Плавать по морю необходимо
Шрифт:
«Пахали дружно. Добрые кони, когда-то дикие, привыкшие теперь к борозде, тянули сохи, покорно слушались окрика, мирно фыркали и на остановках тянулись шершавыми губами к полевому цветку.
И кони вместо быков, и отполированные целиной блестевшие железные сошники, и пахари в нахлобученных от жары картузах, ситцевых рубашках были такие же, как и на старой родине. Даже жаворонок кричал так же в синем небе, а каемка леса на горизонте показалась теперь перенесенной из-за Волги и Урала.
— Каждый человек родное в сердце носит, — сказал как-то Алексей…»
Родное живет и в душе Алексея Емелина, и в душе Луки Путаницы, и в душах промышленных людей, которые шли сюда, за море-окиян в поисках своего мужицкого, своего человеческого
Людям мужественным, честным, благородным в романе противостоят люди корыстные, хищные, нравственно-убогие. Это и Лещинский, авантюрист и предатель, не знающий ни родины, ни нации, «тихий и скромный с сильнейшими, наглый и жестокий со слабыми», и международные пираты О’Кайль и Даниэль Робертс — измельчавшие последователи тех, кто в поисках «золотой» страны Эльдорадо не останавливался ни перед грабежом, ни перед убийством ради своего обогащения; это и коварный Гервасио, домогающийся руки Кончи.
Автор показывает сложные взаимоотношения русских с местными племенами. Вот Котлеан — глава племени, которое совершает нападение на русские поселения. Старый вождь вначале считает, что русские такие же завоеватели, как и те, кто на юге Америки огнем и мечом уничтожал поселения индейцев. Но действия русских заставляют его о многом подумать. Русские строят школы. Русские хотят жить с индейцами в мире. Русские занимаются хлебопашеством. Не случайно старый Котлеан приходит проводить Баранова на родину, он уважил этим его за справедливость, за человеческое благородство.
В романе «Великий океан» правдиво рассказано о мужественных людях, сделавших замечательные открытия на Тихом океане. И не жалостью к потерянным землям (как известно, в 1867 году царское правительство продало Аляску Соединенным Штатам за ничтожную сумму в семь миллионов долларов), а восхищением перед подвигом русских первооткрывателей продиктовано обращение писателя к этой странице истории.
Еще одна страница истории Русской Америки воссоздана в романе С. Маркова «Юконский ворон» (1946). Автора заинтересовала фигура Лаврентия Загоскина — одного из замечательных людей России первой половины XIX века. Ему принадлежит заслуга обследования Аляски, в частности, в 1842–1844 гг. он исследовал течение реки Юкон на протяжении 600 морских миль. После возвращения из Америки Загоскин жил в Рязанской губернии.
Сергей Марков, проделавший огромную работу в архивах, постарался восстановить действия своего героя как историк и художник, проникнуть в мир его душевных интересов. Несомненно, автор не мог пройти мимо записок самого Загоскина. Но он не следовал им досконально, не копировал их. Казалось, все документы были в руках писателя. «Но и этих документов оказалось мало для того, чтобы написать повествование „Юконский ворон“, — писал С. Марков. Ему помогло многолетнее изучение исторических материалов о Русской Америке, изучение жизни русских людей, живших на Аляске.
Эти картины с реальной ощутимостью и рисует Сергей Марков. В роман как бы врывается стужа зимних аляскинских дней и ночей, когда от мороза лопаются, трещат лиственничные бревна избы. Реально чувствуешь, какая недюжинная нужна сила воли, чтобы в любую непогоду идти, исследовать, наносить на карту. Загоскин показан как человек, одержимый идеей — разведать недра, открыть их богатства, отдать людям. Судьба матроса 2-й статьи Загоскина, разжалованного из офицеров за свободомыслие, драматична. Свысока, с холодной пренебрежительностью разговаривает с ним главный правитель российских колоний в Северной Америке Людвиг Карлович (эта сцена написана с сатирическим нажимом пера). Не удалось Загоскину доказать и петербургским чиновникам, что его открытия важны, — ни к чему не привели хождения по инстанциям. Но можно ли поддаваться унынию? Загоскин пишет книгу, а писать ему есть о чем. На Аляске он сумел найти не только богатства недр, но и дороги к сердцам аборигенов. В романе названо имя А.С. Пушкина. И названо не случайно. В 1836 году в журнале „Современник“ была напечатана
В книге образ Лаврентия Загоскина поэтизируется, как поэтизируются образы старого индейца Кузьмы и девушки-индианки Ке-ли-лын, полюбившей русского путешественника. Эта романтическая окрашенность не противостоит бытовой правде, которая создается точностью описаний, жизненностью образов. Писатель стремится не просто изложить факты, но вникнуть в духовный мир Загоскина. Проблема русского национального характера связана в романе и с гуманистической отзывчивостью Загоскина людям других племен, индейцам, с верностью ученого родной земле, ради которой он решается на такое путешествие. Внутренний строй души — это строй православного русского человека, патриота своей родины. В далекой Америке он записывает в свой дневник (здесь писатель прикасается к духовному началу в своем герое):
«Благословенны просторы отчизны, занесенные снегами. Любезен сыновнему сердцу вид рябины, склонившейся над алмазным сугробом. Разрой снежный холм и найдешь в его недрах кисть осенних ягод. Пролежав в снегу, они обрели большую прелесть. Снег и мороз не смогли погубить их.
Подобна им и русская душа. Суровая метель заметает ее. Борей леденит своим дыханием, но она горит алой рябиной на белом сугробе.
Не вечны ни снега, ни вьюга — бессмертно горение русской души».
Образ рябины… Возвышенно-романтический и вместе с тем реально-земной образ русской души… Тут есть народно-поэтическое, корневое, русское. Впоследствии этот образ появится и в стихах Сергея Маркова:
Алою рябиной на сугробе Пламенеет русская душа.О самом поэте-землепроходце Сергее Николаевиче Маркове теплые воспоминания написала русская поэтесса Лариса Васильева в книге «Облако огня» (1988). «Он делает историю поэзией и поэзию историей» — это из очерка «Мастер».
Лиричны исповедальные страницы, где автор предоставляет слово своему герою. Марков показывает, что Загоскин мучительно ищет нужное слово, чтобы передать пережитое: «… его часто мучили сомнения, как писать все это не только с точки зрения ученого. Научные описания у него выходили. Но Загоскину хотелось иного. Как передать на бумаге картину северного сияния, серебряный грохот водопада, кружение радужных птиц над раскрывшимися цветами? Как показать душу индейца Кузьмы, рассказать о подвигах дедушки-тойона Ке-ли-лын? И, наконец, самым трудным Загоскину казалось писать о себе, особенно о тех мгновениях великого душевного напряжения, которые зовутся подвигом, любовью, отвагой и без которых немыслима была для него жизнь…» Писатель, как видим, стремится постичь и те мгновения «душевного напряжения», когда его герой поглощен творческим процессом — притягательным и нелегким.