Плебейка
Шрифт:
Пока я приходила в себя от озвученной цифры возраста Фабия, мерзавец подошел ближе. Склонился к моему лицу, шумно вдохнул воздух у моего виска и прошептал низким хрипловатым голосом, – а я еще помню. Могу показать.
– Спасибо, уже показал, – я резко отшатнулась, – мне не понравилось.
Домин хмыкнул и выгнул бровь. Стоило признать, парень был поразительно красив. Сейчас вблизи я, наконец, его полностью рассмотрела и оценила скульптурные черты узкого хищного лица. Он был очень похож на брата, такой же темноволосый, кареглазый, с оливковой кожей, острыми скулами
Растус поднял голову, осмотрел холл и бросил недовольно:
– И нужно было покупать эту халупу? Нищета…
Это он так шутит? Страшно представить, что тогда у них на Эбусусе, то есть Ибице, если это поместье он посчитал нищенским. Или я ничего не понимаю в роскоши.
– Я нашла скисы, их тут целая куча в подвале, – в комнату вбежала Аврора, – мы можем… – ее радостный голос резко оборвался. Я удивленно обернулась и увидела застывшую в поклоне фигуру девушки. – Господин… – пролепетала она.
За спиной Авроры показался управляющий. Он поклонился еще ниже, чуть ли не до пола. Домин небрежно кивнул, повернулся ко мне и многозначительно подмигнул, словно говоря – вот так нужно приветствовать хозяина. Руки зачесались от дикого желания залепить пощечину. За тот темный коридор в клубе, где я испытала жуткий страх перед насилием, за Аврору, которая сейчас унижается перед этим мерзавцем. И вообще, что за плебейские привычки?
Я отвернулась от домины, подошла к Авроре и взяла ее за руку и потянула на себя, заставляя встать прямо.
– Пойдем, нам нужно переодеться перед обедом, – и заодно поговорю о мнимой субординации. За какие такие подвиги нужно кланяться доминам? Только потому, что они родственники императора?
Оказалось, что Аврора чуть ли не автоматически сгибает спину.
– Так все делают, – ответила она на мое негодование, – с давних времен. Мой дед и его дед и так далее. Меня словно подталкивают. Я сама хочу поклониться.
Нейролингвистическое программирование? Или скорее условный рефлекс, заложенный в гены тысячи лет назад.
– А могут ли домины как-то влиять на сознание? – меня давно мучал этот вопрос.
Аврора пожала плечами.
– Вряд ли, – ответила задумчиво, – дед говорит, что способности домин связаны только с их телом и не выходят за его пределы. А вообще, кто знает…
Девушка весело улыбнулась и побежала переодеваться в свою комнату. Она вообще не воспринимала поклоны, как что-то унизительное или ненормальное. Я же зверела, глядя на склоненную спину.
Обед прошел в злобно-напряженной обстановке. Поверенный семьи Лукрециев молча сидел и цедил вино, Аврора тоже не отсвечивала, глядя строго в тарелку. Зато мы с Растусом развлекли всех – шипели друг на друга как кошка с собакой. Сам виноват. Вот зачем было так нагло отвечать на мой безобидный вопросик: «Каким ветром занесло такого важного гостя на этот убогий остров?»
– Решил проинспектировать новую
Если он называет меня на «ты», то и я не буду стесняться. Против Фабия, к которому я испытывала уважение, почтительность из-за его возраста, опыта, положения или чего-то другого, этот недонасильник вызывал у меня лишь раздражение и желание уколоть больнее.
– У тебя странный акцент, – продолжил допрашивать домин, – такое ощущение, что ты говоришь на латинском недавно. Откуда ты?
– Ты не знаешь? Я же потеряла память, – ответила легкомысленно, – и пока не нашла.
Аврора не удержалась и хмыкнула. Растус перевел взгляд на нее. На лицо набежала тень.
– Нетрудно догадаться, что вы здесь затеваете, – произнес он холодно. Аврора напряглась. Я увидела, как побелели ее пальцы, судорожно стиснув вилку, – донна Просперус, вы подписали договор и лишились всяких прав на ребенка. Не забыли?
Почему он так разговаривает? Девушка сжалась, словно от удара. Я же наоборот, вскипела от злости. Есть у меня такая особенность в характере, не слишком полезная для профессии журналиста – болезненное чувство справедливости. Если вижу грубость в отношении друзей или родных – вспыхиваю и лезу в драку.
– Но увидеть она его может или и это запрещено? – прошипела ядовито. Я читала договор, там ничего не было про «увидеть». Просто пробраться на остров для обычного человека невозможно, детей охраняли, как великую драгоценность. Домашнее обучение, потом закрытые школы – домины почти не соприкасались с людьми.
– Заранее готовишь почву? – видя мое непонимание, пояснил, – для своего ребенка. Думаешь, ты тоже сможешь с ним встречаться?
– Повторяю для особо тупых. Я не собираюсь никого никому рожать, – произнесла я, медленно цедя слова сквозь зубы, – сколько можно раз повторять? Беда с памятью?
Поверенный, сидящий напротив, испуганно икнул и уткнулся носом в очередной бокал. Я зло сощурила глаза. А домин наоборот, развеселился. На аристократической физиономии расцвела ехидная ухмылка. Он наслаждался ссорой. Действительно, кто еще кроме меня сможет сказать правду в лицо.
– Посмотрим, сколько ты продержишься, – Растус промокнул губы салфеткой, небрежно бросил ее в тарелку. У меня сердце сжалось, видя, как тонкая льняная ткань окрашивается пятнами от еды, – а я понаблюдаю. Давно не было ничего интересного в семье. Ставлю на месяц. А ты? – он повернулся к господину Таллану, тот неуверенно пожал плечами.
– Ээээ… две недели? – выдавил вынужденно.
Я провела хмурым взглядом выходящего из столовой домина. А он изменился. Здесь, в своем поместье, он вел себя совершенно по-другому. Не выглядел той замороженной глыбой, какую мы наблюдали в доме Просперусов, а вполне нормальным для своего возраста парнем. Хмурился, улыбался, даже смеялся. И этот чертовый бриллиант в ухе… Постоянно отвлекал и слепил глаза.