассказчика). Это волевой человек, закаленный моряк, искушенный во многих жизненных превратностях, способный сохранить силу духа, хладнокровие в суровых испытаниях. Жестокие измывательства не отвращают его от японцев, он видит, что среди них есть добрые люди, особенно среди солдат, которые стремятся облегчить участь русских моряков. От автора не ускользнуло то, что чаще «столько доброты сердца» проявляют простые люди, «по наружности долженствовавшие быть из последнего класса в обществе». «Самый величайший пример человеколюбия и добродетели» нашли русские моряки в одном солдате, который своими поступками трогал их до слез. Скупыми штрихами автор рисует портрет этого солдата, сообщив имя «сего достойного человека — Кана».

Не только в действиях, но и в размышлениях об отечестве, о смысле человеческой жизни выражается пафос личности центрального героя, как, впрочем, и пафос всего повествования. Повесть полна драматизма, и этот драматизм не надуманный — сюжет дает сама жизнь: вероломный захват в плен, тюрьма, побег, десятидневное скитание по горам и лесам, новое заточение в тюрьму… «Мысль о вечном заключении и о том, что мы уже никогда не увидим своего отечества, приводила нас в отчаяние, и я в тысячу раз предпочитал смерть тогдашнему нашему состоянию» [72] . Именно в плену узнают моряки, что русские оставили Москву, но именно в плену к ним доходит весть и о наступлении Кутузова. Идея русской чести связана и с рассказом о героическом поступке матроса Макарова, который не оставил капитана Головнина в беде, тащил на себе, а в минуту опасности, преодолевая утес,

спас его от гибели. Идея чести связана и с рассказом об отступничестве мичмана Мура. В плену, не выдержав морального давления, он отказался от побега, пошел против своих товарищей. Исследуя это падение, автор поясняет, что такое внимание к подобным поступкам объясняется нравственной задачей его повествования. «Прошу читателя быть уверенным, что повествую об них здесь отнюдь не с тем, дабы выставить перед ним состояние, в котором я и несчастные мои товарищи несколько времени находились в полном ужасе, но чтобы примером сим споспешествовать, хотя несколько, к отвлечению молодых людей от подобных заблуждений, буде судьбе угодно будет кого из них ввергнуть в такое же несчастье, какое мы испытали, и показать им страшным опытом, что из всех возможных пороков ни один так тяжело не лежит на сердце, как отречение от своего отечества или даже самое покушение на оное, коль скоро человек обратится опять на правую стезю и будет размышлять беспристрастно о своих поступках. А особливо, если то был человек, имевший совесть и добрые чувства…» [73] .

Головнин В.М. Указ. соч. С. 149.

Головнин В.М. Указ соч. С. 250–251.

Среди других лиц, которые раскрыты в действиях, — это и офицер Рикорд, и матросы Шкаев, Симонов, Макаров, и японские чиновники. Через все повествование проходит фигура курильского переводчика, представителя айнов, которого зовут Алексеем Максимовичем. В его облике автор выделяет откровенность, доброту, отзывчивость, честность. Это одно из первых изображений в русской документальной литературе представителей малых племен Дальнего Востока — представителя айнов. Надо отметить, что фигура Алексея согрета в книге авторской симпатией, чувством уважения, гуманизмом. Традиция, которая в русском очерке-«путешествии» идет от самих основ — от Крашенинникова до Арсеньева.

Свой нравственный долг перед читателем выполнил и капитан П.И. Рикорд, который после захвата Головнина японцами принял на себя командование шлюпом, энергично содействовал его освобождению. «Записки флота капитана Рикорда о плавании его к японским берегам в 1812 и 1813 годах и сношениях с японцами» были изданы в том же 1816 году, что и книга Головнина. Сам автор рассматривал свои записки как «дополнения к записям капитана Головнина». И не случайно в серии «Дальневосточной исторической библиотеки» «Записки» Рикорда публикуются как приложение к книге В.М. Головнина.

«Новое путешествие…» О. Коцебу захватывает большой жизненный материал. В первой части дано описание плавания к берегам Бразилии, многих островов Тихого океана. Во второй части описывается плавание в Калифорнию, на Сандвичевы острова, посещение острова Святой Елены, возвращение в Россию. Несомненно, по литературным достоинствам это одно из наиболее ярких произведений документальной литературы. В кратком «Предисловии» О. Коцебу оговаривает, что его произведение «не претендует на то, чтобы быть причисленным к трудам знаменитых мореплавателей», однако находит, что оно «заслуживает обнародования хотя бы в интересах будущих мореплавателей». Не лишена интереса мысль Коцебу о том, что «описание малоизвестных или вовсе неизвестных земель, характеристика тамошних обитателей, как и рассказ о пережитом среди них, способны вызвать не меньший интерес, чем среднего достоинства роман» [74] . Не скажем, что это преувеличение. Более того, роман среднего достоинства не способен подчас сохранять значение свое на долгое время. А книга-путешествие сохраняет. Автор привлекает наше внимание не к узкоспециальному а к общеинтересному, будь то описание шторма, будничного плавания или встреч в Рио-де-Жанейро, приема гавайской королевы на корабле, или посещение могилы Наполеона на острове Святой Елены, или истории русских промышленников в Русской Америке… Автор предстает человеком глубоко гуманным, имеющим свой взгляд на явления действительности. Недвусмысленно осуждает он жестокость, стяжательство, религиозное ханжество, погоню за наживой, цинизм. От его взгляда не укрывается хищническая хватка американских и английских дельцов, своекорыстные интересы католических миссионеров. Он резко обличает насилие, даже если оно прикрывается благими целями.

Коцебу О. Новое путешествие… М. 1987. С. 24.

Английские миссионеры навязывают религию силой. «Были убиты все те, кто не хотел переходить в новую веру. Религиозное рвение породило тигриную ярость в сердцах прежде столь кротких людей. Пролились потоки крови, целые племена были истреблены…» [75] . И вывод из такого ряда фактов: «Та религия, которую приходится распространять силой, уже по этой причине не может быть истинно христианской» [76] . Так отметается автором «фальшивое христианство». Обличает Коцебу не только «кровавое насаждение миссионерской религии», но и спаивание населения. На долю Коцебу выпало счастье открыть атолл Бикини (9 октября 1825 года). Но какой трагедией для всего живого обернулось это открытие! Уже в нашем столетии здесь, на Бикини, американская военщина в 1946–1962 годах проводила испытание ядерного оружия… Какие бы слова нашел Коцебу, который протестовал против любой опустошительной эпидемии, направленной против коренных жителей дальних островов. Коцебу клеймит работорговлю неграми, которая проводится в Бразилии «со всей бесчеловечностью, порожденной корыстолюбием». Он отстаивает право индейцев иметь свою культуру, видит перспективы ее развития. Вот откуда проступает через все повествование образ духовно богатой, благородной человеческой личности. С чувством достоинства пишет О.Коцебу о моряках своего экипажа, которые находят общий язык с островитянами. Жестокость, негуманное отношение к аборигенам — вот что, по мысли Коцебу, погубило даже такого знаменитого капитана, каков был Кук. «Кук забыл, к чему обязывает его положение, и совершил ряд весьма жестоких и бесчеловечных поступков», — пишет Коцебу [77] . Своим гуманизмом «Новое путешествие…» Коцебу обращено к сегодняшнему дню: сколько «средних романов» пережила эта книга. И еще переживет — и во многом в силу своей гуманности, благородства.

С. 109.

С. 107.

С. 277.